Что се есть до чего мы дожили о россияне
Что се есть до чего мы дожили о россияне
Архіеп. Ѳеофанъ Прокоповичъ († 1736 г.)
Слово на погребеніе Петра Великаго (1725).
Ч то се есть? до чего мы дожили, о россіяне? что видимъ, что дѣлаемъ? Петра Великаго погребаемъ! Не мечтаніе ли се? не сонное ли намъ привидѣніе? охъ, какъ истинная печаль! охъ какъ извѣстное наше злоключеніе! Виновникъ безчисленныхъ благополучій нашихъ и радостей, воскресившій аки отъ мертвыхъ Россію, и воздвигшій въ толикую силу и славу, или паче, рождшій и воспитавшій, прямый сый отечествія своего отецъ, которому по его достоинству добріи россійстіи сынове безсмертну быти желали, по лѣтамъ же и составу крѣпости многолѣтно еще жить имущаго вси надѣялися: противно и желанію и чаянію скончалъ жизнь и о лютой намъ язвы! тогда жизнь скончалъ, когда по трудахъ, безпокойствахъ, печалехъ, бѣдствіяхъ, по многихъ и многообразныхъ смертехъ, жить нѣчто начиналъ. Довольно же видимъ, коль прогнѣвили мы Тебе, о Боже нашъ! и коль раздражили долготерпѣніе Твое! О недостойныхъ и бѣдныхъ насъ! О грѣховъ нашихъ безмѣрія! Не видяй сего, слѣпъ есть; видяй же и не исповѣдуяй, въ жестокосердіи своемъ окамененъ есть. Но что намъ умножати жалости и сердоболія, которыя утоляти, елика возможно, подобаетъ. Какъ же то и возможно? понеже есть ли великіи его таланты, дѣйствія и дѣла воспомянемъ, еще вящше утратою толикаго добра нашего уязвимся и возрыдаемъ. Сей воистину толь печальной траты развѣ бы летаргомъ нѣкіимъ, смертообразнымъ сномъ забыть намъ возможно. Кого бо мы, и каковаго, и коликаго лишилися?
С е оный твой, Россіе, Сампсонъ, каковый дабы въ тебѣ моглъ явитися, никто въ мірѣ не надѣялся, а о явльшемся весь міръ удивился. Засталъ онъ въ тебѣ силу слабую, и сдѣлалъ по имени своему каменную, адамантову; засталъ воинство въ дому вредное, въ полѣ не крѣпкое, отъ супостатъ ругаемое, и ввелъ отечеству полезное, врагомъ страшное, всюду громкое и славное. Когда отечество свое защищалъ, купно и возвращеніемъ отъятыхъ земель дополнилъ, и новыхъ провинцій пріобрѣтеніемъ умножилъ. Когда же востающыя на насъ разрушалъ, купно и зломыслящихъ намъ сломилъ и сокрушилъ духи, и, заградивъ уста зависти, славная проповѣдати о себѣ всему міру повелѣлъ.
С е твой первый, о Россіе, Іафетъ, неслыханное въ тебѣ отъ вѣка дѣло совершившій, строеніе и плаваніе корабельное; новый въ свѣтѣ флотъ, но и старымъ не уступающій, какъ надъ чаяніе, такъ выше удивленія всея вселенныя, и отверзе тебѣ путь во вся концы земли, и простре силу и славу твою до послѣднихъ океана, до предѣлъ пользы твоея, до предѣлъ правдою полагаемыхъ; власть же твоея державы, прежде и на земли зыблющуюся, нынѣ и на мори крѣпкую и постоянную сотворилъ.
С е Моисей твой, о Россіе! не суть ли законы его яко крѣпкая забрала правды, и яко не рѣшимыя оковы злодѣянія? не суть ли уставы его явныя, свѣтъ стезямъ твоимъ, высокоправительствующій сѵгклитъ, и подъ нимъ главныя и частныя правительства, отъ него учрежденныя? Не свѣтила ли суть тебѣ къ поисканію пользы, и ко отраженію вреда, къ безопасію миролюбныхъ и ко обличенію свирѣпыхъ? Воистину оставилъ намъ сумнѣніе о себѣ, въ чемъ онъ лучшій и паче достохвальный: или яко отъ добрыхъ и простосердечныхъ любимъ и лобызаемъ; или яко отъ нераскаянныхъ льстецовъ и злодѣевъ ненавидимъ былъ.
С е твой, Россіе, Соломонъ, пріемшій отъ Господа смыслъ и мудрость многу зѣло. И не довольно ли о семъ свидѣтельсвуютъ многообразная философская искусства, и его дѣйствіемъ показанная, и многимъ подданымъ вліянная, и заведенная различная, прежде намъ и неслыханная ученія, хитрости и мастерства; еще же и чины, и степени, и порядки гражданскія, и честныя образы житейскаго обхожденія, и благопріятныхъ обычаевъ и нравовъ правила: но и внѣшній видъ и наличіе краснопретворенное, яко уже отечество наше, и отъ внутрь и отъ внѣ, несравненно отъ прежнихъ лѣтъ лучшее, и весьма иное видимъ и удивляемся.
С е же твой, о и церкве россійская! и Давидъ и Константинъ: его дѣло — правительство сѵнодальное, его попеченіе пишемая и глаголемая наставленія. О коликая произносило сердце сіе воздыханія о невѣжествѣ пути спасеннаго! коликія ревности на суевѣрія, и лестническія притворы, и расколъ гнѣздящійся въ насъ безумный, вреждебный и пагубный! коликое же въ немъ и желаніе было и исканіе вящшаго въ чинѣ пастырскомъ искусства, прямѣйшаго въ народѣ богомудрія, изряднѣйшаго во всемъ исправленія.
Н о о многоименитаго мужа! краткимъ ли словомъ объимемъ безчисленныя его славы, а простирати рѣчи не допускаетъ настоящая печаль и жалость, слезить токмо и стенать понуждающая. Негли со временемъ нѣчто притупится тернъ сей, сердца наша бодущій, и тогда пространнѣе о дѣлахъ и добродѣтеляхъ его побесѣдуемъ. Хотя и никогда довольно, и по достоинству его возглаголати не можемъ; а и нынѣ кратко воспоминающе, и аки бы токмо воскрылій ризъ его касающеся, видимъ, слышателіе, видимъ, бѣдніи мы и несчасливіи, кто насъ оставилъ и кого мы лишилися.
Н е весьма же, о россіяне, изнемогаимъ отъ печали и жалости, не весьма бо и оставилъ насъ сей великій монархъ и отецъ нашъ. Оставилъ насъ, но не нищихъ и убогихъ: безмѣрное богатство силы и славы его, которое вышеименованными его дѣлами означилося, при насъ есть. Какову онъ Россію свою сдѣлалъ, такова и будетъ: сдѣлалъ добрымъ любимую, любима и будетъ; сдѣлалъ врагомъ страшную, страшная и будетъ; сдѣлалъ на весь міръ славную, славная и быть не престанетъ. Оставилъ намъ духовная, гражданская и воинская исправленія. Убо оставляя насъ разрушеніемъ тѣла своего, духъ свой оставилъ намъ.
Н аипаче же въ своемъ въ вѣчная отшествіи, не оставилъ насъ сирыхъ. Како бо весьма осиротѣлыхъ насъ наречемъ, когда державное его наслѣдіе видимъ, прямаго по немъ помощника въ жизни его, и подобонравнаго владѣтеля по смерти его, тебе, милостивѣйшая и самодержавнѣйшая государыня наша, великая героиня, и монархиня, и матерь всероссійская. Міръ весь свидѣтель есть, что женская плоть не мѣшаетъ тебѣ быть подобной Петру Великому. Владѣтельское благоразуміе и матернее благоутробіе твое и природою тебѣ отъ Бога данное кому неизвѣстно? А когда обое то утвердилося въ тебѣ и совершилося, не просто сожитіемъ толикаго монарха, но и сообществомъ мудрости, и трудовъ, и различныхъ бѣдствій его, въ которыхъ чрезъ многая лѣта, аки злато въ горнилѣ искушенную, за малое судилъ онъ имѣть тебѣ ложа своего сообщницу, но и короны, и державы, и престола своего наслѣдницу сотворилъ. Какъ намъ не надѣятися, что сдѣланная отъ него утвердишь, не додѣланная сотворишь, и все въ добромъ состояніи удержишь? Токмо, о душе мужественная! потщися одолѣть нестерпимую сію болѣзнь твою, аще и усугубилася она въ тебѣ отъятіемъ любезнѣйшей дщери (Наталіи), и аки жестокая рана новымъ уязвеніемъ безъ мѣры разъярилася. И якова ты отъ всѣхъ видима была въ присутствіи подвизающагося Петра, во всѣхъ его трудахъ и бѣдствіяхъ неотступная бывши сообщница, понудися тякова же быть и въ прегорькомъ семъ лишеніи.
В ы же, благороднѣйшее сословіе всякаго чина и сана; сынове россійстіи, вѣрностію и повиновеніемъ утѣшайте государыню и матерь вашу. Утѣшайте и самихъ себе, несумнѣннымъ познаваніемъ Петрова духа въ монархинѣ вашей, видяще, яко не весь Петръ отшелъ отъ насъ. Прочее припадемъ вси Господеви нашему, тако посѣтившему насъ, да яко Богъ щедротъ и Отецъ всякія утѣхи, ея величеству, самодержавнѣйшей государынѣ нашей, и ея дражайшей крови: дщерямъ, внукамъ, племянницамъ, и всей высокой фамиліи, отретъ сія неутолимыя слезы, и усладитъ сердечную горесть благостыннымъ своимъ призрѣніемъ, и всѣхъ насъ милостивнѣ да утѣшитъ.
Н о, о Россіе! видя, кто и каковый тебе оставилъ, виждь и какову оставилъ тебе. Аминь.
Источникъ: Историческая христоматія, для изученія исторіи русской церковной проповѣди, съ общей характеристикой періодовъ ея, съ біографическими свѣденіями о замѣчательнѣйшихъ проповѣдникахъ русскихъ (съ XI-XVIII в. включительно) и съ указаніемъ отличительныхъ чертъ проповѣдничества каждаго изъ нихъ. / Сост. Свящ. М. А. Поторжинскій, преподаватель Кіевской Духовной Семинаріи. — Кіевъ: Типографія Г. Т. Корчакъ-Новицкаго, 1879. — С. 431-434.
Что се есть до чего мы дожили о россияне
Что се есть? До чего мы дожили, о россиане? Что видим? Что делаем? Петра Великого погребаем! Не мечтание ли се? Не сонное ли нам привидение? О, как истинная печаль! О, как известное наше злоключение! Виновник бесчисленных благополучии наших и радостей, воскресивший аки от мертвых Россию и воздвигший в толикую силу и славу, или паче, рождший и воспитавший прямый сын отечествия своего отец, которому по его достоинству добрии российстии сынове бессмертну быть желали, по летам же и состава крепости многолетно еще жить имущего вси надеялися, — противно и желанию и чаянию скончал жизнь и — о лютой нам язвы! — тогда жизнь скончал, когда по трудах, беспокойствах, печалех, бедствиях, по многих и многообразных смертех жить нечто начинал. Довольно же видим, коль прогневали мы тебе, о боже наш! И коль раздражили долготерпение твое! О недостойных и бедных нас! О грехов наших безмерия! Не видяй сего слеп есть, видяй же и не исповедуяй в жестокосердии своем окаменей есть. Но что нам умножать жалости и сердоболия, которыя утолять елико возможно подобает. Как же то и возможно! Понеже есть ли великия его таланты, действия и дела воспомянем, еще вящше утратою толикого добра нашего уязвимся и возрыдаем. Сей воистинну толь печальной траты разве бы летаргом некиим, некиим смертообразным сном забыть нам возможно. Кого бо мы, и какового, и коликого лишилися? Се оный твой, Россие, Сампсон, каковый да бы в тебе могл явитися никто в мире не надеялся, а о явльшемся весь мир удивился. Застал он в тебе силу слабую и сделал по имени своему каменную, адамантову; застал воинство в дому вредное, в поле не крепкое, от супостат ругаемое, и ввел отечеству полезное, врагом страшное, всюду громкое и славное. Когда отечество свое защищал, купно и возвращением отъятых земель дополнил и новых провинций приобретением умножил. Когда же восстающыя на нас разрушал, купно и зломыслящих нам сломил и сокрушил духи и, заградив уста зависти, славная проповедати о себе всему миру повелел. Се твой первый, о Россие, Иафет, неслыханное в тебе от века дело совершивший, строение и плавание карабельное, новый в свете флот, но и старым не уступающий, как над чаяние, так вышше удивления всея селенныя, и отверзе тебе путь во вся концы земли и простре силу и славу твою до последних окиана, до предел пользы твоея, до предел, правдою полагаемых, власть же твоея державы, прежде и на земли зыблющуюся. ныне и на мори крепкую и постоянную сотворил. Се Моисей твой, о Россие! Не суть ли законы его, яко крепкая забрала правды и яко нерешимыя оковы злодеяния! Не суть ли уставы его ясныя, свет стезям твоим высокоправительствующий сигклит и под ним главныя и частныя правительства, от него учрежденныя! Не светила ли суть тебе к поисканию пользы и ко отражению вреда, к безопасию миролюбных и ко обличению свирепых! Воистинну оставил нам сумнение о себе, в чем он лучший и паче достохвальный, или яко от добрых и простосердечных любим и лобызаемь, или яко от нераскаянных лестцов и злодеев ненавидимь был. Се твой, Россие, Соломон, приемший от господа смысл и мудрость многу зело. И не довольно ли о сем свидетельствуют многообразная философская искусства и его действием показанная и многим подданным влиянная и заведенная различная, прежде нам и неслыханная учения, хитрости и мастерства; еще же и чины, и степени, и порядки гражданския, и честныя образы житейского обхождения, и благоприятных обычаев и нравов правила, но и внешний вид и наличие краснопретвореное, яко уже отечество наше, и отвнутрь и отвне, несравненно от прежних лет лучшее и весьма иное видим и удивляемся. Се же твой, о и церкве российская, и Давид и Константин. Его дело — правительство синодальное, его попечение — пишемая и глаголемая наставления. О, коликая произносило сердце сие воздыхания о невежестве пути спасенного! Коликия ревности на суеверия, и лестническия притворы и раскол, гнездящийся в нас безумный, враждебный и пагубный! Коликое же в нем и желание было и искание вящшаго в чине пастырском искусства, прямейшего в народе богомудрия и изряднейшего во всем исправления! Но о многоименитого мужа! Кратким ли словом объимем бесчисленныя его славы, а простирать речи не допускает настоящая печаль и жалость, слезить токмо и стенать понуждающая. Негли со временем нечто притупится терн сей, сердца наша бодущий. и тогда пространнее о делах и добродетелех его побеседуем. Хотя и никогда довольно и по достоинству его возглаголати не можем; а и ныне, кратко воспоминающе и аки бы токмо воскрилий риз его касающееся, видим, слышателие, видим, беднии мы и несчастливии, кто нас оставил и кого мы лишилися. Не весьма же, россиане, изнемогаим от печали и жалости, не весьма бо и оставил нас сей великий монарх и отец наш. Оставил нас, но не нищих и убогих: безмерное богатство силы и славы его, которое вышеименованными его делами означилося, при нас есть. Какову он Россию свою сделал, такова и будет; сделал добрым любимою, любима и будет; сделал врагом страшную, страшная и будет; сделал на весь мир славную, славная и быть не престанет. Оставил нам духовная, гражданская и воинская исправления. Убо оставляя нас разрушением тела своего, дух свой оставил нам. Наипаче же в своем в вечная отшествии не оставил нас сирых. Како бо весьма осиротелых нас наречем, когда державное его наследие видим, прямого по нем помощника в жизни его и подобонравного владетеля по смерти его, тебе, милостивейшая и самодержавнейшая государыня наша, великая героина, и монархиня, и матерь всероссийская! Мир весь свидетель есть, что женская плоть не мешает тебе быть подобной Петру Великому. Владетельское благоразумие и матернее благоутробие, и природою тебе от бога данное, кому не известно! А когда обое то утвердилося в тебе и совершилося, не просто сожитием толикого монарха, но и сообществом мудрости, и трудов, и разноличных бедствий его, в которых чрез многая лета, аки злато в горниле искушенную, за малое судил он иметь ложа своего сообщницу, но и короны, и державы, и престола своего наследницу сотворил. Как нам не надеяться, что сделанная от него утвердишь, недоделанная совершишь и все в добром состоянии удержишь! Токмо, о душе мужественная, потщися одолеть нестерпимую сию болезнь твою, аще и усугубилася она в тебе отъятием любезнейшей дщери и, аки жестокая рана, новым уязвлением без меры разъярилася. И якова ты от всех видима была в присутствии подвизающегося Петра, во всех его трудех и бедствиях неотступная бывши сообщница, понудися такова же быти и в прегорьком сем лишении. Вы же, благороднейшее сословие, всякого чина и сана сынове российский, верностью и повиновением утешайте государыню и матерь вашу, утешайте и самих себе, несумненным познанием петрова духа в монархине вашей видяще, яко не весь Петр отшел от нас. Прочее припадаем вси господеви нашему, тако посетившему нас, да яко бог щедрот и отец всякия утехи ея величеству самодержавнейшей государыни нашей и ея дражайшей крови — дщерям, внукам, племянницам и всей высокой фамилии отрет сия неутолимыя слезы и усладит сердечную горесть благостнным своим призрением и всех нас милостивне да утешит. Но, о Россие, видя кто и каковый тебе оставил, виждь и какову оставил тебе. Аминь. 1725
Как ловко он в конце от Петра переметнулся к Екатерине)
Феофан Прокопович, как мне кажется, достоин называться великим поэтом, писателем своего времени. Столько боли, переживания и великой скорби чувствуется в этом стихотворении. Автор оплакивает Петра искренне, ведь Россия потеряла великого человека.
Что се есть до чего мы дожили о россияне
Изпрочитанного запись закреплена
Некоего протопопа попросили за весьма приличное вознаграждение произнести надгробное слово по умершей богатой купчихе. Он, однако же, решил не затруднять себя сочинительством, а взял известное «Слово на погребение Петра Великого» Преосвященного Феофана (Прокоповича) и прочитал его, заменяя всюду мужской род на женский.
— Что се есть? — возгласил батюшка. — До чего мы дожили, о россияне? Что видим? Что делаем? Феклу Карповну Кособрюхову погребаем. Не мечтание ли се? Не сонное ли нам приведение? О, как истинная печаль! О, как известное нам злоключение.
Поначалу слушатели были довольны, пока протопоп говорил о величии и достоинствах покойной купчихи, о том, как она заботилась о просвещении. Однако же под конец речи родственники его чуть не побили, когда он между прочим сказал, будто «покойница была весьма проста нравом и, будучи в Голландии, делила ложе с простыми матросами».
(Надо сказать, в подлинном «Слове» Преосвященного Феофана такой фразы нет, но все же показательно, что в церковной среде подобный анекдот появился.)
В старое время в селе, которое называлось Палисадник, служили священник и диакон. Как-то они шли вместе на требу, и на дороге перед ними оказалась глубокая и обширная лужа, обойти которую не было никакой возможности. Диакон при этом случае был в сапогах, а священник в како-то легкой обуви. И вот батюшка уговорил диакона перенести его через лужу. Тот согласился, взгромоздил священника на свою спину и понес. Но то ли лужа была слишком велика, то ли вес у батюшки чересчур солидный, но диакон на самой середине водной преграды ношу скинул. Священник, который изрядно промок и испачкался, не удержавшись, ударил обидчика, и между ними завязалась драка. Соблазнительный этот случай, разумеется, не остался незамеченным, дело дошло до благочинного, а тот сообщил архиерею. Резолюция, которую Владыка наложил на письме благочинного, была краткой и выразительной: И коня и всадника —; Вон из Палисадника.;
(Тут следует добавить, что для церковного человека это звучит тем более забавно, что со слов «Коня и всадника в море Чермное» начинается весьма употребительное песнопение — ирмос пятого гласа.)
Окончить эту, первую главку моего повествования, пожалуй, стоит нижеследующим курьезом. После отречения Государя Императора Правительствующий Синод разослал по епархиям распоряжение о том, что теперь на ектеньях и возглашениях следует поминать не монарха, а «благочестивое временное правительство». По окончании же литургии и в иных случаях предлагалось воспевать и такое несообразное к Богу прошение:
— Временному правительству — многая лета!
Когда хрущевское гонение стало разворачиваться во всю силу, московские клирики придумали себе некую игру, в которой находили своеобразное утешение. Если в поминальной записке встречалось имя «новопреставленный Никита» (т.е. недавно умерший), тот из священнослужителей, который читал эту записку, возвышал голос и громко, раздельно, на весь храм произносил:
На это другой клирик столь же громко откликался:
В Москву прибыла группа архиереев Кипрской Православной Церкви. И вот кто-то решил отправить их на балетный спектакль в Большой театр. (Это, как известно, нравится решительно всем иностранцам, посещающим Москву.) Однако, отправляя епископов в театр, никто не удосужился даже заглянуть в афишу, полюбопытствовать, какой именно спектакль идет в Большом в тот вечер. А шел, надо сказать, балет по сказке Пушкина «О попе и его работнике Балде». Кончилось это неприятностью, ибо, увидев на сцене пляшущего «попа» с крестом на шее и множество «чертей», кипрские архиереи сочли это преднамеренной провокацией и демонстративно покинули театр.
Как-то в морозный вечерок на праздник Крещения отец Константин шел в некотором подпитии по набережной Москвы-реки. К нему сзади подкрался карманный воришка и запустил руку под его меховую рясу. Архидиакон почувствовал это, крепко ухватил воришку за руку и тут же свел его на лед реки. Затем он отыскал прорубь, взял своего пленника за шиворот и с пением — “Во Иордане крещающуся Тебе Господи. ” — окунул вора в ледяную воду, а после этого отпустил на все четыре стороны.
Весьма любопытные истории случаются при крещении маленьких цыганят.
Зимним морозным днем в храм явилось несколько цыган с целью окрестить ребятишек. Начались приготовления к таинству, и по случаю сильных холодов в купель влили подогретую воду — дабы не простудить детей. В этот момент к священнику приблизился старый цыган, он бесцеремонно сунул в сосуд свою руку и решительно сказал:— Ты, батя, мне цыганят не порти. Крести их в холодной воде — крепче будут!
В одну из церквей пришла толпа цыган, желающих окрестить младенца. Треба была оформлена официально, и они заплатили деньги за крещение одного ребенка. Затем вся компания выстроилась перед купелью, и не успел священник приступить к чинопоследованию, как началось то, что можно было бы наименовать “чудесным умножением младенцев”.Цыгане стали переговариваться:— А Васька-то где. А Наташка. А Ванюшка. И тут из-под пестрых юбок и еще невесть из каких мест стали появляться многочисленные “Васьки” и “Наташки”, так что вместо одного ребенка священнику пришлось окрестить едва ли не дюжину цыганят.
Вот рассказ моего знакомого батюшки: — К нам в церковь принесли крестить пять или шесть цыганских младенцев. Но только я начал совершать таинство, дети стали плакать, да так громко, что я не слышал собственного голоса. И вдруг я заметил, что взрослые все время щиплют ребятишек, а те орут благим матом. Тогда я оторвался от требника и говорю цыганам: “Что вы делаете? Зачем же вы мучаете своих детей?” Они мне отвечают: “Ты, батя, свою Библию читай, а в наши цыганские дела не вмешивайся. ” Но я им сказал: “Пока не перестанете щипать детей, я продолжать крестины не буду”. Спрашиваю: “Для чего вы это делаете?” Они мне говорят: “А у нас поверье такое: чем больше они сейчас будут плакать, тем меньше слез прольют в дальнейшей жизни — после крестин”. В конце концов цыгане меня послушались и щипать малюток перестали, но те все равно плакали до самого окончания требы.
И еще одна характерная история. Некоему священнику довелось крестить целую группу цыганских ребятишек. Таинство было совершено, детей одели, и цыгане стали покидать храм. Но тут батюшка вдруг заметил, что с аналоя, стоящего возле купели, исчез напрестольный крест.— Стойте, стойте! — закричал священник. — Верните крест!— Какой крест? — послышались возгласы. — Не видали мы никакого креста! И все цыгане поспешили к выходу. Но батюшка оказался весьма находчивым. Он тотчас же схватил за руку одного из только что окрещенных детей, подвел его к купели и объявил:— Если вы мне сейчас же не вернете крест, я буду вашего цыганенка “раскрещивать”. И он сделал вид, будто собирается начать некое священнодействие. Одна из цыганок тут же подбежала к купели и выложила на аналой похищенный было крест.
Мелочи архи. прото. и просто иерейской жизни (Михаил Ардов)
Задание №2914
Условие
Установите соответствие между фрагментами исторических источников и их краткими характеристиками: к каждому фрагменту, обозначенному буквой, подберите по две соответствующие характеристики, обозначенные цифрами.
«Что се есть? До чего мы дожили, о россияне? Что видим? Что делаем? Петра Великого погребаем! Не мечтание ли се? Не сонное ли нам привидение? Ох, как истинная печаль! Ох, как известное наше злоключение! Виновник бесчисленных благополучий наших и радостей, воскресивший аки от мертвых Россию и воздвигший в толикую силу и славу. »
«В 25 день января повезли тело Государыни, во гробе лежащей, со всевозможным великолепием и подобающими почестями изо дворца чрез реку в Петропавловский собор в крепость. Сам император, за ним — я, за мною — Скавронские, за ни ми — Нарышкины, потом все по рангам шли пеши за гробом от самого дворца до церкви. Император в сей день был чрезмерно весел и посреди церемонии сей траурной сделал себе забаву: нарочно отстанет от везущего тела одра, пустив оного вперёд сажен тридцать, потом изо всей силы добежит; старшие камергеры, носящие шлейф епанчи его чёрной, паче же оберкамергер, граф Шереметев, носящий конец епан чи, не могши бежать за ним, принуждены были епанчу пустить, и как ветром её раздувало, то сие Петру III пуще забавно стало, и он повторял несколько раз сию штуку. »
1) Текст документа был написан в 1720х гг.
2) События, описываемые в отрывке, произошли в 1760х гг..
3) В отрывке речь идёт о похоронах Петра II.
4) Император, о котором идёт речь, издал Манифест о вольности дворянской.
5) Современником похорон, о которых идёт речь, был А.Д. Меншиков.
6) Современником описываемых событий был М.М. Сперанский.
Запишите в таблицу выбранные цифры под соответствующими буквами.
ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: История России с древнейших времен. Книга IX. Начало 20-х годов XVIII века — 1725
НАСТРОЙКИ.
СОДЕРЖАНИЕ.
СОДЕРЖАНИЕ
Сергей Михайлович Соловьев
«История России с древнейших времен»
Книга IX. Начало 20-х годов XVIII века — 1725
Несогласные действия союзников, датчан и саксонцев, в войне со шведами. — Кросенские постановления. — Обстановка союзников под Штральзундом. — Отношение к Англии и Голландии. — Отправление Меншикова в Померанию. — Затруднительное положение русского посланника князя Долгорукого в Дании. — Потеря кампании 1712 года. — Грусть Петра. — Датчане и саксонцы поражены шведами под Гадебушем. — Посредничество Англии и Голландии. — Условия Петра. — Инструкция Меншикову. — Свидание Петра с курфюрстом ганноверским и с королем прусским. — Виды Пруссии. — Действия русских в Финляндии. — Действия Меншикова в 1713 году. — Голштинский министр Г`ёрц. — Дело о секвестре померанских городов. — Сдача Штетина Меншикову. — Штетин отдан Пруссии. — Неудовольствие по этому случаю в Дании. — Враждебность Англии и Голландии к России. — Решительность Петра сдерживает эти державы. — Посольство Ягужинского в Данию. — Голштинские предложения царю посредством Бассевича. — Дело о союзе с ганноверским курфюрстом. — Действия русских в Финляндии в 1714 году. — Приступление Пруссии и Ганновера к Северному союзу. — Осада Штральзунда. — Сдача этого города союзникам. — Переговоры князя Куракина с английскими министрами насчет условий мира с Швециею. — Петр выдает племянницу за герцога мекленбургского. — Следствия этого брака. — Столкновение Петра с союзниками по поводу Висмара. — Приготовления к высадке в Швецию со стороны Дании. — Петр отлагает высадку. — Смута между союзниками по этому случаю. — Свидание Петра с прусским королем в Гавельсберге. — Пребывание в Голландии. — Сношения с Англиею. — Отношения России к Франции и поездка Петра в Париж. — Договор России с Франциею. — Конференции князя Куракина о мире с Швециею. — Постановления о будущем конгрессе на Аландских островах. — Переговоры с Даниею. — Отношения к Пруссии. — Переговоры с Англиею. Сношения с австрийским двором.
При рассматривании внутренней преобразовательной деятельности в России от 1711 до 1721 года по самому ходу дел нельзя не заметить отсутствия, иногда очень продолжительного, царя-преобразователя. Это отсутствие условливалось затянувшеюся заграничною войною. В прутском несчастии Петр утешал себя и других тем, что по крайней мере прекращение турецкой войны даст возможность сосредоточить все. силы на западе и кончить поскорее шведскую войну выгодным миром; но и эта надежда на скорое окончание тяжелой войны не оправдалась благодаря слабому содействию союзников.
По возвращении из турецкого похода, не могшего не подействовать разрушительно на физическое здоровье Петра, он, прежде чем начать новые труды, должен был отправиться осенью 1711 года в Карлсбад для пользования тамошними водами. 15 сентября царь начал употреблять воды, 3 октября уже выехал из Карлсбада и 14 числа в Торгау отпраздновал брак сына своего, царевича Алексея, с принцессою вольфенбительскою. Между тем со сцены военных действий приходили неприятные вести. Штральзунд был осажден союзными войсками — русскими, саксонскими и датскими; но вот что писал Петру находившийся в то время там князь Григорий Фед. Долгорукий от 3 сентября: «Войска наши, датские и саксонские находятся при Штральзунде, а действия еще никакого не начали, затем что министры и генералы не могли согласиться насчет того, как начинать дело, а согласиться не могут больше по своим злобам и гордости. Со стороны короля польского желают наперед добывать остров Рюген, дабы там неприятельскую кавалерию уничтожить и продовольствие получить с острова, а потом уже добывать крепость. Со стороны короля датского больше желания, оставя короля польского под Штральзундом, добывать Висмар. От этих несогласий, министерских злоб и перекоров хотели, ничего не сделавши, разъехаться. Мы с князем Васильем Лукичом Долгоруким всеми силами трудимся не только министров и генералов, но и их величества до согласия привесть, и думаю, что прежде станут добывать остров Рюген».
Долгорукому хотелось, чтобы король датский имел личное свидание с Петром, «понеже, — писал князь Григорий, — король датский зело человек гордый и, что изволите с ним постановить, то, чаю, ни для чего не отменит». Но саксонский генерал Флеминг не хотел этого личного свидания между государями и, подговоря с собою датских министров, Выбея и Шака, тайно отправился в бранденбургский город Кросен для свидания с царем и улажения всего насчет будущей кампании. 22 октября в Кросене было совещание, на котором Петр дал Флемингу и датским министрам следующие пункты: 1) необходимо теперь же овладеть Штральзундом, а если нельзя, то по крайней мере островом Рюгеном; 2) зимою надобно договориться с курфюрстом ганноверским о Бремене и Вердене, чтоб к будущей кампании ганноверский двор не мешал, а помогал (именно при дворе английском); 3) военные действия в будущую кампанию, как сухопутные, так и морские, начать рано, именно в апреле-месяце.
Петр из Кросена отправился в Россию, а союзники два месяца понапрасну стояли под Штральзундом, оправдывая себя тем, что не привозили артиллерии и потому нельзя ничего сделать. Решили, что нельзя стоять всю зиму под Штральзундом, надобно отступить; но и тут подняли спор: король польский говорил, чтоб всем союзным войскам, отступя от Штральзунда, зимовать в Померании и удерживать в блокаде Штетин, Штральзунд и Висмар; король Август представлял также, что если теперь все войска оставят Померанию, то на весну им трудно будет снова войти в нее по причине переправ, которые неприятель легко может защищать. Но король датский никак не хотел оставлять войск своих в Померании, представляя, что ему нужно войско для охранения Зеландии зимою, когда Зунд замерзает, и непременно хотел уйти в Голштинию на зимние квартиры. К усилению распри между союзниками королю Августу дали знать, что датский король начинает тайные переговоры со шведами посредством готторпского министра Фондерната. Таким образом, оба короля намеревались выступить из Померании; князьям Долгоруким, Григорию и Василию, стоило большого труда привести их к тому, что они наконец согласились: датскому королю оставить в Померании 6000 человек своего войска, а саксонцам и русским всем зимовать там.
Союзники действуют слабо; а между тем на западе грозит новая опасность: война Англии, Австрии и Голландии против Франции за наследство испанского престола готова прекратиться, что даст этим державам возможность вмешаться в Северную войну. В Англии с большим неудовольствием и подозрительностью смотрели на вступление русских войск в Померанию. Утверждали, что в Карлсбаде у царя и английского посланника Витворта произошел по поводу этого предмета очень крупный разговор, так что посланник счел благоразумнее уйти. Вместо князя Куракина посланником в Англию отправлен был фон дер Лит. Новый посланник доносил в ноябре 1711 года, что государственный секретарь С. Джон (знаменитый Болинброк) говорил: «Союзники в Померании поступают выше всякой меры: сначала уверяли, что хотят только выгнать оттуда шведский корпус генерала Крассова, а теперь ясно видно, что их намерение — выжить шведского короля из немецкой земли; это уже слишком!» Переговоры о мире между Франциею и союзниками должны были производиться в Голландии, и потому сюда на помощь Матвееву отправлен был князь Бор. Иван. Куракин. В ноябре 1711 года Куракин дал знать, что Франция сблизилась с партиею тори в Англии и английский посланник объявил голландскому правительству требование, чтоб назначено было место для посольских съездов и чтоб выданы были паспорты французским уполномоченным. Когда депутаты от Штатов сказали ему, что надобно писать во все провинции республики, изведать общее желание, то он отвечал, что его королева решила — быть съезду и если Голландия будет медлить, то Англия одна назначит место для съезда и выдаст паспорты. «Господа голландцы, — писал Куракин, — в великой конфузии находятся. Мое мнение: если эти государства все больше и больше будут приходить в несогласие, то, конечно, в нас нужду иметь будут, и в таком случае, приняв меры, требуемые нашими интересами, не надобно упускать времени заключить с ними хотя оборонительный союз и свой кредит устанавливать; но теперь пока надобно относиться одинаково как к Англии, так и к Голландии». На это донесение канцлер Головкин отвечал Матвееву и Куракину наказом склонять Штаты к приязни и к вступлению в союз с царским величеством; объявить Штатам и цесарским министрам, что в случае продолжения войны их с Франциею царь готов помочь им войском от 10 до 15000 человек, и больше за обычные субсидии и даже без субсидий, только на их содержании и жалованьи; взамен этого требовать, чтоб Австрия и Голландия гарантировали России все завоеванное ею у Швеции, в померанском деле царю и его союзникам не только не мешали, но и помогали. Ответ Матвеева был очень неудовлетворителен: «Из всего видим, что на их прямое усердие к