Что случилось с вертолетом в чернобыле
О катастрофе вертолёта МИ-8MT на ЧАЭС
Тридцать седьмой кадр
1 октября 1986 года, экипаж МИ-8MT приземлился после очередной ходки к реактору. На борту, кроме специалистов, был и фотожурналист украинского отделения АПН Игорь Костин.
«Слушай, — сказал командир экипажа, — мы Афган отлетали, и ни одной фотографии. Обидно. Сделай нам фото, пусть от Чернобыля память останется!» Обычно фотокоры–профессионалы не делают снимков «на память» — на всех желающих пленки не хватит. Но здесь такой случай! Отказать невозможно.
Экипаж и пассажиры выстроились у машины, Костин нацелил объектив, и тут увидел, что кадров больше нет — вся пленка израсходована. Но чтоб не обидеть ребят, для виду взвел затвор. И тут… выскочил «лишний», 37–й кадр (редко, но такое бывает: пленки отмотано чуть больше или она неровно отрезана). Так и получилось это «фото на память».
КРУШЕНИЕ ВЕРТОЛЁТА МИ-8MT
Осенью 1986 года в Чернобыле произошла ещё одна трагедия.
2 октября в 17 часов 34 минуты вертолёт МИ-8MT, работавший над станцией, зацепился винтом за трос и разбился.Погибли четыре человека.
Экипаж вертолёта Ми-8MT с бортовым номером 30:
-Командир вертолета был капитан Владимир Константинович Воробъёв (родился 21 марта 1956). Да, ему было всего лишь 30 лет. Но несмотря на свой возраст уже не раз вырывался из лап смерти, прошел тернистый путь в Афганистане. Чернобыль остановил его жизненный путь.
Почему командир экипажа — летчик 1-го класса, 30-летний капитан Владимир Воробьев за день до катастрофы отослал родным в Ярославль все свои вещи, да еще положил в посылку купленное жене золотое колечко? Ведь в письме, отправленном 13 сентября домой из Чернобыля, писал: “Пробудем мы здесь 1,5 месяца…” До Чернобыля Воробьев дважды избегал верной смерти. Как-то его мотоцикл столкнулся с грузовиком. Мотоцикл разбился вдребезги — Владимир остался жив (об аварии он никому не рассказывал, семья узнала об этом уже после его гибели). А еще раньше, в Афганистане, когда подбили вертолет, он — единственный из экипажа — выжил. Из госпиталя домой писал: “Мужики говорят, что я в рубашке родился. Ведь не шутка — с 70 метров порхать”. Роковое совпадение: в Чернобыле их вертолет “порхал” практически с такой же высоты…
Перед отъездом в зону, вспоминала потом его жена Валентина, он всю ночь не спал — сидел и смотрел на спящих детей. “Сергейка, Оксанка, слушайтесь маму!” — написал им в первом же письме из Чернобыля. И подпись печатными буквами “ПАПА”. На предсмертном снимке видно, что Воробьев, храбрый, семижильный человек, безмерно устал — это выдают лицо и руки. (“Ох, не надо было ему лететь в таком состоянии”, — вздохнул бывший полковник-афганец, когда отец Владимир показал ему этот снимок). Судьба, дважды хранившая от гибели, на этот раз не уберегла.
После Афганистана Чернобыль казался совсем не страшным
-Бортмеханик старший лейтенант Леонид Иванович Христич (родился 28 февраля 1953) был в Афганистане, когда подбили его вертолет, он своими руками прикрывал трещину в топливном баке.
– Он никогда не выставлялся, — вспоминает его жена Люба. — Другим уже капитанов поприсваивали, а мой все в старших лейтенантах ходит. Я иногда возмущалась, а он улыбался: еще успею! Мягкий и застенчивый, безотказный, после полетов вечно чинил друзьям телевизоры и магнитофоны, всегда как бы в тени — и при этом 365 боевых афганских вылетов.
Беду Люба почувствовала на расстоянии — у них с Леней была очень сильная душевная связь. В день катастрофы, ближе к вечеру (вертолет разбился в 17.30) ее охватила паника. Металась, сама не своя, по квартире. Уложила сынишек спать, прикорнула рядом, но всю ночь так и не сомкнула глаз. Рано утром в дверь позвонили: Лени нет… “А ведь после Афганистана Чернобыль казался мне совсем не страшным, — грустно говорит она. — Тем более, что газеты и радио высмеивали паникеров, доказывали, что ситуация под контролем. И первое чувство было: “Леня, как ты мог? Почему?!”
– Почему Чернобыль? Как Саша попал туда, когда вернется? — недоумевала Лена, жена штурмана старшего лейтенанта Александра Юнгкинда. Александр, по всем расчетам, должен был находиться в Афганистане. В их военной части формировалась эскадрилья, он написал рапорт с просьбой послать его в Афганистан. Так почему же Чернобыль? Уже после смерти мужа Лена получила запоздалое письмо, где он сообщал, что в Афганистан его не взяли по состоянию здоровья, отложили отъезд на год.
Сама судьба берегла Александра от войны, но… он не захотел ей подчиняться! Военный до мозга костей, всегда рвался на передовую. Не получилось с Афганом — значит, будет Чернобыль. В Забайкальском военном округе, в Нерчинске, Александр “слетался” с капитаном Воробьевым. Чуть позже к ним присоединился Леня Христич, прибывший из Могочи. Вот такой сборный экипаж и отправился в зону. Чернобыльский снимок передал военную — с шиком — выправку Александра.
Через четыре месяца после гибели Александра у него родился сын, которого он так ждал. В честь мужа Лена назвала мальчика Сашей.
-Штурман капитан Александр Юнгкинд (родился 15 апреля 1958) вообще не мог привыкнуть к мирной жизни, рвался в Афганистан, куда его не взяли по состоянию здоровья. Попал в Чернобыль. Через 4 месяца после смерти у него родился сын.
Пассажир
-Старший прапорщик Ганжуку Николаю Александровичу было всего лишь 26 (родился 26 июня 1960). Наземный механик, он с радостью воспринял предложение экипажа Ми-8 полететь с ними. Для чего именно, неизвестно. Но этот полет оказался для него и последним.
Об этой аварии известно очень мало, так как она скрывалась очень долгое время.
Ни одного сообщения о гибели вертолета в советской печати не появилось.
А под конец митинга в небе появились военные вертолеты. Они по очереди подлетали к саркофагу и поливали его дезактивирующим раствором. Такой эффектный кадр съемочная группа Западно-Сибирской студии кинохроники упустить не могла. Кинооператор Виктор Гребенюк вел панораму за вертолетом, и вдруг… машина “споткнулась” и устремилась к земле. Через несколько секунд все заволокло черным дымом…
– Пленку-позитив и фотографии мы отдали правительственной комиссии, негатив предусмотрительно оставили себе, — вспоминает режиссер Валерий Новиков.
— Ни одного сообщения о гибели вертолета в печати не появилось, хотя в ту пору “чернобыльские” материалы не сходили со страниц газет. Кто-то могущественный наложил табу на эту информацию. Когда мы попытались выяснить фамилии погибших летчиков, нам вежливо, но твердо было сказано: данный факт огласке не подлежит. Удалось только выяснить номер машины и то, что ее командир лишь недавно вернулся из Афгана…
Тогда фильмы, да и все, что касалось Чернобыля, выходило в свет только с визой группы экспертов при Министерстве среднего машиностроения. Там сказали — тоже вежливо, но твердо, — что о возможности использования кадра не может быть и речи.
Заместитель председателя Совета Министров СССР Г.Г.Ведерников, в период строительства саркофага — председатель правительственной комиссии, посмотрел фильм и одобрил все увиденное, кроме… кадра с падающим вертолетом. “Жареного захотелось? — грохнул кулаком член правительства, еще минуту назад улыбавшийся человек. — А мы не позволим жареное в фильм тащить. И не думайте!”
Кадр вырезали. Но позже он все-таки вошел в фильм — цензура смилостивилась. Однажды киноленту показали школьникам в Музее Чернобыля. И пятиклассница Ирочка Ш., придя домой, с порога сообщила родителям: “Мы сегодня видели, как разбился вертолет!” С этого момента отец девочки “заболел” историей чернобыльских вертолетчиков.
– Ни днем, ни ночью не давал мне покоя вопрос: кто эти люди? Мне нужно было знать, за кого чтобы молиться, — вспоминает в прошлом фотожурналист, мой коллега, а сейчас священнослужитель одного из сельских храмов Киевской области отец Владимир.
— В Музее Чернобыля о них тогда сведений никаких не было. Но ведь люди пролили свою кровь! Умерших и пострадавших после Чернобыля — тьма-тьмущая, а погибших в самой зоне — единицы.
Я стал наводить справки, искать очевидцев, списываться с родными погибших, живущими в Ярославле, Гомеле, Херсоне, Луцке… И вот какая открылась картина: будто кто-то написал сценарий…
Накануне катастрофы командир экипажа отослал домой все свои вещи и золотое колечко для жены.
Вдовы вертолетчиков встретились только в 1992 году, а до этого они ничего не знали друг о друге (их разыскала и перезнакомила добрейшая женщина Екатерина Даниловна Положай, а все расходы на поездку оплатил один из руководителей организации чернобыльцев-”афганцев” Александр Тимченко). И теперь вдовы собираются каждый год — Валентина Воробьева, Любовь Христич, Елена Юнгкинд и … Людмила Ганжук, жена авиамеханика, который полетел с экипажем.
Ганжук Николай старший прапорщик.
Почему 26-летний авиамеханик Николай Ганжук оказался в тот день на борту МИ-8? Он, наземный специалист, не должен был летать! (И на общем снимке его нет). И вообще его жена Люда, как и Люба Христич, думала, что ничего страшнее Афганистана быть не может, а Николай, слава Богу, вернулся оттуда живым и невредимым в свой Александрийский полк.
– Кто мог знать, что беда случится на родной земле? — говорит Людмила. — 26 апреля 1986 года, суббота, к нам в гости пришли наши друзья, кумовья. Мы, жены, готовили ужин. Но в этот вечер нам не пришлось сесть за стол с нашими мужьями. В дверь позвонили, на пороге стоял солдатик-посыльный: “Тревога!” Мужики, кто в чем был, в том и выскочили. Прошел час, второй, третий… На сердце становилось все неспокойней.
С утра пораньше побежали в гарнизон узнавать, что случилось. В полку никто ничего толком нам не сказал. 1 мая я с детишками, многие мои знакомые вышли в город на митинг, не подозревая, какое несчастье нас ждет. А где-то 5–6 мая нас, жен, собрали в солдатском клубе и успокоили: скоро наши мужья прилетят, ничего страшного, мол, нет. Добавили: “Только одна маленькая просьба. Когда мужья придут домой, постарайтесь их переодеть в новое, а одежду упаковать в целлофановые мешки и закопать или выбросить на мусор”. Поначалу это было смешно, но сейчас, со временем, поняли, что не до смеха было нашим ребятам. В Чернобыле они пробыли до 10 мая…”
Потом была еще одна командировка в Чернобыль, после которой Николай Ганжук получил звание старшего прапорщика (сам подшивал новые погоны к кителю — хотел сделать жене и сыну с дочкой сюрприз!), и последняя — осенью. Как вспоминает Люда, в роковой день Николай “по просьбе инженеров-атомщиков сел с экипажем в вертолет”. Он охотно выполнил эту просьбу, ведь с детства мечтал летать! В армии служил в армейской авиации, но — на земле. Поступал в авиационное училище, но… не прошел медкомиссию. И тут — полет на боевом вертолете. Небо!
…Солнце шло на закат, когда экипаж МИ-8MT пролетал под стрелой 160-метрового немецкого крана. Крановщик оставил стрелу развернутой немного влево. Внизу, на площадке, заканчивался митинг. Они загляделись вниз? На миг ослепило заходящее солнце? Или сказалась непомерная, нечеловеческая усталость? Вертолет зацепился за трос крана и упал.
Свидетелем катастрофы по воле судьбы стал тезка командира экипажа — полковник Воробьев Владимир Александрович. Когда-то (они вместе служили в Германии) Воробьев-старший учил Воробьева-младшего летать. И вот в Чернобыле они встретились: полковник руководил полетами группы вертолетчиков. В тот момент он на боевом вертолете МИ-24 “висел” в какой-то сотне метров от чернобыльской “трубы” рядом с машиной своего “крестника”. Младший Воробьев погиб на глазах старшего.
– Звоню полковнику в Одессу, — рассказывает отец Владимир. — Жена берет трубку и в сердцах: “Вы знаете, какой он был в Чернобыле? У него лицо было, как задница павиана, от болезни…” А сам Воробьев говорит всегда ровно, бесстрастно: “Стрела крана была справа, а слева”. — “Вы уверены? — переспрашиваю. — Может, вы забыли?” И тут он медленно, ровным голосом отвечает: “Это… забыть… нельзя…”
– Но они не упали на саркофаг, — говорит мой собеседник. — И это тоже что-то значит. Раз над миром есть Бог, случайностей не бывает. Эти люди принесли себя в жертву…
Источник: http://chernobil.info/?p=1931
Памятник, смотри фотографию, установлен рядом с вертолётной площадкой, которая до сих пор используется по назначению.
Когда в Москве открывался мемориал памяти жертвам Чернобыля, о экипаж Ми-8 даже не вспомнили. А вклад этих людей в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС трудно переоценить. Ради других они жертвовали своим здоровьем. Как оказалось, и жизнью тоже.
Фото, удивившие мир. Крушение вертолета над Чернобыльской АЭС и рука скелета
В очередной подборке из двух знаковых для всего мира фотографий мы решили в той или иной степени вспомнить тему радиации. Во всем, конечно, виноват нашумевший сериал «Чернобыль». Помните сцену с крушением вертолета? Было похоже на выдумку, но вообще эпизод вполне реальный и, более того, запечатленный на фото и даже видео. Второй же снимок вернет нас в конец XIX века, когда мировая медицина изменилась раз и навсегда.
Падение вертолета, 2 октября 1986 года (автор — Виктор Гребенюк)
Это было во второй серии «Чернобыля». Летит вертолет, поливает реактор смесью. В какой-то момент машина пролетает прямо над реактором, винты ломаются, катастрофа. Сцена эффектная, но смотрится инородно. Возможно, потому, что подана так, будто вертолет ломается из-за радиации. Хотя при внимательном рассмотрении видно, что его лопасти все же зацепились за свисающий с башенного крана трос. В реальности примерно так и было, разве что катастрофа произошла не на следующий день после аварии на АЭС, а спустя почти полгода.
По воспоминаниям одного из ликвидаторов аварии, спустя полгода после катастрофы засыпать реактор смесями из песка, бора, доломита и свинца уже перестали. В то время вертолеты боролись со стоявшей в воздухе радиоактивной пылью, заливая все вокруг клеевым раствором. По-другому избавиться от нее было невозможно, а так вешали на вертолет емкость с клеем и выливали его на крыши. Клей застывал, после чего его разрезали и полученные листы увозили на утилизацию.
Утром трагического дня экипаж Ми-8 во главе с командиром Владимиром Воробьевым сфотографировался на фоне вертолета. Снимок попросил сделать журналист одной из всесоюзных газет. Некоторые летчики суеверны и отказываются от подобных съемок, но Владимир с экипажем, а также еще несколько человек согласились.
День 2 октября обещал быть стандартным. Обычно вертолеты в течение суток делали несколько рейсов по разливу клея. Прилетел на объект, опустошил бочку, полетел обратно, захватил новую порцию клея и заправился топливом. Так и было на протяжении почти всего дня.
Смена заканчивалась, было около 17 часов, до захода солнца оставалось не так уж много. Пилотам приходилось летать как раз против слепившего глаза светила. Именно оно и сыграло свою роковую роль. Очевидцы считают, что солнце ослепило пилота Ми-8 и он просто не увидел на пути трос, свисавший с одного из трех расположенных здесь кранов.
К отягчающим обстоятельствам можно отнести и то, что на тросе долгое время висел рельс, который делал препятствие куда более заметным. Без рельса сам же трос в лучах заходящего солнца стал неразличим. Вертолет летит, распыляя клей. Мгновение — и во все стороны летят обломки лопастей. Еще мгновение, и машина падает с высоты около 100 метров прямо возле реактора.
Все четверо членов экипажа во главе с 30-летним капитаном Владимиром Воробьевым погибли на месте. Спустя несколько часов обожженные тела вместе с крупными обломками вертолета удалось вывезти. А еще через 31 год во время демонтажа легкой кровли машинного зала блока №4 были найдены фрагменты рулевого винта и хвостового оперения машины. Сегодня они после дезактивации выступают в качестве музейных экспонатов. В память о жертвах катастрофы установили мемориальный знак.
Съемку вертолета практически случайно сделал оператор Западно-Сибирской студии кинохроники Виктор Гребенюк. В его задачу входило запечатлеть для истории ход работ ликвидаторов. Так получилось, что именно в тот день и час, когда Виктор решил снять полет Ми-8, машина наткнулась на свисающий с башенного крана трос.
Мужчина погиб от рук бандитов в 1991 году. Он как раз готовился к экспедиции на Северный полюс с Федором Конюховым.
Рука скелета с перстнем, декабрь 1895 года (автор — Вильгельм Рентген)
Вильгельм Конрад Рентген — типичный ученый своего времени. Отдающий всего себя работе в физическом институте Вюрцбургского университета, он мечтал об открытии, способном изменить мир. Не удивительно, что немец буквально не вылезал из лаборатории.
Предметом интереса Вильгельма были так называемые катодные лучи — потоки электронов, излучаемые катодом вакуумной трубки. Опыты обычно длились допоздна. Так было и 8 ноября 1895 года. Только ближе к полуночи Рентген с сожалением погасил свет и засобирался домой, все-таки там ждали жена и приемная дочь. Внезапно в полной темноте он с удивлением обнаружил светлое пятно зеленоватого оттенка.
Выяснилось, что светился картонный экран, покрытый слоем синеродистого бария. Но почему? Ученый осмотрел лабораторию и заметил, что забыл выключить ток в катодной трубке. Непрозрачным чехлом закрыл, а выключить забыл. Щелчок тумблера — и экран светиться перестал. Вильгельм снова включил трубку — экран немедленно засветился.
Конечно же, дочь и жена в ту ночь так и не дождались главы семейства. Изумленный Рентген до самого утра бегал с экраном в руках вокруг катодной трубки, не веря своим глазам. Новые лучи, которые ученый назвал икс-лучами, легко и непринужденно проникали через бумагу, стекло, плоть. По словам физика, он до конца жизни не мог забыть одновременно страшную и удивительную картину — Вильгельм поместил свою руку между катодной трубкой и экраном, после чего увидел «просвечивающиеся» кости.
На протяжении следующих двух месяцев ученый, забыв обо всем на свете, не выходил из лаборатории. За это время он провел огромное количество экспериментов с новым излучением и описал практически все известные сегодня его свойства.
Уже 28 декабря была готова научная статья, к которой Вильгельм Конрад Рентген приложил снимок кисти с обручальным кольцом. Это был первый в мире рентгеновский снимок! В роли модели выступила супруга ученого Анна Берта Людвиг.
А спустя всего месяц икс-лучи впервые использовали американские медики, чтобы определить перелом руки у пациента. Открытие Рентгена очень быстро вошло в медицинскую практику и до сих пор остается инструментом первой необходимости.
На Вильгельма мгновенно обрушилась слава. Впрочем, ученый как мог отбивался от нее. Так, Рентген не стал оформлять патент на свое открытие, заявив, что икс-лучи не могут выступать в качестве источника дохода. Его награждали орденами, ему присуждали премии, предлагали дворянское звание и сулили высокие научные должности. Ученый отказался от всего.
Вильгельм Конрад Рентген стал первым в мире лауреатом Нобелевской премии по физике, но даже не приехал на церемонию награждения, потому что был занят и продолжал опыты. Впоследствии все полученные от Нобелевского комитета деньги он отдал родине, терпевшей поражение в Первой мировой войне.
Анна Берта Людвиг умерла вскоре после войны. Вильгельм остался без семьи, состояния и здоровья. Поговаривают, что у него не было средств даже на визит к врачу, и лишь благодаря помощи одного из учеников он записался в очередь на рентгеновское обследование, которое выявило подозрение на рак кишечника. Великий физик умер через четыре года после смерти жены, завещав уничтожить все свои научные труды.
Пожелание Вильгельма Конрада Рентгена было исполнено. Но в истории он все равно остался, ведь к 1920 году использование рентгена широко распространилось по всему миру. Да и икс-лучи ожидаемо стали называть рентгеновскими. Супруга ученого тоже осталась в истории, став первой «пациенткой» для нового метода диагностики.
«Повезло, что вертолет упал не на реактор»
Прочитал этот пост и решил напомнить, как это было.
2 октября 1986 года в ходе работ по ликвидации последствий аварии на ЧАЭС потерпел крушение вертолет Ми-8 Владимира Воробьева. Вертолет, выполнявший обработку крыши станции, задел лопастями трос крана и рухнул на землю. В катастрофе погибли также члены экипажа Александр Юнгкинд, Леонид Христич, Николай Ганжук.
«. В Чернобыль я был призван из Подмосковья. Был в районе Домодедово вертолетный полк Малино, я там служил командиром экипажа Ми-8 в звании майора. В составе экипажа был старший лейтенант Пономарев и старший лейтенант Приказчиков. В Афгане я не служил, а Чернобыле я служил с конца августа по ноябрь 1986 года. Мы были во втором потоке.
Мужики, которые были в первом потоке, конечно, хватанули своих рентгенов.
Слева направо: летчик-штурман лейтенант И. Пономарев, бортовой техник ст. лейтенант Е. Приказчиков, командир вертолета майор В. Жеронкин
Из части я был направлен, чтобы заменить экипаж майора Говтвяна, который был до меня в первом потоке. Ехали мы без техники, вертолеты туда пригнали с Казанского завода новенькие. Когда я принимал вертолет Ми-8МТ, транспортный вариант Ми-8, он еще пах заводской краской!
Жили в трехместных номерах в гостинице в Гончаровске, который входит в 30-километровую зону отчуждения. Чем занимались? Заливали крыши клеем ПВА. Ведь после взрыва четвертого реактора радиоактивная пыль распространилась на все — на третий реактор, на второй, на все вокруг.
Эту пыль не собрать ни метлой, ни пылесосом. Поэтому мы вешали бочку на 2,5 тонны с клеем ПВА на внешнюю подвеску вертолета и сливали клей на крыши зданий.
Затем клей застывал, его резали на рулоны и увозили на утилизацию. Собирали клей, как их в шутку называли, «биороботы» — солдаты срочной службы, которых я возил из Киева, с аэропорта Жуляны. Срочники работали максимум три месяца, которые им засчитывали за два года. В Гончаровске нас стояло около 20 экипажей со всей страны.
Кто-то летал на Ми-26, на Ми-24, но они базировались в других местах. Ми-6 базировались в Чернигове, а мы на Ми-8 — в Гончаровске. Ми-26 обычно занимались дезактивацией местности. Брали на борт 20 тонн специальной жидкости и заливали ею территорию.
Вовка Воробьев был с Читы. Командиром нашей части был полковник Воробьев, командующий армейской авиацией Одесского военного округа. Из 20 экипажей он выбрал наиболее подготовленных летчиков, семь экипажей, которые имели опыт работы с внешней подвеской. Мешки с песком и свинцом мы уже в реактор не бросали — этим занимались те, кто служил в первом потоке.
. Помню, как возил Щербину, председателя госкомиссии, по Припяти на вертолете. Зависаешь на уровне девятого этажа, и он смотрит — как все брошено, игрушки валяются, мебель. Они не выходили с борта — полетали, посмотрели и улетели.
Случались и истории. 30-километровая зона была выселена, поэтому иногда я возил спецназовцев, чтобы чистить зону от мародеров. Сажусь как-то с ними на краю деревни, спецназовцы, 20 человек, побежали, а я сижу жду. Прибегают, приводят двух пацанов — руки за спину. То есть мародеры были, да.
А в одном из полетов со спецназовцами у меня отказал один из двух двигателей, такое, конечно, случается нечасто.
Успел по радио доложить и сажусь на площадку возле деревни. Хорошо у меня борттехник грамотный. надо было заменить гибкий валик, сижу жду второго Ми-8 на площадке. Жрать-то хочется, время обеда. И тут, представляешь, чую запах забродивших яблок. Поворачиваюсь — передо мной яблочный сад, яблоки уже попадали и забродили. Срываю здоровое яблоко, не перезрелое еще, белый налив и, не разрезая, вижу в нем семечки!
Ты когда-нибудь видел, глядя на яблоко, в нем семечки?
Я рву этих яблок, приношу в вертолет. Мне говорят: «Командир, они ж все фонят!» Мы их помыли в керосине, так как воды не было, ножом счистили кожуру и съели эти яблоки. Потом прилетел второй вертолет, мне заменили валик, и я спокойно улетел.
Что насчет рентгенов в зоне? Мы работали в критических условиях. Нам записывали полученные рентгены. Я прилетаю с задания — мне записывают два рентгена в сутки. Но у нас же в вертолете был рентгенометр, ДП-3 назывался, а у него пять диапазонов. И когда мой правый летчик мерил, у него на пятом диапазоне стрелка упиралась в упор. И я все говорил: «Иван, записывай, записывай!» А еще у нас были дозиметры от подводников, типа авторучки, которые вешали на грудь и на пояс. Когда мы прилетали, эти дозиметры сдавали химику, он их проверял и показывал мою дозу.
Как-то три дня подряд у меня было облучение больше 10 рентген. И химик сказал, что если записать их, то меня нужно класть на носилки и везти в Москву в госпиталь. Говорит — запишу два рентгена. Мы ведь тогда не думали о рентгенах, а сейчас я, будучи на пенсии, иду в обычную поликлинику и говорю, что у меня есть карточка облучения, но она не соответствует тому, что я получил.
Там написано, что я получил 19, а на самом деле получил 39!
А у летчиков было правило: получаешь 25 рентген — и свободен, тебе присылают замену. Но настоящие рентгены были раза в два больше. Знаешь, что бывает, когда разом получаешь 10 рентген?
Начинает давить правое яйцо. Я думал, что только у меня. Но когда спросил у экипажа, оказалось, у всех то же самое. Другие экипажи не получали такой дозы облучения.
Насчет листов свинца, которые стелили в вертолет. После первого потока я принимал вертолет, застланный свинцовыми пластинами — слева, справа по бортам, на дне. Вес-то лишний — ладно, Ми-8 потянет, и бог с ним. Зову химика, прошу замерить кабину экипажа. Он замеряет — уровень фонит! Я говорю: в этом гробу летать не буду, мойте вертолет.
Они берут свои средства, химию, замеряют — ни фига, ничего не меняется. Я выбрасываю весь свинец из кабины, ее моют, и она становится чистенькая!
То есть свинец помогал, но его нужно было менять, он накапливал излучение.
Знаешь, что такое респиратор? В августе-сентябре, когда была жара, нам их выдавали, но он из-за пота разъедал все лицо. И нам стали выдавать марлевые повязки. Одну на один полет. Но я вылетаю в шесть утра и прилетаю в 23. А у меня одна повязка, да ее хватает максимум на два часа, она потом черная становится!
С Вовкой Воробьевым я познакомился в Чернобыле. Он пришел с Дальнего Востока, два афгана прошел, капитан, два ордена Красной Звезды. Жили рядом в гостинице, бывало, выпивали вместе.
Выпивать не то что не запрещали. а заставляли. Если вылет в шесть утра, приходишь к доктору, и он видит, что перегара нет, говорит: «Ты что не пьешь? Болеешь что ли?». И все это в 86-м году, когда у нас был «сухой закон». Запаха нет? Отстраню от полетов. Кто пьет, тот летает», — говорили нам.
2 октября утром выходим, у нас полет с ним вместе. Где-то в пять утра прошли доктора, сходили в столовку. Дальше на аэродром — опробовали вертолеты, отгазовались, получили предполетные указания — таскать на внешней подвеске клей ПВА. И тут приходит корреспондент «Красной звезды», говорит, дескать, вот вы, лучшие экипажи, много работаете, давайте я вас сфотографирую.
Но у каждого летчика есть свои «бзики». Я никогда не фотографировался перед вылетом.
А Вовка Воробьев со своим экипажем и мой правый летчик встали, и тот их сфотографировал.
И мы полетели работать. Отработали весь день, сделали по пять-шесть рейсов. Каждый рейс — в одну сторону 20 минут, 20 минут обратно. От железнодорожной станции, где нас заправляли, на реактор — и назад. Перед крайним полетом нас заправили топливом, и опять полетели сливать этот клей.
А это уже было где-то в районе 17 часов, на закате, и мы заходили как раз против солнца, которое слепило. Там стояли три крана, мы еще с утра жаловались, что они мешают нам. Раньше на тросе крана висела рельса, а тут ее убрали, и остался один трос, а без рельса он уже не виден.
Вот Вовка и попал в него, он просто не заметил трос, поскольку солнце слепило глаза.
А над нами на Ми-24 летал полковник Воробьев, руководил нами. Мы заливаем крышу, а он говорит: «Давай чуть правее, у тебя еще есть три метра до стены». Вентиляционная труба — это основной блок. А перед ней ступенчатые здания, крыши которых мы заливали. Был случай, когда борттехник, который смотрел вниз и открывал клапан бочки, говорил мне: «Вперед, вперед, стоп — я вижу подножие крана». А я в тот момент мог открыть блистер и из кабины потрогать рукой тот самый кран.
Я за Вовкой висел в ста метрах. Володька шел-шел, и тут вдруг — бах! Брызги лопастей, вертолет переворачивается — и вниз.
Это было над третьим реактором, еще повезло, что вертолет упал с высоты 100 метров не на реактор, уже заглушенный, а вдоль его стенки на землю. Если бы на реактор упал Ми-8 с полной заправкой, мало бы не показалось.
У меня паника, командир в рацию орет: «Так, мужики, стоять, всем сливаться где попало, возвращаемся на точку». А первой реакцией было сесть рядом, но он мне запретил садиться. Вернулись в Гончаровск, все сидим, мандраж, и тут в 23 часа командир вызывает: «Володька твой друг? Лети за ним, за телами».
Лечу, сажусь перед реактором. Приезжает «буханка», привозит тела, сильно обгорели, везем на аэродром Жуляны. Попросил Ваньку включить рентгенометр — тела шкалят, пролежали под реактором несколько часов.
Я тогда на Ми-8 выжал скорость, которую только мог, — 320 километров в час.
Со следующего дня мы продолжили полеты, я долетал до ноября, набрал свои рентгены и уехал обратно домой. По поводу катастрофы нас там никто ничего не инструктировал, не указывал молчать. Это не умалчивалось наверху, но и не афишировалось, да и интернета тогда не было.
Почему Володьку сняла камера? Это была чистая случайность (кадры сделал Виктор Гребенюк, кинооператор Западно-Сибирской студии кинохроники. — «Газета.Ru»). Мы и не знали, что катастрофа попала в объективы камер, я узнал об этом спустя лет двадцать, когда завел компьютер.
. После Чернобыля я уехал, крайние свои десять лет в Воркуте дослуживал. А потом нас по сокращению министр обороны Сердюков уволил. Я летчик, инструктор первого класса, а выгнали как пацана — взяли за шиворот, к двери и — пинком под зад. Статистика по чернобыльским ребятам-вертолетчикам не самая лучшая, с кем ни общался — никого не найдешь: умер, умер, умер, только крестики ставлю. »
Так вот что с ним случилось. Я в детстве думал, что его радиация так поломала.
вот фоточку поправил чуток
@moderator, уже было, но в более скудном варианте.
Технологии Чернобыля. Клеевые захваты «Промокашка»
«Промокашка» это не сложное техническое средство. Это интересное приспособление, которое составило конкуренцию роботам и о котором стоит упомянуть в контексте безлюдной очистки кровли от радиоактивного мусора. Эта технология спасла сотни жизней, но могла бы спасти тысячи..
На одном из совещаний директор Научно-исследовательского и конструкторского института монтажной технологии (НИКИМТ) Ю.Ф. Юрченко предложил специалистам подумать, как с кровель зданий, окружающих разрушенный реактор, дистанционно убрать выброшенные взрывом высокорадиоактивные обломки, пыль и куски графита.
Козлова Елена Михайловна, ликвидатор, старший научный сотрудник НИКИМТ
К 6-метровой ленте сетки «рабица» привязывали кисти из хлопчатобумажных нитей, так называемых «концов» (отходов), упаковывали в полиэтиленовую пленку и транспортировали на площадку для пропитки клеем.
Но первый блин оказался комом:
Состав клея был рассчитан на жизнеспособность не менее 40-60 минут. На один клеевой захват площадью 16 кв. м необходимо было около 300 кг клея. Сработал эффект массы, и отвердение началось уже в ванне в момент пропитки. Обидно было до слез. Вернулись на базу отрабатывать технологию.
Козлова Елена Михайловна, ликвидатор, старший научный сотрудник НИКИМТ
И вот снова поле аэродрома. Наконец «промокашка», пропитанная новым клеевым составом, извлекается из ванны тросом, закрепленном на вертолете. Дождь клеевых брызг, и вертолет уносит ее к крыше третьего блока. Вертолет зависает над кровлей, «промокашка» на 100-метровом тросе накрывает обломки на крыше, срабатывает замок, «промокашка» остается застывать на кровле, вертолет благополучно возвращается на аэродром.
На следующий день готовим уже несколько клеевых захватов. Все идет удачно, захваты опускаются на крышу 3-го блока в места наибольших скоплений обломков. Летчики, возвращаясь на аэродром, по рации требуют: «Лена, вари кашу!», чтобы, не заглушая моторы, взять следующий клеевой захват.
Через определенное время, когда клей застывал, набирал необходимую прочность и сцепление с крышей, «промокашки» снимали, прикрепляя к вертолетам трос с якорем на конце, которым и подхватывалась пирамидка на «промокашке». Все вместе с налипшими кусками обломков и кусками кровли отрывалось и сбрасывалось в завал 4-го блока. Часть захватов сняли с помощью вертолетов МИ-26, а часть – с помощью крана Liebherr.
Вертолетами было установлено 17 клеевых захватов общей площадью около 300 квадратных метров.
К сожалению, эти работы вскоре пришлось прекратить, поскольку вертолетные винты поднимали пыль, мешая работать людям на строительстве «укрытия». Имеющиеся на площадке краны также были заняты.
В мае 1987 года начались подготовительные работы для пуска 3-го энергоблока, Правительственная комиссия снова вспомнила о технологии «Промокашка». Необходимо было снять покрытие машинного зала и деаэраторной этажерки 4-го реактора площадью 10000 квадратных метров. Было подсчитано, что для снятия 1 квадратного метра человеком потребуется не менее 40 минут.
Битум расплавился, и все осколки, даже маленький кусок графита, невозможно было оторвать. Все это нужно было убирать вместе с кровлей. Что здесь можно было сделать вручную?! Нас охватывала досада, что мы, находясь на ЧАЭС в первые дни, не смогли настоять на применении своего метода очистки кровель, хотя в 1987 году мы это сделали. Сколько бы людей мы смогли спасти от облучения!
Козлова Елена Михайловна, ликвидатор, старший научный сотрудник НИКИМТ
Предыдущие части о технологиях в Чернобыле:
Козлова Е. А. «Схватка с неизвестностью», 2011
Козлова Е. А. «Неизвестные герои советской эпохи», 2006
Героизм вертолетчиков в небе Чернобыля
Первые вылеты в зону аварии сделали военные вертолетчики. Первый вылет в район Чернобыльской АЭС состоялся рано утром 26 апреля, на Ми-8 из Борисполя, экипаж капитана Володина. Ни экипаж, ни командование еще не представляли с чем им пришлось столкнуться и что станет их тяжелым трудом на долгое время.
По воспоминаниям начальника штаба ВВС Киевского военного округа генерал-майора авиации Николая Тимофеевича Антошкина.
«Эхо Чернобыля» или заброшенные вертолеты Ми-26
Сегодня у нас заброшенные вертолеты Ми-26, что доживают свой век на самом краю бывшего военного аэродрома.
Или точнее все, что осталось от исполинских винтокрылых машин, что участвовали в ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС.
Краткое экскурс о роли вертолетов в ликвидации аварии на ЧАЭС
По некоторым данным, в зоне было примерно 32 вертолета. Дальнейшая судьба, большей части, неизвестна.
С помощью вертолетов помощью были и собраны данные по уровням радиации, фото местности и многого другого.
Также вертолеты в «Зоне» засыпали реактора, также с их помощью местность вокруг станции «опыляли» специальной полимерной химией, чтобы пыль и мелкие частицы радиоактивных веществ не распространялась.
Оседая на землю, она становилась тонкой пленкой, крепко удерживая все, затем ее скатывали и захоранивали в могильниках.
Архивное фото. Кладбище техники Рассоха. Сейчас все это отправлено на переплавку.
Но вернемся к нашим вертолетам.
А время их не пощадило. Расположенные на самом отшибе территории, казалось, их специально выкинули на «обочину истории».
Если смотреть спутниковые снимки 2-3 летней давности, на них отчетливо видно 4 вертолета. На 2018 год осталось всего лишь две машины.
Номера вертолетов были 52,55,58,64. Из них именно 52 и 64 со слов местных жителей, использовались при ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС.
Насчет 55 и 58 точной информации нет, но «по слухам» они все в той или иной степени были в ней задействованы.
Чувствуется, что демонтаж техники осуществлялся объединенными силами работников аэродрома и местных жителей.
А ведь эти вертолеты уже после ЧАЭС и проведенной дегазации использовались по гражданскому назначению: в Самаре с их помощью установили купол на строящуюся церковь, в Отрадном перенесли стелу. Они проплывали над Самарой в день торжественного парада, посвященного Дню Победы.
Сначала вертолеты стали «донорами» узлов и агрегатов, что аккуратно скрутили, а вот уже потом пошла «вакханалия» с вырыванием цветного металла и обламыванием все, что можно сломать.
Заглянем внутрь транспортника.
Место командира десанта.
Общий безрадостный план. Внутри вертолеты абсолютно идентичны по строению и почти идентичны по своей «целостности».
Ну и в завершение кабина пилотов или то, что от нее осталось.
На этом все, спасибо за внимание! Баянометр ругался на исторические снимки.
«Небесные ангелы» Чернобыля: кто закрывал аварийный реактор ЧАЭС
Военные летчики спасли миллионы граждан СССР и еще 17 стран, которым предстояло жить на землях, подвергшихся радиационному заражению
О событиях того времени еженедельнику «Звезда» рассказал генерал-полковник в отставке, Герой Советского Союза, заслуженный военный летчик РФ, депутат Госдумы Николай Антошкин. В апреле 86-го он был начальником штаба ВВС Киевского военного округа, и лично руководил действиями сводной авиагруппы, направленной на ликвидацию аварии.
«Почти как на ядерной войне»
Население Припяти было эвакуировано 27 апреля в течение нескольких часов. В это время экипажам вертолетов было запрещено вести работу по тушению пожара. Но «Вертушки» не стояли на земле, поднимали в район реактора специалистов, которые с воздуха оценивали обстановку и отрабатывали методику захода на цель.
Первые мешки с песком мы начали сбрасывать ближе к вечеру того же дня. Сначала мне лично по переносной радиостанции пришлось руководить этим процессом с крыши гостиницы «Полесье». После, уже с помощью радиостанции на автомобильной базе этим занимались полковники Нестеров и Мимка.
«Мне приходилось повышать голос на «Небесных ангелов»
Но даже несмотря на то, что не все в первые дни получалось, и на меня, и на летчиков смотрели как на небесных ангелов. Наверное, именно поэтому и появился документальный фильм «Ангелы Чернобыля». Для всех стало очевидным: без ликвидации пожара в реакторе и его закупорки приступить к работам на земле невозможно. Поэтому надежда возлагалась только на авиаторов. Нам всячески старались помогать. Иногда, правда, эта «помощь» выглядела абсурдной, тем не менее…
Получив задание, группа вертолетов поднялась с аэродрома Чернигов, заполнила «бочки» водой и строем взяла курс на реактор.
От неминуемой смерти их спас академик Валерий Легасов, разрабатывавший типы реакторов, установленные на Чернобыльской АЭС, который по счастливой случайности оказался рядом со мной. Узнав о том, что собираются предпринять, он вышел в эфир и истошно закричал: «Летчики, я запрещаю вам сброс воды в реактор, немедленно вернитесь!» Ничего толком не понимая, я продублировал его команду, поскольку летчики знали в эфире лишь мой голос. И только потом я узнал, что образовавшаяся горючая смесь в реакторе, достигшая нескольких тысяч градусов по Цельсию, при попадании на нее воды, стала бы катализатором и мощнейшего взрыва было бы не избежать. Всех просто разнесло бы в клочья.
«В какой-то момент меня охватил страх, что я не смогу выполнить поставленную задачу»
Кроме засыпки аварийного реактора, экипажи вели общую воздушную и радиационную разведку, фотографирование объекта с различных ракурсов. Поднимали членов правительственной комиссии, ученых и специалистов, осуществляли перевозку людей и грузов. Облетывали с представителями МВД и КГБ район вокруг АЭС и Припяти с тем, чтобы выявить очаги пожаров в ближайших лесных массивах, а также исключить проникновение посторонних людей в город и случаи мародерства. И все равно в первые дни результаты нашей работы выглядели неутешительно. Зампредседателя Совета Министров СССР Борис Щербина, возглавлявший правительственную комиссию, был недоволен и после каждого моего доклада нервничал: «Это все равно, что слону дробина, в реактор нужно сбросить не меньше 5-6 тысяч тонн поглотителей».
В какой-то момент меня охватил страх, что я не смогу выполнить поставленную задачу. Чтобы этого избежать, стал лихорадочно думать, как повысить КПД нашей работы. Мы попытались брать на борт доски и дополнительно солдат, чтобы одновременно сбрасывать по 2-3 мешка. Мы пробовали подвешивать мешки на балочные держатели. Мы пытались использовать самосвальные кузова автомобилей… Ничего не получалось. Вспомнили про списанные тормозные парашюты, которые можно использовать в качестве огромных кулей. Собрали по всем аэродромам Киевского военного округа, но их хватило на час работы. Тогда для решения этого вопроса вышли на главкома ВВС маршала авиации А.Н. Ефимова.
В результате, утром 29 апреля парашюты были доставлены в район Чернобыля, и работа пошла интенсивнее. Тут возникла новая проблема. У вертолетов Ми-6 и Ми-26 приспособления для внешней подвески сбрасывались вместе с грузами. Благодаря руководству Черниговской области и города Чернобыля, за ночь на заводах удалось изготовить несколько десятков таких изделий. Но это были «слезы». Тогда, обратившись лично к Щербине, удалось запустить массовое производство нового устройства для подвески грузов на заводах Киева. Понимая значение проблемы, руководители и рабочие безоговорочно исполняли все, спрашивая только: «Сколько, когда и куда изделий нужно доставить?»
Мы убрали лишние вертолеты, на каждой площадке организовали КП, группы бригадиров и рабочих по подвеске парашютов обеспечили малогабаритными радиостанциями и организовали три «вертушки» в горизонтальной плоскости. Кто-то потом назвал их «вертушками Антошкина» …
К исходу 30-го апреля огонь в реакторе был потушен, началось наращивание слоя песка. Отношение к авиаторам со стороны членов правительственной комиссии заметно изменилось.
«О чем не говорят, чему не учат бюрократов»
Самолеты и вертолеты в дневное время использовались в районе аварийного реактора, а ночью базировались на аэродромах Чернигов, Овруч, Гончаровское, Борисполь и Жуляны. Перед возвращением на базу, вертолеты подвергались дозиметрическому контролю и дезактивации на полевом аэродроме Малейки. Личный состав проходил санобработку на базовых аэродромах, что впоследствии создало много препятствий для получения ими удостоверений участников ликвидации катастрофы и оформления льгот. Чиновники соцслужб на местах требовали справки о нахождении воинских частей в 30-ти километровой зоне, а все аэродромы, естественно, были дальше.
За все время нахождения нашей авиации в зоне аварии было совершено более 28 тысяч вылетов, свыше половины из них пришлось на первые пять месяцев. Такой интенсивности полетов в очень ограниченном районе, при огромной концентрации наземной техники и личного состава в мирное время не было никогда.
Ротация экипажей происходила постоянно. Тем не менее, уберечь всех от получения большой дозы облучения нам не удалось. Впоследствии при каждом своем посещении района катастрофы Щербина заблаговременно звонил на КП ВВС Киевского военного округа и просил, чтобы я лично его сопровождал. И как-то в узком кругу сказал мне: «Николай Тимофеевич, ты даже не осознаешь, что сделал вместе со своими летчиками!»
Инструктаж перед полетом
«Ни один летчик не свернул с боевого курса»
За время ликвидации чернобыльской аварии только в 30-ти километровой зоне отчуждения и непосредственно над самой ЧАЭС было задействовано около ста самолетов и вертолетов, экипажи которых решали такие задачи, которые в мире никому и не снились.