Что значит переехало катком
Катка в дотку. Что такое катка и что значит «изи катка» на сленге геймеров
Катка – это… Значение слова в молодежном компьютерном сленге. Катка в CS:GO и катка в Dota 2. Что такое «изи катка» и «тащить катку»? Песня «катка в дотку, х… в пилотку».
Катка — так на геймерском сленге называют матч в компьютерной игре. Катка — это отдельная партия, сражение, по итогам которого кто-то побеждает, а кто-то проигрывает.
Например, может быть «катка в кс» — бой в Counter Strike, или «катка в доту» — партия в Dota 2.
Сленговое слово образовано от глагола «катать».
«Тащить катку» — это значит лидировать в матче, принося победу своей команде.
«Изи катка» — так говорят о легко одержанной победе. А «потная катка» — про сложный матч, вытянувший все силы.
Примеры употребления
«Катка» – песня ДЛБ
«Катка» — композиция ДЛБ, трио из Екатеринбурга. Наряду с другими приметами времени в песне упоминаются приложение для знакомств «Тиндер», стриминговый сервис «Нетфликс» и «катка в дотку» — то есть партия в игру Dota 2 (в ней сражаются две команды по пять игроков).
Внимание! В песне присутствует ненормативная лексика (18+)
«Такое было ощущение, что по мне проехались катком». Переболевшие «короной» рассказали, каково это
«Думаю, что подхватила эту гадость в магазине»
Валентина, 56 лет, медработник:
– 14 ноября я собралась идти на работу, но почувствовала какую-то слабость, решила на всякий случай температуру померить. Оказалось, 37 и 7, а ночью еще и диарея была. Вызвала врача на дом. Мне сразу предложили сдать тест, назначили препараты противовирусные, антибиотики и от диареи.
Ночью мне так стало ломить спину, руки, ноги, будто меня палками избили. Двое суток оставалось это ощущение, я не могла ни лечь, ни встать, ни повернуться. Температура периодически поднималась до 38-38,5. Обоняние потеряла на четвертый день.
Пока еще не было результата теста, мне предложили сделать флюорографию в поликлинике, но она ничего не показала. А тест оказался положительным. КТ показала двухстороннюю полисегментарную пневмонию. Меня положили в больницу. Там капали антибиотики в вену, кололи уколы «Гепарин» для разжижения крови. Примерно 6 декабря мне стало получше, сейчас еще восстанавливаюсь.
Я так думаю, что подхватила эту гадость в магазине. Сама я хожу туда в маске, в перчатках, но другие – нет. Конечно, и на работе не исключено. Там общаюсь с большим количеством людей и не знаю, есть ли среди них больные с «ковидом» или нет. Но на работе все строго соблюдаем меры предосторожности, и пациенты без масок не приходят.
«А потом поднялась температура до 38, и я сразу все поняла»
Любовь Степановна, пенсионерка, 74 года:
– Я думала, что никогда не заболею коронавирусом, потому что все время сижу дома. Только летом и осенью ездила в лес на машине. Но живу я с дочкой и зятем. Сначала заболел зять.
Еще когда у него не был подтвержден диагноз, я почувствовала себя неважно: головная боль, слабость. Сначала списали это на мое давление. Три дня было такое непонятное состояние, а потом поднялась температура до 38, и я сразу все поняла.
К тому моменту уже и дочь почувствовала себя плохо и пошла в поликлинику. У нее первой подтвердился диагноз «коронавирус», ей открыли больничный. Потом медики приехали к нам с зятем, как к контактам первого уровня, взяли тесты. У зятя он оказался отрицательным, у меня – положительным. Правда, позже зять сдал анализ крови на антитела и выяснилось, что они у него уже выработаны. Получается, он уже переболел.
Мне сразу назначили антибиотики, противовирусное, «амброксол», еще какие-то порошки и сказали: обязательно обильное питие и постоянно лежать на животе. От госпитализации я отказалась. Мы все болели дома. Как я говорю в шутку: «Мы дружно живем и дружно болеем».
Это я сейчас шучу, а тогда было не до смеха. Мы с зятем тяжело перенесли болезнь, дочка – полегче, хотя у нас с дочкой была диагностирована двухсторонняя пневмония, а у зятя – односторонняя. У дочери температура не поднималась выше 37 и 2. Мы же с зятем лежали «трупами», а она за нами ухаживала. У меня температура какое-то время «прыгала»: то 38, то 37,2. Хуже всего было на 8-10-й день: слабость была страшная. Дочери уже говорила, что, наверное, умру. У меня ведь еще серьезные проблемы с сердцем и давлением. Но, слава Богу, выкарабкиваюсь, значит, надо мне еще пожить.
Заболела я 6 ноября, 28-го сняли «изоляцию», но не оклемалась до сих пор. Не знаю, как у других, но у меня «ковид» отразился еще и на состоянии психики: я стала ранимой, обидчивой, плаксивой. Сейчас нахожусь в реабилитационном центре в 20 км от Глуска, здесь все после «ковида» восстанавливаются. Проходим разные процедуры для работы легких. Врачи рекомендуют больше находиться на свежем воздухе, а главное – не паниковать и не падать духом. А вот с активными движениями советуют повременить, говорят, что нужно постепенно давать нагрузку легким, даже петь мне пока запретили, раньше я в хоре пела.
«Сам я всегда и везде в маске, но вокруг много людей без масок»
Николай, 41 год, сотрудник милиции:
– Я был на выходном, когда почувствовал легкое простудное состояние: заложенность носа, легкий кашель, горло побаливало, температура 37,4. Я сразу не придал этому особого значения, думал: слегка постыл. Как раз накануне немного замерз.
Попил теплый чай и на следующий день пошел на работу. Температура держалась 37,5 весь день и вечер. На утро решил сходить в поликлинику – на всякий случай. Конечно, очереди сейчас там очень большие, люди нервничают, врачи нервничают, понять можно и тех, и других. Но врач – Шевелев Виталий Константинович очень внимательно отнесся ко мне. Что-то в моем состоянии его насторожило, он осмотрел меня скрупулезно, выслушал, дал направления на все анализы, посоветовал сделать КТ. В тот же день у меня взяли тест на коронавирус. Томография показала, что легкие чистые. Врач сказал, что, если я и переболею, то, скорее всего, в легкой форме. Мне порекомендовали антибиотики, противовирусный препарат, порошки, обильное питье и отправили домой лечиться.
На следующий день я перестал чувствовать запахи и уже предполагал, что тест будет положительным. Через три дня мне позвонили, сообщили, что «ковид» подтвердился.
Через несколько дней приехал врач, был культурным, вежливым. Я даже удивился этому, зная, какая сумасшедшая нагрузка сейчас лежит на медработниках.
Дома я добросовестно соблюдал все рекомендации. Температура больше 37,5 не поднималась, осложнений не было. Я бы сказал, что болезнь протекала в легкой форме. Спасибо нашей медицине. Уповать только на свое здоровье и иммунитет я бы не стал.
Сейчас уже хожу на работу, пью витаминный комплекс для восстановления организма. Маленькая температура еще держалась некоторое время, но врач сказал, что при «ковиде» это нормально до месяца и даже больше.
Где и когда я заболел, точно не знаю. В моем близком окружении – дома, на работе, никто не болел. Но, находясь постоянно в социуме, конечно, невозможно застраховаться на 100 процентов. На работе, в магазине, в общественном транспорте нас окружают сотни людей. Сам я всегда и везде в маске, но вокруг много людей без масок.
«Это страшно, когда не понимаешь, что с тобой происходит, и при этом никому нет до тебя дела»
Марина, 40 лет, юрисконсульт коммунального предприятия:
– Около месяца назад я почувствовала недомогание. Сначала подумала: рано темнеет, поздно светает, потому вялость и хочется спать. Померяла температуру, оказалось, есть невысокая. Я и тогда не паниковала, мало ли что. Потом вдруг температура подскочила до 39, причем, сопровождалась страшной головной и болью во всем теле. Было такое ощущение, что меня разбирают по косточкам или по мне проехались катком. Плюс диарея и слабость. Обоняние я не теряла на протяжении всей болезни.
Врач, которая пришла на дом, сразу поставила диагноз «ОРВИ», объяснив мне, что другой поставить не может, пока заболевание не подтвердится тестом. Я, конечно, уже понимала, что это коронавирус. Раньше я болела и гриппом, и ОРВИ, но таких ощущений не было никогда.
Мне назначили лечение – антибиотик, противовирусное. Я сдала тест, сделала снимок – он показал одностороннюю пневмонию. Через несколько дней позвонили и сказали, что тест положительный и что со мной скоро свяжутся. И все, тишина.
Десять дней никто ко мне не приходил, никто не звонил. Я уже начала паниковать. Слабость была жуткая. Все лекарства, которые мне назначили при первичном осмотре, я к тому времени уже выпила и просто не знала, как лечиться дальше. Десять дней я пыталась дозвониться в поликлинику. В регистратуре мне давали телефон инфекционного кабинета, а там ничего вразумительного не отвечали. Я им объясняю, что плохо себя чувствую, а они говорят: вызывайте скорую и езжайте в больницу. На самом деле, это страшно, когда не понимаешь, что с тобой происходит, и при этом никому нет до тебя дела. Если человек живет один, то можно и «окочуриться».
Как ни странно, дочери моей, как контакту первого уровня, звонили каждый день и спрашивали о ее самочувствии.
На десятый день я уже совсем отчаялась и собралась звонить на «горячую линию», но тут мне неожиданно повезло. Когда позвонили дочери, я опять попыталась с ними поговорить. Женщина на том конце провода оказалась внимательной: выслушала, записала все данные и пообещала связаться позже. Я так поняла, что сведения обо мне в этом хаосе где-то затерялись. Я все понимаю: такое творится в поликлиниках, что об индивидуальном подходе к каждому пациенту думать невозможно. Мне перезвонили, сказали, что 3 декабря заканчивается срок моего пребывании на карантине и нужно прийти на прием.
Я пришла, больничный мне продлили и сейчас я хожу в поликлинику. Температура держится: 37,1-37,5. Врач говорит, что такая может быть до двух месяцев.
Сегодня сделали рентген, он показал, что с легкими, увы, пока без изменений, пневмония. Сейчас мне уже назначили антибиотики в уколах, таблетки. На днях иду в поликлинику на ВКК.
Уверена, что заболела на работе. Ко мне приходят клиенты заключать договора. Хоть у нас масочный режим, многие его не соблюдают. Стоит дезсредство, просишь людей: пожалуйста, обработайте руки. Они отвечают: «А я ничего не боюсь!» Так хоть о других подумайте!
«Все началось с поездки в Минск, где я посещала медцентр»
Вера, 33 года, курьер:
– Все началось с поездки в Минск, где я посещала медцентр. Думаю, что в самом центре я навряд ли могла подхватить вирус: там немноголюдно, клиенты идут строго по времени, очередей нет, в регистратуре каждому измеряют температуру.
Тем не менее, именно после возращения из столицы на следующий день началось першение и дискомфорт в горле. Так продолжалось несколько дней, а на пятый поднялась температура до 37,1. Каждый день она «прыгала»: то 37,4, то 37,7, то вдруг 36. На шестой день была 38. Ломило кости, потом почувствовала слабость, тошноту, отсутствие аппетита, головную боль, чихание, временами было тяжело дышать. Вкусовые ощущения не пропадали, а запахи на несколько дней исчезли, временами почему-то чувствовала запах ацетона. Когда пила молоко, начинало тошнить. Пик заболевания пришелся на 8-9-й день.
К врачу я обратилась, когда температура поднялась до 38. Там сделали тест на коронавирус, снимок легких. Последний показал начинающуюся левостороннюю пневмонию. Тест был готов на третий день, он оказался положительным. Отнеслась я к этому спокойно, потому что уже была уверена, что так и будет.
От госпитализации я отказалась, 14 дней пробыла на изоляции дома. Мне выписали два антибиотика, таблетки от кашля и разжижающие кровь. Также врач рекомендовала теплое обильное питье – до трех литров в день. Врач, которая вела меня, постоянно звонила узнать о моем самочувствии, даже в выходной день.
Первый день после изоляции на улице было тяжело – головокружение, слабость. Сейчас (25-й день после заболевания) этого ничего уже нет. Я чувствую себя нормально, только сухой кашель остался и временами слабость.
По завершении лечения был сделан повторный снимок и анализ крови. Врач сказала мне, что кашель может держаться еще около месяца, а на полное восстановление организма уйдет до трех месяцев. Сейчас, по совету доктора, пью таблетки от кашля, витамины, в которых содержатся цинк и селен. Также мне посоветовали делать дыхательную гимнастику и как можно больше лежать на животе.
Хочу выразить большую благодарность врачу-терапевту своей поликлиники №6 Шпаковой Наталье Сергеевне за внимание и помощь в моем выздоровлении!
Шестуна предупреждали, что его переедут катком
Завтра третий день судья Юферова будет читать приговор бывшему главе Серпуховского района Александру Шестуну, растягивая «удовольствие». Ведь только она — ну и еще несколько человек, кому положено — знают, что будет в конце. Но мы тоже знаем — ничего хорошего там не будет, поэтому открываем этот текст заранее. Этой публикацией мы не поможем Шестуну — сейчас ему не поможет никто. Я просто хочу о нем рассказать.
С Шестуном я не то чтобы дружу (чуть было не написал «дружил» — но это неверно, он еще далеко не покойник), но он мне интересен, и он заслуживает уважения как настоящий, не для прикрытия хищничества, патриот.
Наша последняя встреча случилась в разгар его последнего сражения с ветряными мельницами, вскоре после обнародования в апреле 2018 года набравшего миллионы просмотров обращения к Путину, куда были вкраплены аудиозаписи разговоров с ним в администрации президента.
Шестун уже понимал, что будет сидеть, но еще надеялся на что-то. На кого-то, кто один только и мог остановить поехавший каток. Президенту, конечно, о его обращении и о его деле докладывали: слишком близкие к нему лица там фигурировали. Он, вероятно, успев все взвесить, сказал свое обычное: «Следствие и суд разберутся».
Это приговор, который означает, что человека теперь можно уничтожить.
Ставки были слишком неравны, и Шестуну надо было обладать, наряду с хитростью, еще и нерастраченным запасом идеализма, чтобы так понадеяться на президента.
В тот раз он угощал меня обедом в комплексе, только что построенном на берегу песчаного карьера его другом и бывшим партнером Борисом Криводубским. Там были уже почти готовы и деревянное здание под музей Окского берега, и площадка для фестивалей — с размахом, устраивать их Шестун был мастер, и обустроенные пляжи, но изумрудная вода в мае была еще холодна — никто не купался, было тихо и чисто. Годом раньше, еще не заполненный водой из реки, это карьер представлял собой лишь безобразные ямы, раны берегов Оки.
«Мне некуда и незачем отсюда бежать, — говорил Шестун, сам себе отвечая на вопрос, не променять ли русскую тюрьму на какой-нибудь дальний берег. — Да и не на что, все мои деньги закопаны здесь».
Это правда: при аресте денег на всех известных счетах главы района вместе с наличными было изъято чуть больше 2 млн рублей.
Посмеиваясь, он рассказал, что в войне за закрытие этого карьера кого-то пытали утюгом, а кто-то был убит. Я не записывал, но название той преступной группировки, которая раньше владела карьером, помню. Песчаные и гравийные карьеры в сером бизнесе — золотое дно: из-за простоты добычи, а главное — сложности контроля за ее объемом. В 2009 году прокурорская мафия требовала от Шестуна за «крышу», кроме 2 млн долларов, именно назначения указанных ими людей на руководство карьерами. Глава района даже успел поговорить с их кандидатами — в песке они ничего не смыслили, но оба оказались сотрудниками Тыретского солерудника. Это Иркутская область, вотчина Чаек.
Я вспомнил тогда в разговоре одного своего иркутского знакомого, тоже воевавшего с Чайками, чья фраза мне когда-то очень понравилась, я ее и процитировал: «Все мы когда-то были бандитами, но надо же и взрослеть!» Шестун немедленно отбил: «Я никогда не был бандитом». Это он повторял каждому и всякий раз, когда заходил разговор о его возможной связи с криминалом. Никогда не пропускал это просто мимо ушей, а обязательно подчеркивал: «Я никогда не был бандитом, я всегда воевал с криминалом».
…Между тем главой Серпуховского района Шестун стал благодаря слухам о его связи с «бандитами», а помог ему в этом местный авторитет, к тому времени уже мэр соседнего города Чехова Геннадий Недосека (Большой Гена, его обугленный труп был найден в сгоревшем «Хаммере» в ноябре 2004 года). В автобиографической книге, которую Шестун закончил в 2011 году, он вспоминает об этом так.
В 2003 году он, один из собственников сети магазинов стройматериалов (на них начинался бум), стал депутатом районного совета и вдруг почувствовал вкус к публичной работе. В это время он получил через знакомых предложение от «Лукойла» выдвигаться в Государственную думу по одномандатному округу. Алекперов тогда следовал примеру Ходорковского, который спонсировал выборные кампании ряда депутатов, но после известного наезда на «ЮКОС» с этой темы спрыгнул. Но выборная кампания Шестуна в Думу совпала с выборами главы Серпуховского района, он быстро поменял ставку и неожиданно выиграл.
Надо различать первую и последующие победы Шестуна на выборах. В первый раз это была в большой мере случайность, а дружба с Большим Геной, на которой строился и черный пиар против него (сам Шестун и не думал ее скрывать), как и война со всеми братками Серпухова в коммерческий период, лишь добавили ему, и без того обладающему харизмой, романтический ореол в глазах жителей района: они предпочли проголосовать за «бандита», а не за неизвестного им назначенца тогдашнего губернатора Московской области Бориса Громова.
Тут, пожалуй, стоит сделать отступление в сослагательном наклонении:
что было бы, попади Шестун в Думу? Стал бы он там таким же, как все? Проголосовал бы за закон «об иностранных агентах» в 2012 году?
Наверняка, его патриотизм был не только искренен, но и замешан на соответствующих мифах (тут правильно «был» — потому что тюрьма от этого лечит). А за «закон Димы Яковлева», может, и не проголосовал бы, вот и вылетел бы оттуда, был бы сейчас снова коммерсантом.
По-разному власть можно и использовать: для личного обогащения или для общественного блага — своего района, города, области, страны. Это всегда дробь, где есть числитель и знаменатель, и в зависимости от результата деления это тоже получается не одинаковая власть. Шестун руководствовался, как он сам пишет в своей книге, заповедью Большого Гены, который на собственном опыте напутствовал его так:
«Представь, что район — это все твое. И школы твои, и детские сады, и заводы, и люди, и деньги — все твое. »
Это ответственность, а то, что в уголовном деле может быть представлено как «личное обогащение», не всегда означает собственно доход: и для помощи избирателям, и тем более в борьбе за власть нужны ресурсы, а деньги — важнейший из них.
В 2003 году Шестун был избран вопреки воле Громова, делавшего ставку на администрацию Серпухова, сразу попал в опалу и был отрезан от финансовой помощи. Помог случай, хотя, конечно, не только: на заброшенном аэродроме ДОСААФ на берегу Оки годом раньше был уже анонсирован чемпионат мира по планерному спорту. Предложивший его сгоряча глава Серпухова подготовку провалил, а Шестун впрягся и за несколько оставшихся месяцев не только подготовил летное поле, но и построил гостиничный комплекс.
Естественно, он это сделал за счет денег знакомых коммерсантов и того же Криводубского — а как еще? Но парк «Дракино» стал жемчужиной района — со своим зоопарком, конным и другими спортивными комплексами и с доступными, в том числе серпуховчанам, гостиницами.
Громов оценил этот прорыв: про него тоже рассказывают разное, но деньги он предпочитал выделять тем, кто умел употребить их с толком. В районе были отремонтированы дороги и школы, пришли инвесторы, в том числе зарубежные, в поселке Большевик, ставшем как бы столицей района, был построен дворец спорта «Надежда», какой найдется и далеко не в любом областном городе. Жизнь кипела, и на всех последующих выборах жители района, которых Шестун теперь чуть ли не всех знал поименно, голосовали за него уже не как за «бандита», а как за успешного, заботливого, да к тому же еще и приветливо разговаривавшего с ними хозяина района — за «своего».
…Характер власти Шестуна на самом деле был одной природы с властью Путина: кроме понимания финансовых потоков и их перенаправления, расстановки на ключевые места людей, пользующихся его личным доверием, тут играли роль и харизма, и патриотизм, и налет нутряного, «нашего исконного пацанства», и щедрая доля патернализма (заботы), и, как результат, преданность электората (кстати, одного и того же). Но такой человек в стране может быть только один (в этом и главная причина истории с Фургалом в Хабаровске), а Шестун к 2018 году оставался одним из последних избранных, а не назначенных мэров в стране и точно последним в Московской области — на фоне не ахти какой публичности и отсутствия широкой поддержки у назначенного (а выборы после этого провести — уже дело техники) в 2013 году вместо Громова губернатора Андрея Воробьева.
Выборность губернаторов была отменена в 2004 году — почему-то под предлогом трагедии в Беслане, местное самоуправление сворачивалось по всей стране, выборных глав сменяли назначенцы, которых правящая партия проводила к власти через контролируемые ею советы, в финансовом плане страна все больше управлялась через перераспределение налогов, которые изымались с мест во все большем объеме.
Легитимность, которая демократическим и нормальным путем растет снизу вверх, за вычетом единственного лица в стране, стала этим лицом распределяться сверху вниз.
Шестун же упорно шел этой тенденции в противоход.
Между тем при таком способе правления — с опорой не на институты, а прямо на «электорат», личные связи и во многом теневые отношения — сложно себя обезопасить от прямых угроз и изощренных интриг. Путину для этого пришлось посадить себя в крепость, окружив цитадель власти целым каскадом служб безопасности и огромной администрацией, а Шестун, в которого перед первыми выборами уже кидали гранату, выходил на улицы каждый день, и собственной полиции у него не было: хотя он и создал впервые в районе опорный пункт милиции, при первой же атаке местные силовики переметнулись на сторону «федералов».
Успех, в первую очередь финансовый, всегда привлекает внимание криминала. Он никуда не исчезал, хотя лицо криминала менялось, и вот что написал об этом Шестун в своей книге, изданной, я напомню, в 2011 году: «Опричники подразделялись на элитные и расходные войска. Милиция относилась скорее к пушечному мясу. А вот прокуратура была гвардией. Преступление во власти стало нормой, моделью управления. Прокуроры не просто получали откаты, они были интегрированы во все прибыльные сферы производства, контролировали самые доходные отрасли, в том числе игровой бизнес, наркотики».
ФСБ в 2009-м спасла его в обмен на генерала из другой шайки: когда на следующий день после его задержания в октябре к администрации Шестуна съехалось на «Порше Кайенах» и «Мерседесах» элитное подразделение «силовиков» (черт его помнит, как оно тогда называлось) с участием штатного провокатора (полковника МВД), была задержана заместитель главы Елена Базанова.
Но оно было в основном «слито» в 2011 году, а «куратор» и дурная привычка записывать все разговоры, в том числе с самим Ткачевым, у Шестуна остались.
Все это не имело к его деятельности главы района никакого отношения, пока губернатор Воробьев не потребовал от него (в том числе через главу своей администрации) освободить должность, чтобы отдать Серпуховский район под управление — как не раз говорил мне лично и подтвердил в своем обращении к президенту Шестун — «подольской преступной группировке».
…Запись из кабинетов на Старой площади Шестун выложил в интернет в апреле 2018 года, после того как у него в администрации начались обыски и стало понятно, что каток в любом случае уже поехал.
Из разговора А. Шестуна с И. Ткачевым (начальник управления «К» ФСБ)
Ткачев: Слышь, Воробьев поднял на уровень президента. Вы не понимаете, что ль.
Шестун: Он что, про Шестуна рассказал. Путину?
Ткачев: Да, о конфликте. Об этом говорит директор, об этом говорит уже Кириенко. Ты шутишь, тебя просто катком переедут, и все. Будешь сидеть. Ты жить не хочешь. На хрен тебе это надо? Зачем проблемы тебе, жене, детям. Поэтому самое лучшее решение — бумагу, она без даты, оставляешь. Решается проблема.
А вот продолжение того же разговора в кабинете начальника Управления администрации президента по внутренней политике Андрея Ярина с участием Ивана Ткачева и главы администрации губернатора Воробьева Михаила Кузнецова.
Из разговора Шестуна, Ткачева — с Андреем Яриным (начальник управления по внутренней политике администрации президента) и Михаилом Кузнецовым (глава администрации губернатора Подмосковья)
Ярин: Если мы хотим дальше двинуться, то должно поступить от вас заявление. Это заявление я закрою в сейф. Есть вещи косвенные, как то: информационное молчание и отсутствие дискуссии в прессе. О том, что заявление напишет Шестун, знают четверо здесь и Воробьев. Вот бумага, ручка.
Шестун: Я пока не готов подписать.
Ярин: Вам надо было принять мое предложение. Вы его не приняли. До свиданья.
Никаких экивоков, все просто: все, что ты за годы своим трудом создал, теперь надо отдать.
Такие угрозы Шестун слышал в 90-е годы от «братков», потом в 2009-м от прокуроров. Теперь с ним так же говорили в администрации президента.
…Он отстроил показательный район, а за отказ его отдать (продать — компенсации разного рода ему тоже предлагались) заслужил показательную казнь. Все произошло ровно так, как ему обещали. Посадкой дело не ограничилось: чтобы всем неповадно было, семью, как и было сказано, «пустили по миру».
По иску, основанному на законе «О соответствии расходов, замещающих государственные должности, их доходам», вступившем в силу в 2013 году, были реквизированы дом и имущество Шестуна, а также собственность десятков юридических и физических лиц, в том числе созданная или приобретенная до 2013 года. А «аффилированными» ему были признаны практически все, кто приобрел эту собственность в Серпуховском районе в его бытность главой. Доказательства «аффилированности» бессовестно заимствовались из еще не законченного следствием уголовного дела.
Свидетелям из Серпуховского района, как и всем бывшим и остающимся соратникам Шестуна, устроили такую жизнь, что показания от них собрать было несложно. Возражения десятков соответчиков в судах Красногорска и Одинцово, куда эти дела были незаконно переданы из Серпухова, никто и слушать не хотел.
На заранее анонсированные Генеральной прокуратурой «десять миллиардов» даже так не набралось — максимум на три, но выстроенная и успешная «империя» серпуховского главы была разгромлена, многие, все это прекрасно понимая, предпочли от Шестуна отшатнуться, и на защиту по уголовному делу тоже не осталось средств.
Уголовное дело, в основу которого были положены эпизоды «злоупотребления служебным положением» при выделении земельного участка, «мошенничества» и «взятки», рассматривалось в Подольском районном суде с неприкрытым обвинительным уклоном. Доступ для родственников и журналистов по решению судьи был закрыт под предлогом эпидемии, хотя другие судьи там же работали в обычном режиме. Дело слушалось четыре дня в неделю, несмотря на просьбы подсудимого, для которого с учетом доставки из «Матросской тишины» в Подольск это превратилось в пытку. Когда ослабленный голодовкой Шестун даже не мог подняться в зал, судья проводила заседания в конвойном помещении. Наверное, перед ней была поставлена задача разделаться с этим до конца 2020 года.
Вникать в юридические подробности здесь бессмысленно — дело не об этом. Во взятку я не верю — Шестун так не строил отношения со своими подчиненными, хотя какие-то серые фонды он, возможно, и собирал. Да, он продолжал фактически заниматься и бизнесом, и гораздо более откровенно, чем это делают те же депутаты Госдумы, — ну а как иначе он мог ремонтировать дороги, строить школы, устраивать фестивали и просто помогать людям? «Все свои деньги я закопал здесь», в Серпуховском районе — это чистая правда, и это пока еще заметно, хотя район сразу же после его задержания слили с городом и, как было всегда до появления в администрации Шестуна, уже махнули на него рукой.
В последнем слове на суде Шестун цитировал мультфильмы и сказки, в частности сцену суда из «Алисы в стране чудес». Там королева говорит: «Пусть выносят приговор, а виновен он или нет, мы разберемся потом». Судье Юферовой и тем, кто за ней стоит, стоит это обдумать, обратив внимание даже не на вопрос, виновен в чем-то Шестун или нет, а на слово «потом». Думаю, бывший глава все-таки выйдет на свободу раньше срока, и не по УДО. Разберутся — но уже другие.