Что сейчас в антарктиде
# антарктида – последние новости
Смотрите также:
Запретная зона: Почему современные самолёты никогда не летают над Антарктидой
Япония выдвинула претензии к России из-за Антарктиды
Антарктида — космопорт Земли: Почему в США считают, что не справятся с обитателями ледяного континента
Появились кадры, как айсберг размером с Мальорку откололся от Антарктиды
Второй Тунгусский: в Антарктиде нашли следы гигантского взрыва
От Антарктиды откололся айсберг размером почти с Санкт-Петербург — видео
Никакого глобального потепления: учёный предрёк человечеству малый ледниковый период
Учёные нашли во льдах Антарктиды неизвестных животных. Они похожи на губок
Читаемое
Лондонский суд разрешил экстрадицию Ассанжа в США
Смотрели кино и пили чай с вафлями: В Норильске около 130 человек ночевали в кинотеатре из-за сильной метели
Игра в «Кальмара»: Зачем Украина подогнала военное корыто «Донбасс» к Крымскому мосту
Тотальный передел: Кому с 1 января поднимут зарплаты и чем необычна эта прибавка
Борец с коррупцией и коммунальщик: Откуда у сити-менеджера Ростова-на-Дону часы за несколько миллионов
Первый форпост в Антарктиде: как русские покорили ледяной континент и опередили американцев на 3 дня
Тайная директива адмирала Кузнецова и битва за Антарктиду
Что прячется подо льдами Антарктиды и как она стала ледяным материком
Чуть больше 200 лет назад, а именно 28 января 1820 года, русские моряки Фаддей Беллинсгаузен и Михаил Лазарев открыли один из самых малоизученных материков на сегодняшний день — Антарктиду. Недавно ученые выяснили чуть больше о ее прошлом. Рассказываем полную историю Антарктиды.
Читайте «Хайтек» в
Антарктида — какая она сейчас?
Антарктида — континент, расположенный на самом юге Земли. Ее центр примерно совпадает с Южным географическим полюсом. Омывается Атлантическим, Индийским и Тихим океанами. Многие считают Антарктиду ледяной пустыней. Но это не совсем верно. Да, льда там и правда много, но формации его настолько разные и красочные, что на пустыню это совсем не похоже. Например, айсберги Антарктики — самые большие и красивые на планете, в Арктике таких не увидишь. Многие сравнивают айсберги с ледяными скульптурами — их формы могут быть самыми причудливыми.
Также там есть целые «здания» из айсбергов — с «окнами», «арками», «колоннами» и пещерами. Цвет ледяных «скульптур» и «архитектуры» — всех оттенков синего, от голубого до бирюзового и даже сиреневого. Даже в пасмурную погоду можно увидеть мерцание айсберга, идущее откуда-то изнутри. А на солнце синева льда сияет так, что без солнцезащитных очков не взглянешь.
Сейчас на Антарктиде холодно. Но не везде. Рекорд низкой температуры и вправду зарегистрирован на континенте Антарктида (около –90 °С), но глубоко внутри восточной части континента. Если же вы решите открыть для себя Антарктиду, то сделаете это, скорее всего, в западной части континента, на Антарктическом полуострове. И вот здесь вас ждет сюрприз — настоящее антарктическое лето, с шумным многообразием жизни и +15 °С на солнце. Пик «жары» приходится на конец декабря — начало января.
А что было в прошлом?
А прошлом Антарктида сильно отличалась от ледяного материка, который существует сейчас.
В юрский период, 180 млн лет назад, Антарктида была частью Гондваны. Этот древний суперконтинент распадался и больше не существует. 180 млн лет Гондвана, состоящая из Африки, Антарктиды, Австралии, Индии и Новой Зеландии, начинает распадаться. Динозавры правят миром уже почти 30 миллионов лет. После начинают появляться первые цветущие растения, а также млекопитающие и птицы. Южная Атлантика рождается вместе с распадом Гондваны.
С наступлением меловой эры, около 100 млн лет назад, Антарктиду покрывают обширные леса. В основном они состоят из огромных папоротников и хвойных деревьев. Примерно 96 млн лет назад Австралия и Новая Зеландия отделились от Антарктиды, и она начала свое одиночное плавание. Около 70 млн лет на материке господствует полутропический климат, а сам он продолжает дрейфовать на юг. 65 млн лет назад астероид врезался в землю у побережья Юкатана, Мексика. Ученые уверены, именно это и убило динозавров. Они больше не господствующий вид — на их место пришли млекопитающие.
Во время палеоцена, 60 млн лет назад, на Антарктиде становится заметно холоднее. На материке господствует прохладный умеренный климат, как в современной Великобритании. Массовое вымирание в конце мелового периода оставляет пустые ниши, которые раньше занимали ныне мертвые динозавры, гигантские морские рептилии и другая флора и фауна. Чтобы заполнить эти ниши, появляется множество новых видов.
Во время эоцена, около 40 млн лет, появляются первые большие ледяные шапки. Антарктида обосновывается над Южным полюсом. Считается, что отчасти это связано с тем, что климат планет Земля становится холоднее по мере падения уровня углекислого газа в атмосфере.
Эпоха олигоцена (38-26 млн лет назад) окончательно закрепило за Антарктидой звание самого холодного, ветренного и южного материка на Земле.
А 25 млн лет назад, во время миоцена, весь антарктический континент покрывается льдом. Спустя 20 млн лет назад формируется Антарктическая конвергенция — зона Южного океана, окружающая Антарктику, в которой холодные, текущие на север воды встречаются с более теплыми водами Тихого и Атлантического океанов.
Когда Антарктида отделилась от других массивов суши, возникло антарктическое циркумполярное течение, которое привело к тому, что континентальные погодные системы стали более изолированными от остального мира, температура продолжала падать, и ледяная шапка начала расти. Антарктическое циркумполярное течение — холодное поверхностное океаническое течение протяженностью до 30 тыс. км при ширине до 2,5 тыс. км в Южном полушарии, огибающее между 40° и 50° ю. ш. с запада на восток земной шар. Это единственное на Земле течение, которое проходит через все меридианы.
Именно циркумполярное течение изолирует погодные системы Антарктиды от остального мира.
Что скрывается подо льдами Антарктиды?
Довольно долго ученые считали, что Антарктида представляет собой цельный континент, который некогда был един с Австралией, а потом покрылся километровым слоем льда. Но последние данные дали новую почву для размышлений: геология под ледниками говорит о том, что Антарктида состоит из множества древних континентов.
Команда геофизиков из Кильского университета в Германии провела новое исследование ледяного материка. Оказалось, что Восточная Антарктида состоит из нескольких кратонов, которые являются ядрами континентов, существовавших ранее. Кратон — древняя платформа, стабильный участок континентальной коры архейского времени. Кратоны занимают большую часть объема всех континентов, располагаясь в центральной части плит и распространяясь на миллионы квадратных километров. Эти участки земной коры неспособны к преобразованию путем смятия слоев горных пород и их складывания.
По словам ученых, из-за того, что континент настолько удален и погребен подо льдом, Антарктида является чем-то вроде белого пятна на геологической карте. Исследователи использовали данные гравитационного поля Европейского космического агентства (ESA) и стационарного спутника Ocean Circulation Explorer (GOCE), чтобы заполнить пробелы.
В ходе научного проекта ученым удалось удалить лед в виртуальной модели Антарктиды и сосредоточить внимание на литосферных плитах. Кора восточной части материка толще, чем в западной: ее толщина составляет от 40 до 60 километров. Области имеют совершенно четкую границу толщин, что говорит о наличии осколков горных массивов под толщей замерзшей почвы. Чтобы более точно понять форму этих образований, геофизикам необходимо пробурить скважины и получить пробы из породы.
Ледовый апокалипсис. Как таяние Антарктиды погубит человечество
NASA опубликовало шокирующие кадры с Южного полюса. Льды тают, причём происходит это так стремительно, что разговоры о конце света перестают быть фантастическими. Есть версия, что если таяние будет продолжаться с той же интенсивностью, то цивилизации осталось всего несколько даже не веков, а десятилетий.
Кадр из фильма «Послезавтра» © Кинопоиск
Жаркое дыхание Антарктиды
На этой фотографии остров Игл на Антарктическом континенте. Снимки сделаны со спутника Landsat-8 при помощи прибора дистанционного зондирования. Слева остров — он по центру и чуть левее — практически полностью покрыт льдом, тогда как на снимке справа уже видны прогалины. А в самом центре оставшейся ледяной шапки образовалось озеро. Разница между снимками — не годы и не месяцы: первый был сделан 6 февраля, а второй — 13 февраля. То есть между заснеженной Антарктикой и растаявшей прошла всего неделя. За это время растаяло 10 сантиметров снежного покрова — почти пятая часть.
Температура воздуха к 13 февраля побила антарктический рекорд и достигла 18,3 градуса по Цельсию. А уже 14 февраля установилась на 20 градусах, также потеплела и вода в океане. Такого стремительного изменения учёные не ждали. Это вновь подтолкнуло к разговору о том, что таяние льдов — не банальные пугалки экозащитников, а реальная проблема, которая может поставить человечество на край гибели. Ведь если исчезнут антарктические ледники, погибнут миллионы.
Часы ледового апокалипсиса
Внимание на ледяную угрозу учёные обратили в конце 70-х годов, хотя теории о влиянии человеческой деятельности на ледяные шапки полюсов появились намного раньше. За время исследований выяснилось, что с 1979 по 2017 год скорость таяния льда в Антарктиде выросла в шесть раз. И континент стал самым быстро нагревающимся: общая температура там поднялась на три градуса.
Фото © David Silverman / Getty Images
В 2018 году учёные, которые изучают крупнейший в Антарктиде ледник Росса, опубликовали статью в Geophysical Research Letters. Они пришли к выводу, что под поверхностью относительно монолитного ледника идут постоянные процессы таяния. Антарктида перестаёт быть главной морозильной камерой планеты. Это неминуемо приведёт к двум вещам. Во-первых, континент хранит до 90% всей пресной воды. С 2012 года скорость таяния возросла втрое. И с такими темпами это вызовет подъём уровня воды в океане на 3–4 метра. И второе — это температура. Уже сейчас на планете нередки аномально тёплые зимы, а дальше будет только хуже.
Сколько осталось человечеству
Согласно исследованиям западных учёных, чуть более тридцати лет. Точка невозврата будет пройдена между 2030 и 2052 годами. Это значит, что если страны не пересмотрят свой подход к защите окружающей среды, уровню выбросов, вредным производствам, то через три десятилетия всему живому будет вынесен приговор. Дальше есть несколько вариантов. И один неприятнее другого.
Фото © David Silverman / Getty Images
Уровень воды будет стремительно подниматься, что спровоцирует затопление прибрежных городов, гибель целых государств. А стало быть, и миграцию сотен миллионов человек, что, в свою очередь, породит кризисы, войны и эпидемии. Добавит огня и повышение температуры окружающей среды, которое будет чревато засухой, неурожаем, дефицитом пресной воды. Таким образом, человечество должно будет выбрать: либо медленно умирать от голода, болезней и непогоды, либо уничтожить себя в междоусобных войнах за ресурсы. Страшнее всего, что это не дни отдалённого будущего, всё это начнётся и, вероятнее всего, закончится уже на нашем веку. На это нам намекают тающие льды Антарктиды.
«Антарктида тает со страшной силой». Как российские ученые спасают мир на Южном полюсе
Алексей Екайкин — полярник, гляциолог, ведущий научный сотрудник Лаборатории изменений климата и окружающей среды Арктического и антарктического научно-исследовательского института (ААНИИ), участник 16 экспедиций в Антарктиду и трех — в Арктику, кандидат географических наук и преподаватель СПбГУ, один из авторов доклада «Океан и криосфера в меняющемся климате» Межправительственной группы экспертов по изменению климата (IPCC).
Полярники зимой изолированы сильнее, чем космонавты на орбите
— Впервые за 20 лет вы проводите зиму не на полярной станции, а в городе. Какая изоляция для вас тяжелее: в Антарктиде или Петербурге?
— В Петербурге, конечно. Жизнь в Антарктиде не воспринимается как изоляция. Ты не заперт в перемещении, можешь перемещаться по территории станции, хоть она и небольшая.
Все строения на нашей станции «Восток» помещаются на квадрате 500 на 500 метров: это жилой дом, дизель-электростанция — сердце любой полярной станции, так как если она сломается, все очень быстро погибнут от холода. Неподалеку стоят склады и буровой комплекс 5Г, на котором была пробурена самая глубокая в мире скважина. Еще есть взлетная полоса для самолетов, длиной 3–4 км, обычно в хорошую погоду зимой там гуляют люди — ноги не проваливаются в снег.
В Антарктиде ты с утра до вечера занят физической работой, устаешь, и это очень хорошее лекарство от плохого настроения. А в Петербурге все-таки другая история.
Весной после возвращения из Антарктиды я две недели дома сидел безвылазно и сейчас работаю в основном дистанционно, как и весь наш институт. Только раз в неделю приезжаю в лабораторию. И работа здесь не очень спасает — бывает, сложно на ней сконцентрироваться. Хорошо, что с зимой повезло — хотя бы снег есть, уже неплохо. Слышал, что в прошлую зиму снега не было. Она была действительно самой теплой зимой за всю историю города.
— Что вы сделаете в первую очередь, когда в декабре 2021 года снова окажетесь в Антарктиде?
— Каких-то ритуалов нет, приехал и приехал (улыбается). Сначала обустраиваешься, налаживаешь быт. На станции «Восток» условия тяжелые — высота, давление низкое, поэтому в первые дни у полярников гипоксия, мучает горная болезнь. Сначала нужно немножко в себя прийти. Но поскольку я езжу в Антарктиду каждый год, мне привыкать не надо — переходный период очень короткий.
Алексей Екайкин. Фото: Глеб Леонов
— Это правда, что вам приходится откапывать станцию из-под трех метров снега?
— Да, так и есть. Станция наша, конечно, уже давно вся под снегом. Так как она стоит в центре ледника, снег все время прибывает, метель пытается закопать эту станцию в сугроб, и любой объект в таких условиях погружается в снег примерно на 6–7 см в год. Такая история.
Но люди на «Востоке» живут постоянно, зимуют. Поэтому к нашему приезду другие полярники отогревают для нас домики, откапывают все. Свою гляциологическую лабораторию, где изучаем ледяные керны, мы с товарищами «достаем» из-под снега уже сами. Там много такой работы… лопатами.
Вход в подснежный туннель, который ведет на станцию «Восток»
— В какой момент вы поняли, что готовы жить с чувством «ледокол ушел, самолет улетел, назад дороги нет»?
— В Антарктиду я приезжал только на летний сезон — декабрь, январь (в Южном полушарии лето начинается в конце ноября и заканчивается в феврале. — Прим. ред.). Не зимовал ни разу, так как могу делать свою работу только летом, а это совсем другие ощущения.
Зимой люди живут 10 месяцев в полной изоляции, они знают, что никто к ним не прилетит, если что-то случится.
Полярники зимой изолированы сильнее, чем космонавты на орбите.
Говорят, к МКС в течение 2–3 суток можно отправить спасательную экспедицию, а в центральную Антарктиду зимой не добраться никаким образом.
Лето — другая история. Солнышко светит, хорошо, тепленько, не очень холодно по крайней мере. И коллеги с соседних станций в любой момент вышлют самолеты и спасут, так что в этом плане мы не очень переживаем.
Сидели в холоде неделю или две и ждали, когда нас спасут
— Ваша жизнь когда-нибудь была в опасности?
— Ну, бывали такие истории (улыбается). В основном они случаются в походах, где мы еще больше изолированы. На станции люди вокруг, и самолет может прилететь, а в походе нас всего 7–9 человек, и если что-то сломается или закончится топливо, то мы очень быстро замерзнем, и спасти нас не успеют.
Я помню один такой поход в 2005 году. Техника тогда была старая, ненадежная, у нас закончилось топливо, и мы застряли посреди Антарктиды. Топлива хватало только на то, чтобы раз в сутки включать печку, готовить еду и обогреться, а так… сидели в холоде неделю или две и ждали, когда нас спасут.
— О чем тогда разговаривали?
— Какие-то байки травили, книжки читали, заводили разговоры обо всем на свете — политике, философии. Ситуация была достаточно неприятной, но на душе почему-то было спокойно, верилось, что нас обязательно вытащат и все будет хорошо.
Опасные ситуации возникают, когда люди нарушают технику безопасности. Один раз пошел в метель гулять, оглянулся и понял, что не вижу, куда возвращаться. Вокруг метель и все. Тут главное в панику не впасть и постараться обратно выбраться. Ну вот повезло… вышел обратно. А бывало, что люди таким образом погибали…
Ты отошел буквально на пять метров от машины, обернулся, но уже не видно и не слышно ничего, куда идти — неизвестно, и вокруг — одна Антарктида. Но в такую погоду нечего гулять, а если надо куда-то отходить, то нужно не забывать протягивать веревки и по ним перемещаться.
Главные причины несчастий в Антарктиде — травмы и пожары. И когда ты человека знал лично, новость о его смерти — это всегда шок, трагедия.
Последние годы мы ходим в экспедиции на новой технике — так и быстрее, и безопаснее. Если десять лет назад поход от станции «Восток» до берега мог длиться два месяца, то сейчас в среднем — 10-15 дней.
— Вся эта обстановка не испугала вас в первую поездку в Антарктиду?
— Первый раз я приехал туда в декабре 1998 года. Только закончил университет и, конечно, волновался. Первый выезд за границу и сразу — в Антарктиду! Начал я узнавать эту планету с самого дальнего конца (улыбается).
Бывалые полярники пугали тем, что на «Востоке» очень суровые условия, не все могут там выжить, адаптироваться, поэтому иногда кого-то эвакуируют. Причем заранее сложно предугадать, как отреагирует организм. И я боялся, вдруг не смогу приспособиться и меня придется оттуда вывезти — вот позор-то будет какой! И работу не сделаю к тому же.
Сейчас мы добираемся в Антарктиду через Кейптаун, а потом с остановками на дозаправку летим до «Востока» — самым быстрым путем удавалось добраться за пять дней. А тогда, в 1998-м, летели через Новую Зеландию — страну, которая находится дальше других от Петербурга, дальше ехать уже некуда. В общем, это было огромное приключение. И действительно сначала приходилось акклиматизироваться, мучила тяжелая гипоксия.
— Какой была самая низкая температура в вашей практике?
— В начале февраля, когда мы уже обычно улетаем, температура начинает каждый день резко опускаться, днем доходит до –45 градусов, ночью бывает –50 и ниже. Пару раз я оставался в Антарктиде подольше — на февраль, март, мы шли с санно-гусеничным походом со станции «Восток» к берегу, и тогда температура была уже –60. Это уже холодно.
— Как в целом устроен ваш день в Антарктиде?
Выходных у нас официально нет, но в субботу — банный день — можно работать полдня и немножко отдохнуть. С собой в Антарктиду я люблю брать книжки, иногда успеваю перед сном почитать, и это очень здорово отвлекает.
— Какая черта характера помогает вам жить и работать среди льдов?
— Просто мне все очень интересно, мотивация сильная. Любопытно узнать, как у нас в мире все устроено, как было раньше. Плюс в Антарктиде ты первопроходец, делаешь то, что до тебя никто не делал. И это помогает переносить и холод, и небольшие неудобства, типа тяжелой многослойной экипировки.
Стараюсь не унывать никогда, конечно. Потому что если начать унывать, всем вокруг будет плохо, и таких людей не любят в экспедиции. Иногда действительно бывает непросто, а если еще и ныть кто-то начинает — это уже вообще никуда не годится.
Хотя и в обычной жизни то же самое. Какой смысл ныть-то? Надо брать и что-то делать. Нытик — очень плохое качество для полярника.
Алексей Екайкин с ледяным керном
Нас часто спрашивают: «Зачем вы вообще туда ездите?»
— Какие три главные вещи про Антарктиду нужно знать человеку XXI века?
— Первая — там не водятся белые медведи. Когда я говорю, что еду в Антарктиду, все сразу вспоминают белых медведей, путают север с югом, Арктику с Антарктикой — все это географов очень злит. Не надо так делать (улыбается).
Вторая вещь — Антарктида действительно нам нужна. Кажется, что она очень далеко, нас часто спрашивают: «Зачем вы вообще туда ездите, зачем государство тратит деньги на ее изучение?» — не такие, кстати, и большие, но тем не менее. Про Арктику так не спрашивают, потому что она близка и более-менее понятна — Северный морской путь, вечная мерзлота, залежи нефти и газа. А Антарктида-то зачем нужна?
Антарктида — это континент науки. Есть хорошая фраза, что у великой державы, а мы же претендуем на это звание, обязательно должна быть космическая программа и антарктическая. Но изучение Антарктиды очень важно еще и потому, что этот материк оказывает на нас огромное влияние, даже если мы этого не замечаем и не знаем. И это третий пункт, который нужно знать.
Самый простой и понятный пример влияния — уровень моря. В Антарктиде столько льда, что если она растает, то уровень поднимется на 65 метров — это колоссальная величина. А она тает, и процесс идет со страшной силой.
— О том, что Антарктида тает, а углекислого газа в атмосфере слишком много, мы узнали из доклада Межправительственной группы экспертов по изменению климата, среди которых были и вы. Осенью 2019 года этот доклад вызвал большие обсуждения и в научном сообществе, и в СМИ. Неужели ситуация настолько тяжелая?
— Мне кажется, больший резонанс вызвал предыдущий доклад о потеплении. Там впервые прозвучали оценки, что к концу века нам ни в коем случае нельзя выходить за два градуса, а лучше за полтора по отношению к доиндустриальному периоду. А по сравнению с ним мы уже потеплели на целых 1,2 градуса! То есть времени остановиться осталось совсем мало.
51-я сессия Межправительственной группы экспертов по изменению климата (IPCC)
— Замечаете ли вы, что Антарктида визуально меняется?
— Визуально заметить изменение объемов льда в центральной Антарктиде невозможно, так как нет ориентиров, с которыми можно сравнивать. Но на горных ледниках, где масса льда меньше, разница видна колоссальная. На один ледник — Восточный Мугур в массиве Монгун-Тайга в Западной Тыве — я приезжал два раза, в 1995 и в 2016 году. И за 20 лет этот ледник почти исчез — практически развалился на две части, стал гораздо меньше, тоньше.
— В докладе говорится, что у нас — человечества — два пути: синий маршрут и красный, который нужно не допустить. Поясните, пожалуйста, что это значит.
— Конечно, наше будущее, траекторию, по которой мы пойдем, определяют наши действия. И да, есть два крайних варианта. «Синий» сценарий — если мы возьмемся за ум, начнем очень жестко бороться с выбросами СО2, которого в атмосфере сейчас слишком много. «Красный» — если ничего делать не будем, пусть все идет, как идет, и тогда температура к концу века повысится на 3–4 градуса.
Будет сильное сокращение льда и снега на земле, горные ледники могут совсем исчезнуть, особенно в тропических странах. Для России это тоже станет проблемой — у нас много инфраструктуры находится на вечной мерзлоте.
Так как по мере потепления все природные зоны сдвигаются на север, на месте тундры начинает расти тайга, то площадь самой северной зоны — арктической пустыни — будет уменьшаться. Это значит, что сокращается ареал обитания многих арктических видов. В тропиках очень пострадают морские кораллы — по некоторым сценариям, могут полностью исчезнуть — они чувствительны и к температуре, и к качеству воды.
Появятся миллионы климатических беженцев. Сейчас они в основном политические, хотя отчасти причина и в климате тоже. Например, в Сирии стало более засушливо, а недостаток продовольствия вызывает и социальные кризисы. В России сейчас растет урожайность зерновых культур, но в середине века возможен перелом — начнется уменьшение.
В реальности, конечно, все пойдет по какому-то промежуточному пути, но по синей траектории к 2021 году мы уже не пошли. В январе вышли климатические обзоры за 2020 год, и он оказался таким же теплым, как 2016-й. Но в 2016 году было явление Эль-Ниньо, когда Тихий океан был теплее обычного, а в 2020-м из-за эффекта Ля-Нинья — наоборот, стал холоднее. Поэтому к чему мы выйдем к концу века — нам не известно.
— Доказательства того, что Антарктида тает по вине человека, вы получаете с помощью льда. Как именно это выясняется?
— Способов изучать климат и причины его изменения много, и изучение льда — один из них. Можно изучать и донные осадки озер и морей, кольца деревьев, — в общем, любой объект, в котором идет непрерывное накопление материала, — и узнавать, каким был климат Земли в прошлом, до того, как начались инструментальные наблюдения.
В этом льду находятся пузырьки воздуха, в которых заключены образцы древней атмосферы с неизмененным составом. То есть мы напрямую измеряем, сколько углекислого газа было в атмосфере в прошлом. Такой ряд у нас есть за 800 тысяч лет.
В гляциологической лаборатории на станции «Восток»
Потом данные с обсерваторий сравниваем с информацией по ледяным кернам — в зоне пересечения они хорошо совпадают. Поэтому мы точно знаем, что концентрация СО2 в атмосфере сейчас превышает нормальный уровень и этот лишний газ взялся за счет сжигания ископаемого топлива. Если бы он взялся за счет извержения вулканов, у него был бы другой изотопный состав. Это два научных факта, с которыми ничего не поделать.
— А что мы можем сделать на практике?
— Снижать выбросы СО2. Для этого нужно решить несколько задач. Главная из них — переход на возобновляемую, зеленую энергетику, в том числе на водородное топливо. Нужно беречь леса и сажать новые деревья, как можно больше. Особенно в городах — и для поглощения СО2, и для микроклимата города.
Нельзя сказать, что эпоха покорения Антарктиды прошла
— Год назад вы написали: «Сегодня утром вернулись из 6-дневного научного похода. О результатах — потом, а пока… я немного устал, чуть-чуть замерз и очень счастлив!» Поход для полярника — это всегда драйв?
— Да, это такие настоящие полярные приключения, когда ты не просто сидишь на станции в тепле и уюте, а куда-то идешь. Правда, тоже в тепле, конечно, мы же не сами сани тащим и не на собаках едем. Но все равно.
А ходили мы в район так называемого Ледораздела Б — это 300 километров от станции «Восток». Оттуда ледник как раз течет в сторону Востока, и там, как мы думаем, находится самый древний лед на планете. У нас есть идея бурить там новую скважину, чтобы изучать климат планеты за последние 1,5 миллиона лет.
Приятное совпадение, что в этом походе мы встретили 200-летие со дня открытия Антарктиды. Что-то символическое в этом есть.
Полярники на станции
— Как вы отпраздновали эту дату?
— Просто за ужином вспомнили что-то, по рюмке выпили и все. Там не до праздников, работы много.
— А что обычно желают полярники в важные для профессии дни?
— Желают, конечно, счастливого возвращения домой. А вообще известный тост всех путешественников: «За тех, у кого не все дома!», то есть за наших родных и близких, которые остались на большой земле.
— Что может больше всего обрадовать вас в Антарктиде?
— Вкусная еда! Хотя в Антарктиде любая еда вкусная (смеется). А если говорить серьезно, то очень радостно, когда что-то получается. Поход на Ледораздел Б мы планировали давно, долго про него думали, и наконец-то удалось организовать.
Из-за низкого давления без мультиварки ничего не сварится
— Как вообще готовится антарктический поход?
— Сначала планируешь, что в целом хочешь достичь, какая стоит научная задача. Затем нужно понять, какое потребуется оборудование. В моем случае — для гляциологической работы — нужна, в общем-то, только лопата и баночки, чтобы отбирать образцы. Но есть и более сложные виды работ. Например, во время последнего похода на Ледораздел Б год назад у нас в команде не было ни геофизика, ни геодезиста, и мне пришлось самому научиться работать со снежным радаром и с геодезическими приемниками.
Нужно договориться с Российской антарктической экспедицией (РАЭ), потому что только она может обеспечить (финансово и логистически) поездку в Антарктиду. РАЭ обеспечивает нас техникой и топливом, доставляет на станцию наше оборудование, которое мы потом проверяем, устанавливаем на тягачи — в общем, работа большая в плане логистики.
— Если бы вас попросили рассказать одну историю о жизни полярника в 2000–2020 годы, о чем бы вспомнили?
— Каждый сезон происходит что-то интересное, не похожее на другие истории. Например, мы устраиваем небольшие научные походы на снегоходах типа ski-doo (они выглядят как мотоциклы, только на гусеницах) и едем за 100 километров от станции, проводим на холоде 15–20 часов. Это тоже суровое мероприятие, тоже интересно.
Или вся история с бурением этой глубокой скважины на станции «Восток». Я к этой истории присоединился довольно поздно, в 1998 году, когда глубина скважины была 3600 метров. А ее бурили на протяжении 90-х. И это тоже целая эпическая сага, можно книги писать. К сожалению, еще никто не написал ничего, по крайней мере на русском языке. Вскрытие озера Восток — один из самых эмоциональных эпизодов моей жизни.
Полярники на станции
— Что даст изучение подледного озера Восток?
— В основном это нужно для фундаментальной науки, не прикладной. Это не медицина, где новое открытие сразу приводит к улучшению качества жизни.
Озеро Восток — это ближайший земной аналог подледных океанов, которые существуют на других планетах Солнечной системы: Европе — спутнике Юпитера, Энцеладе — спутнике Сатурна.
Когда-то туда наверняка полетят экспедиции, будут бурить лед, изучать воду, бактерии, жизнь. А начать надо с чего-то здесь, на нашей Земле. И озеро Восток похоже и по условиям, и по труднодоступности, и по техническим проблемам, которые перед нами стоят. И если в этом озере жизнь существует, значит, она может приспособиться и к таким необычным условиям — и это повышает шансы того, что и на других планетах жизнь существует. Вот с этой точки зрения это интересно.
— На ваш взгляд, можно ли говорить, что эпоха покорения Антарктиды ушла и жизнь полярников сегодня относительно спокойная?
— Нельзя сказать, что она прошла. В Антарктиде еще достаточно белых пятен, куда люди не ступали. Может быть, сейчас это еще и не очень нужно — благодаря спутникам можно изучать Антарктиду, не прикасаясь к ней напрямую. Но какие-то вещи можно делать только вручную на месте, — например, скважину бурить.
Но, конечно, жизнь полярников стала гораздо комфортнее, чем 100 лет назад. У нас на станции есть интернет, хотя я застал эпоху, когда была только радиосвязь, можно было послать лишь телеграмму. Кстати, без интернета как раз легко можно обойтись. Зато сейчас есть теплые дома, еда в достатке — не голодаем.
— В инстаграме вы публиковали фотографии с законсервированной советской станции «Русская». Как вы туда попали и как эта станция живет сейчас?
— В тот момент мы возвращались домой после сезона на станции «Восток». И пока судно плыло вокруг Антарктиды до Южной Америки, по пути оно заходило на разные станции, в том числе на станцию «Русская». Мы там стояли неделю, и была возможность что-то поделать (она есть не каждый год).
Обычно полярники сидят на судне — не всех пускают погулять по станции. А мне повезло. Я каждый день летал на вертолете с судна на станцию, так как помогал одному геологу таскать пробы камней — они тяжелые, а геолог — девушка. Ну и заодно пейзажами любовался.
Общий вид станции «Русская». На заднем плане — оазис мыса Беркс
Интерьер на станции «Русская» сохранился нетронутым с советских времен, и оказаться внутри было очень необычно. Хотя внешне станция такая же, как наша «Восток». По новой стратегии развития деятельности России в Антарктике ее хотят снова открыть, сделать постоянно действующей станцией.
— А какой предмет на вашей станции может стать потом символом эпохи?
— Думаю, бильярд старенький, на котором мы все играли, будет таким музейным экспонатом, когда нам построят новую современную станцию, а на старую будут водить туристов.
— Перевезти этот стол на новую станцию не получится?
— На новой станции будет новый стол, я надеюсь. Так исторически сложилось, что в свободное время полярники играют в бильярд.
Антарктическая наука — дорогая игрушка
— Проект по бурению озера Восток сейчас приостановлен. Почему?
— К сожалению, все банально — нет денег. Ведь как наука функционирует в России? Есть финансирование базовое — каждый НИИ ежегодно получает из бюджета какие-то денежки, которые в основном идут на зарплаты, закупку оборудования. Эти средства, как правило, небольшие.
Есть гранты. Их выдают два фонда — Российский научный фонд и Российский фонд фундаментальных исследований (РФФИ), который хотят сейчас сливать с РНФ. И ученые этим недовольны — у нас будет меньше возможностей получать финансовую поддержку. Но и это все деньги не очень большие.
Есть нацпроект «Наука», по которому можно получить какие-то мегагранты. Сумма самого большого — порядка 100 млн рублей в год. Как будто вроде бы и ничего, но на самом деле это тоже относительно маленькие деньги. Для изучения озера Восток нужно на порядок больше финансирование.
Российская антарктическая экспедиция занимается логистикой, и на нее деньги выделяются ежегодно — порядка полутора миллиардов рублей на логистическое обеспечение всех станций, содержание двух судов и так далее. Станция «Восток», кстати, самая дорогая в плане обслуживания. Но на сами научные исследования надо в пять раз больше денег, чем на логистику.
В общем, антарктическая наука — довольно дорогая игрушка. И только государство может целевым финансированием это обеспечить. До 2012 года такое финансирование было — работала федеральная целевая программа «Мировой океан», но уже 8 лет ее нет.
— На лекциях о климате Земли и Антарктиде вы всегда говорите о проблемах финансирования. И в целом открыто выражаете свою позицию, в том числе по поводу нового законопроекта о лицензировании просветительской деятельности. Такая открытость ученых может что-то изменить?
— Думаю, в демократическом государстве так бы и работало: мы говорили бы о проблемах, и люди бы узнавали и думали: а действительно, почему в России не выделяются деньги на науку, почему принимаются идиотские законы, связанные с просветительской деятельностью, и голосовали бы за тех людей, которые готовы науку поддерживать и правильные законы принимать. Поэтому надо сейчас уже начинать в эту сторону идти и обо всех проблемах говорить открыто.
— У вас есть рецепт, как сделать Антарктиду и ее проблемы — казалось бы, такие далекие — ближе к нашей повседневной жизни?
— Нам, ученым, нужно больше заниматься просветительской деятельностью — читать лекции про Антарктиду, рассказывать людям, почему тают льды и как мы на это влияем. И тогда людям не будет казаться, что все это далеко и не важно.
Антарктида на самом деле ближе, чем нам кажется.
Людям нужно подумать о своих потребительских привычках, поменять их так, чтобы производить меньше отходов, чтобы был меньше углеродный след. Сегодня весь Тихий океан загрязнен пластиком, его уже находят в антарктических водах. Мусорные острова — это вообще запредельная ситуация.
Ну, и нужно просвещаться.
Я будто проживаю несколько жизней
— Можете ли вы представить себя в другой профессии — не среди ученых-географов, не в институте Арктики и Антарктики, не в Антарктиде?
— Я с детства хотел путешествовать и нашел для этого такой способ — пойти в географы. А так как увлекался географией еще со школы, то вполне логично оказался на нашем географическом факультете в Санкт-Петербургском государственном университете. Плавно перешел в институт Арктики и Антарктики, а оттуда уже попал в Антарктиду. И с тех пор с огромным удовольствием ее изучаю.
Арктический и антарктический научно-исследовательский институт
А о какой-то другой карьере, кроме как карьере ученого, не думал никогда. Еще в студенчестве как-то понял, что у меня получается работать с данными, анализировать, что-то руками делать — и приятно, и результаты неплохие.
— То есть декабрь и январь вы проводите в Антарктиде, а все остальное время — в Петербурге?
— Да, плюс бывают научные командировки или другие маленькие экспедиции. Одна из последних таких поездок — на Шпицберген. Еще работаю на четверть ставки в СПбГУ, читаю лекции магистрам и руковожу выпускными работами.
В поездке на Шпицберген
— Бывает ли у вас ощущение, что живете двумя жизнями — среди льдов и нашей обычной?
— Именно такое ощущение и есть — будто проживаю несколько жизней, причем каждая — насыщенная. И это позволяет здорово переключаться: ты пожил в Петербурге, к концу года начал от всего уставать, и р-р-раз — смена обстановки — уехал в Антарктиду. А потом вернулся обратно.
— А профессиональное выгорание бывает?
— В Антарктиде этого чувства не бывает — только в Петербурге. Устаешь иногда, очень много бюрократической работы, которая кажется ненужной — ученый должен статьи писать научные, а мы много времени тратим на отчеты.
Результат работы не всегда сразу виден. Если в Антарктиде у тебя что-то не получилось сделать, по причинам, может быть, от тебя даже не зависящим, то следующая попытка будет только через год. Вся эта наука медленно происходит.
— Какая исследовательская мечта у вас есть?
— Конечно, пробурить самый древний лед на Земле возрастом в полтора миллиона лет. Самое главное, что я знаю, как это сделать. И если бы у нас были возможности, мы бы это сделали в течение 5–10 лет. Поэтому и обидно, что нет этих средств у нас и у нашего государства.
И вторая мечта — изучение озера Восток и его донных осадков. Там тоже есть информация о палеоклимате за много миллионов лет, скорее всего.
— Если когда-то вам придется оставить полярную жизнь и поездки в Антарктиду, допустим, по возрасту, чем займетесь?
— Формальных ограничений по возрасту, конечно, нет — пока человек может пройти медкомиссию, он ездит. И я знаю людей возраста 70+, которые приезжали на станцию «Восток». Поэтому надеюсь, что лет 20 еще поезжу туда.
Потом, наверное, надо будет книги писать, может быть, научно-популярные. Или доделывать то, что не успел — данных же накапливается много. А в какой-то момент надо вовремя уйти и освободить место молодым, чтобы они пришли и начали работать.
— Спустя 20 лет Антарктида еще может вас чем-то удивить?
— Конечно, может. И еще наверняка удивит.
Фотографии из личного архива Алексея Екайкина