Что случилось 22 июня 1940
История одной капитуляции
В историческом календаре Франции есть трагическая дата – 22 июня 1940 г. В тот день в Компьенском лесу, в 70 км к северо-востоку от Парижа, было подписано перемирие, означавшее капитуляцию Франции перед нацистской Германией.
Давно, с 1871 г., когда немцы впервые вошли в Париж, а их короля Вильгельма в Версале провозгласили германским императором, французы не испытывали такого унижения. Теперь история повторялась. По приказу Адольфа Гитлера из Военного музея Парижа в Компьен доставили тот самый штабной вагон, в котором маршал Фердинанд Фош 11 ноября 1918 г. продиктовал представителям германского командования условия капитуляции, завершившей Первую мировую войну.
Теперь фюрер переиграл историю, чтобы отменить поражение в Первой мировой войне и унизить французов. Нацистский генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель в вагоне Фоша диктовал условия сдачи французскому генералу Шарлю Хюнцигеру. Вскоре солдаты вермахта победно маршировали по Елисейским полям, а фюрер со свитой появился на смотровой площадке Трокадеро, где с нескрываемым удовольствием позировал на фоне Марсова поля и Эйфелевой башни.
Как и почему Третья республика рухнула под ударом нацистов? Почему французская армия, считавшаяся к началу Второй мировой войны лучшей в Европе, была разгромлена? Как могло случиться, что всего через месяц после начала активных боевых действий немецкие войска вошли в Париж?
Ответы на эти вопросы следует искать в двух плоскостях – общеполитической и военно-стратегической.
Стремительное поражение Франции в 1940 г. стало следствием политики умиротворения агрессора, которую проводило большинство правительств Третьей республики, начиная с момента утверждения нацистского режима в 1933 г. Пацифистское сознание французских политиков, последователей Аристида Бриана, отягощенное чувством вины за чрезмерное унижение Германии в 1919 г., не смогло оценить всю опасность нацизма и его реваншистских устремлений. Поэтому они предпочли губительный путь компромисса с наглевшим от уступчивости Гитлером.
Еще в 1930 г. Франция в надежде на развитие добрососедских отношений с Германией вывела войска с оккупированного левого берега Рейна, объявленного демилитаризованной зоной. А в марте 1936 г. Гитлер в одностороннем порядке ввел войска в Рейнскую область. Одновременно фюрер, наплевав на запреты Версаля, в ускоренном режиме воссоздал и перевооружил сухопутную армию, ВВС и ВМФ. В марте 1938 г. последовал аншлюс Австрии.
Все это происходило при безучастном молчании или вялых возражениях Парижа и Лондона. В сентябре 1938 г. в Мюнхене глава французского правительства Эдуар Даладье и британский премьер Невилл Чемберлен отдали на растерзание Гитлеру Чехословакию.
Трудно назвать поведение французской правящей элиты в отношении нацистской Германии иначе, чем попустительством, имевшим роковые последствия для самой Франции.
В таком безответственном поведении, безусловно, присутствовал и советский фактор. Враждебность к СССР никуда не делась и после официального восстановления дипломатических отношений в 1924 г., тем более что через французскую компартию большевики развернули подрывную деятельность во Франции, а советские спецслужбы активно занимались военным и промышленным шпионажем.
В Париже и Лондоне долго надеялись, что удастся направить агрессию нацистов на восток, столкнуть лбами «двух злодеев», чем и объяснялась их уступчивость Гитлеру. Но получилось то, чего никак не ожидали французские и английские политики: в августе 1939 г. Сталин и Гитлер переиграли их, заключив пакт о ненападении.
Когда же Германия напала на Польшу, безопасность которой гарантировали Париж и Лондон, у них уже не оставалось другого выбора, как объявить Берлину войну. Продолжение умиротворения агрессора грозило им окончательной потерей лица, но всерьез воевать союзники не собирались. Отсюда и странная война (по-французски – drôle de guerre), которая продолжалась с 3 сентября 1939 г. до 10 мая 1940 г. Все это время военные действия на сухопутном фронте почти не велись.
Под стать порочной внешнеполитической стратегии Парижа была и его военная стратегия.
После окончания победоносной для Франции Первой мировой войны в Высшем военном совете национальной обороны, военном министерстве и генеральном штабе возобладала концепция позиционной оборонительной войны по образцу 1914–1918 гг. Попытки современно мысливших военных теоретиков, в частности полковника Шарля де Голля, доказать, что будущая война будет войной маневренной, с массированным применением танков во взаимодействии с авиацией, отвергались в верхах.
Укреплению обороноспособности предвоенной Франции мешала и хроническая правительственная неустойчивость, частая смена главы кабинета и министров, в том числе военных. Они, не успевая войти в курс дела, уступали свой пост преемнику. «В области национальной обороны, – писал де Голль, проработавший пять лет секретарем Высшего военного совета, – подобные условия препятствовали выработке стройного плана, принятию обдуманных решений и осуществлению необходимых мероприятий, которые в совокупности составляют то, что называется последовательной тактикой».
Можно сказать, национальная оборона Франции к началу войны оказалась заложницей разбалансированной политической системы, где межпартийная борьба стала едва ли не самоцелью соперничавших группировок, утративших понимание государственных интересов страны. Налицо были все признаки острого кризиса, охватившего одряхлевшую Третью республику, где в критический момент не нашлось решительного лидера, равного Уинстону Черчиллю.
Разобщенным оказалось и французское общество. Правые радикалы:«Аксьон франсез», «Огненные кресты» и др. давно мечтали о свержении демократии и установлении во Франции профашистского режима. Их мечты после капитуляции воплотились в корпоративно-тоталитарном Французском государстве маршала Филиппа Петена.
Момент истины настал 10 мая 1940 г., когда немецкая армия перешла в наступление вовсе не там, где его ожидало союзное командование. Умело дезинформировав французов, немцы вторглись главными силами в нейтральные Бельгию, Голландию и Люксембург и обошли линию Мажино. Другая группировка вермахта одновременно совершила стремительный бросок в сторону моря и в районе Дюнкерка прижала к берегу группировку французских, английских и бельгийских войск. 338 000 солдат и офицеров союзников (в том числе 120 000 французов) эвакуировались на Британские острова, во многом благодаря стойкости французских арьергардов. Более 60 000 оказались в немецком плену.
Почему Первая мировая война не стала последней
Французские войска упорно сопротивлялись. 4-я танковая дивизия полковника де Голля, принявшая на себя первые удары наступавших немцев в районе реки Соммы, не только остановила наступление противника, но и отбросила его на исходные позиции. В другом бою танкисты де Голля при поддержке пехоты захватили около 400 пленных. Де Голля произвели в бригадные генералы и пригласили в правительство на пост заместителя государственного секретаря по национальной обороне. Исключительное мужество проявили альпийские стрелки, продолжавшие сражаться с немцами и итальянцами и после подписания капитуляции, и кадеты Сомюрской военной школы в боях на Луаре 18–20 июня. Но то были локальные эпизоды, не влиявшие на общий ход стремительно развивавшихся военных действий. После эвакуации Дюнкерка немецкая армия развернула наступление на Париж, уже 14 июня столица Франции, которую генерал Максим Вейган отказался защищать и объявил открытым городом, была занята вермахтом.
Кампания мая – июня 1940 г., вопреки общепринятым представлениям, была далеко не бескровной для обеих сторон. Французская армия потеряла убитыми по разным данным от 55 000 до 92 000 солдат и офицеров, ранеными – более 123 000. Жертвами бомбардировок стали более 21 000 мирных жителей. Немецкая армия потеряла более 27 000 убитыми и около 18 000 пропавшими без вести (т. е. убитыми и пленными) и 110 000 ранеными. Люфтваффе потеряла четверть первоначального количества боевых самолетов, немецкие бронетанковые войска – около 30% танков.
Однако проблема Франции была не в нежелании армии сражаться, а в неспособности высшего военного командования реагировать на быстро менявшуюся обстановку, организовать оборону после поражений первых недель войны и, в отличие от 1914 г., в отсутствии воли к сопротивлению у политической элиты.
Правительство эвакуировалось в Бордо. Премьер-министр Поль Рейно сохранял решимость продолжать борьбу, но в середине июня вынужден был уступить власть маршалу Петену, а тот приказал немедленно начать переговоры с германским командованием о заключении перемирия. Петен не верил в армию, одним из руководителей которой был четверть века.
Незадолго до капитуляции часть бывших членов правительства (Рейно, де Голль, Жорж Мандель) и поддержавший их президент Французской республики Альбер Лебрен предлагали перевести центральные органы власти на территорию Алжира и оттуда руководить страной, но эта идея была отвергнута большинством капитулянтов. Судьба Франции оказалась в руках пораженцев, упустивших шанс продолжать сопротивление, проведя всеобщую мобилизацию. Призрак повторения Парижской коммуны оказался для них страшнее нацистской оккупации.
22 июня 1940 г. так и осталось бы несмываемой позорной датой в новейшей истории Франции, если бы не другое событие того же времени.
18 июня 1940 г. в атмосфере всеобщей растерянности, из Лондона по BBC неожиданно прозвучал голос малоизвестного тогда генерала Шарля де Голля, призвавшего французов продолжить борьбу. «Для Франции ничто не потеряно, – убеждал де Голль. – Мы сможем в будущем одержать победу Ибо Франция не одинока. Она не одинока! За ней стоит обширная империя. Она может объединиться с Британской империей, которая господствует на морях и продолжает борьбу».
Призыв де Голля стал исходным рубежом в организации французского Сопротивления, он восстановит попранную капитулянтами честь Франции и в результате самоотверженной борьбы патриотов приведет страну в ряды держав – победительниц во Второй мировой войне. Но это уже совсем другая история.
80 лет назад Франция сдалась Германии в Компьенском лесу
Железнодорожный вагон Фердинанда Фоша, июнь 1940 года
22 июня 1940 года между Германией и Францией было заключено Второе компьенское перемирие. Желая максимально унизить поверженного противника, Адольф Гитлер приказал разыграть целый спектакль, символизировавший немецкий реванш над географическим соседом и историческим противником. Для реконструкции происходившего 11 ноября 1918 года, когда Германия капитулировала перед Антантой в Компьенском лесу к северу от Парижа, из музея достали легендарный вагон командующего войсками союзников Фердинанда Фоша. История повторилась с точностью до наоборот: Без малого 22 года спустя уже не немецкие, а французские генералы сидели в старом вагоне, покорно соглашаясь с условиями победителя.
К такой развязке Францию привела неудачная кампания в первый год Второй мировой войны.
10 мая 1940-го силы вермахта вторглись на ее территорию из Бельгии и Нидерландов. А уже 17 июня новый глава французского правительства маршал Анри Петен, сменивший желавшего продолжать сопротивление Жана Рейно, запросил у немцев перемирия. Главными капитулянтами стали герои Первой мировой. Военное министерство в кабинете Петена возглавил генерал Максим Вейган. В 1918 году он зачитывал немцам условия Компьенского перемирия в штабном вагоне маршала Фоша, а теперь, в 1940-м, не верил в способность Франции выиграть войну и активно выступал за перемирие.
Деморализующий эффект оказало на французов поражение в Битве за Дюнкерк, бомбардировка Парижа и другие события. За период кампании эта страна уже потеряла 92 тыс. убитыми и 200 тыс. ранеными и не хотела повторения катастрофы 1914-1918 годов, когда потери составили почти 1 млн человек из 19 млн мужского населения. Вместе с тем во Франции по-прежнему хватало и тех, кто планировал сражаться дальше. Чуть позже они объединились вокруг генерала Шарля де Голля, который после падения правительства Рейно бежал из Бордо в Лондон и оттуда горячо взывал к сопротивлению.
История французско-немецких отношений в первой половине XX века писалась в простом железнодорожном вагоне 1914 года выпуска. Изначально он имел совершенно другие функции. Компания CIWL разработала его салон под вагон-ресторан. Однако после начала войны вагон переоборудовали под нужды штабного поезда маршала Фоша. После подписания соглашения у станции Ретонд вагон ждала насыщенная жизнь. Он вошел в состав поезда президента Франции Александра Мильерана, на короткое время возобновив работу в качестве ресторана на колесах. В сентябре 1919 года вагон передали парижскому музею армии. С 1921 по 1927 год он выставлялся на всеобщее обозрение в Доме инвалидов, пока не был «навечно» установлен на мемориальной Поляне перемирия в Компьенском лесу в качестве памятника истории. В 1927-м для хранения вагона было построено специальное здание, а в 1937-м рядом с ним появился памятник маршалу Фошу.
Все эти годы вагон простоял буквально в нескольких метрах от того места, где было подписано Первое компьенское перемирие.
Перед ним выстроили почетный караул из эсэсовцев для встречи делегатов со всеми надлежащими воинскими почестями. Проходя в вагон, нацисты отдавали честь стягу со свастикой. Гитлер сел на тот же стул, с которого 11 ноября 1918-го диктовал свои условия представителям побежденной Германии маршал Фош. Вокруг фюрера расположились министр иностранных дел Йоахим фон Риббентроп, заместитель Гитлера в НСДАП Рудольф Гесс, министр авиации Герман Геринг, главнокомандующий сухопутными войсками Вальтер фон Браухич, главком ВМС Эрих Редер и начальник Генерального штаба Вильгельм Кейтель.
Делегацию Франции возглавлял генерал Шарль Хютцигер, поддерживавший связь с правительством Петена в Бордо. Первым делом Кейтель заявил, что составленный руководством Третьего рейха текст не будет изменен. Пока генерал зачитывал условия перемирия, Гитлер хранил молчание. После чтения преамбулы соглашения лидер нацистов, выражая презрение к французским делегатам, демонстративно покинул вагон и отправился звонить Йозефу Геббельсу.
«Теперь позор смыт. Ощущение, будто родился заново», — записал тот в своем дневнике.
Переговоры остался вести генерал Кейтель. «Преемственность» с 1918 годом обеспечивал генерал Вейган. Французы возражали против отдельных условий перемирия. Так, они не хотели соглашаться на выдачу Германии ее граждан, бежавших во Францию от нацистского режима.
Результатом перемирия стало разделение Франции на оккупационную зону, в которую вошло примерно 3/5 довоенной территории страны, и союзное Германии так называемое «Французское государство» во главе с коллаборационистским режимом со столицей в курортном городке Виши. Под контролем 84-летнего Петена, наделенного диктаторскими полномочиями, оказалась южная часть метрополии и все колонии.
Третий рейх аннексировал Эльзас и Лотарингию – предмет многовекового спорта немцев и французов. Северные департаменты Франции были объединены с Бельгией.
Итак, в вагоне Хютцигеру сообщили о том, что вермахт оккупирует северную половину Франции и Атлантическое побережье. В оставшейся части правительству Петена разрешили держать армию численностью в 100 тыс. человек для поддержания внутреннего порядка. Францию заставили оплачивать расходы немцев на оккупацию. В свою очередь, Германия обязывалась не претендовать на французский флот и колонии. Гитлер понимал, что именно от этих двух пунктов не откажутся даже Петен и Вейган, поэтому отверг настойчивые просьбы своих ВМС завладеть французским флотом для войны против Великобритании.
«Генерал Хютцигер, подписав условия перемирия по указанию Вейгана, чувствовал угрызения совести, — отмечал в своем труде «Вторая мировая война» британский историк Энтони Бивор. – Он якобы сказал, что «если в ближайшие три месяца Великобританию не поставят на колени, мы войдем в историю как величайшие преступники». Перемирие официально вступило в силу ранним утром 25 июня. Гитлер выступил с официальным заявлением, в котором объявил о «самой великой победе всех времен». В Германии было приказано на десять дней вывесить государственные флаги и в течение недели звонить в колокола».
«Кампания во Франции окончилась. В своем приказе по корпусу я поблагодарил солдат подчиненных мне дивизий, которых «не защищал ни один танк и не везла ни одна машина», за их самопожертвование, героизм и отвагу, — писал генерал. – Они смогли благодаря успешному наступлению организовать преследование противника на глубину 500 км, которое по праву носит название «марш-бросок к Луаре». 22 июня 1940 года Гитлер достиг вершины своей славы. Франция, чья военная мощь с 1918 года была постоянной угрозой для Германии, теперь – как раньше ее восточные сателлиты, — перестала существовать как противник Рейха. Британская армия была изгнана с материка, хотя и не окончательно разгромлена. Скрытую опасность на востоке представлял Советский Союз. Но вряд ли можно было предполагать, что он после германских побед над Польшей и Францией собирается в ближайшее время начать войну».
24 июня 1940 года вагон-салон маршала Фоша доставили в Берлин, где на неделю выставили у Бранденбургских ворот как особо ценный трофей. В 1944 году его переправили в Тюрингию, затем еще несколько раз перемещали ввиду наступления американских войск. Наконец, в марте 1945-го эсэсовцы подожгли или взорвали вагон динамитом в Кравинкеле. По другим сведениям, еще в апреле 1944 года он был уничтожен в результате авианалета союзников у Ордруфа.
24 июня 1940 года в Риме состоялось подписание перемирия с Италией.
По условиям соглашения итальянцы оккупировали 50-километровую приграничную зону с городом Ментоной. В общей сложности присоединенная к Италии территория Франции составила 832 км² с населением в 28 523 человека. Со стороны Италии документы подписал маршал Пьетро Бадольо, со стороны Франции – генерал Хютцигер.
А 28 июня Гитлер совершил экскурсию по Парижу в сопровождении скульптора Арно Брекера, архитекторов Альберта Шпеера и Германа Гизлера. В его свите был и генерал Ханс Шпайдель, четырьмя годами позднее инициировавший заговор против фюрера. Триумфатор постоял перед гробницей Наполеона, посетил Оперу, поднялся на Эйфелеву башню.
Париж не произвел на Гитлера особого впечатления. Он предполагал, что после реконструкции Берлин к 1950 году будет гораздо величественнее и разнообразнее в архитектурном плане.
Роковая дата: Почему на Россию дважды нападали 22 июня
Что же это за дата такая? Почему именно на нее приходится развязывание против нашей страны двух самых масштабных агрессий, два нашествия огромнейших вражеских армий, сумевших захватить огромные территории, однако впоследствии не только позорно изгнанных с них, но и расплатившихся за свои посягательства взятием собственных столиц. Что это – совпадение, мистика, некий таинственный «перст судьбы», как считает кое-кто? Или же закономерность, имеющая под собой чисто практические причины?
«Рок влечет Россию…»
Это слова из обращения императора Франции Наполеона Бонапарта к его Великой Армии, подписанного им 22 июня в его польской штаб-квартире в Вилковишках. Первые французские солдаты сунулись через Неман на следующий день, а уже 24 июня по наведенным через эту реку переправам полки и корпуса хлынули потоком. Началось «нашествие двунадесяти языков» на Россию. Император Александр I узнал о нем вечером 24-го, но это исключительно потому, что государь находился в том момент не в столице, а в Вильно (современный Вильнюс). На самом деле французский посланник Жак де Лористон вручил ноту об объявлении войны главе правительства Российской империи графу Николаю Салтыкову вечером 22-го. Так что «официальное» начало Отечественной войны 1812 года следует отсчитывать все-таки от этой даты.
Времена тогда, конечно, были другие – войну сперва галантно и чинно объявляли, а уж потом развязывали реальные боевые действия. Да и Франция все-таки была не Третьим рейхом. А Наполеон – ни в коем случае не Гитлером. По правде говоря «захватывать» нашу страну он (во всяком случае, если верить многочисленным историческим свидетельствам) ни в коем случае не собирался. Россия в виде пепелища, усеянного трупами, Бонапарту, судя по всему, абсолютно была не нужна. Он хотел от нее участия в «континентальной блокаде» Великобритании и грядущем походе в Индию, захватив которую французский император рассчитывал серьезно подорвать финансовую и экономическую мощь своих главных врагов – англичан. Оккупировать и «колонизировать» Россию Наполеон и в мыслях не имел, прекрасно понимая, что это не по силам никому.
Сохранились его собственные слова о том, что, перейдя Неман, Великая Армия должна была дойти максимум до Смоленска и Минска и там «остановиться». Бонапарт планировал, наголову разгромив русскую армию в одном (двух – максимум) масштабных приграничных сражениях, принудить Александра I к кабальному миру на условиях Парижа и продолжить свою смертельную схватку с Лондоном. Правда, когда наши армии, не принимая генеральной битвы, начали откатываться вглубь необъятных русских просторов, планы пришлось корректировать и император, который был огорошен подобным маневром настолько, что 18 дней просидел в Вильно в полном бездействии, заговорил уже о том, что пойдет на Москву, чтобы «поразить Россию в самое сердце», рвался «сжечь Тулу», и тем самым «обезоружить русских», при этом продолжая утверждать, что война будет «кончена в один-два боя». Наивный…
Впереди были Бородино, бессмысленная московская «победа», унизительные просьбы о мире «любой ценой», игнорируемые Александром, ужасы Старой Смоленской дороги и позор Березины. Судьба очень зло и вполне заслуженно позабавится над возомнившим себя властелином мира корсиканцем – 22 июня 1815 года ему придется поставить подпись под последним своим отречением от французского престола, перед этим пережив триумфальное возвращение ровно на 100 дней и сокрушительный разгром под Ватерлоо. Неведомо, размышлял ли Бонапарт над этим совпадением, находясь в последнем своем пристанище – на острове Святой Елены и медленно умирая от яда. Вполне возможно. Летом, обращаясь к своим маршалам и солдатам, казавшимися ему тогда непобедимыми, император обещал «решить судьбу России», но, на деле, именно в тот момент он распорядился судьбой собственной – причем самым неразумным образом.
«Россия должна быть ликвидирована!»
Адольф Гитлер, в 1941 году говоривший о нападении на нашу страну едва ли не беспрестанно, был предельно откровенен в своих планах и намерениях. «Полный разгром всего государства», «война на уничтожение», «абсолютное истребление всех враждебных элементов», «расчленение на множество частей» и так далее. Нас шли не просто завоевывать и покорять, но в самом буквальном смысле слова стереть с лица земли – и страну, и ее жителей. В данном случае военное поражение означало бы не утрату геополитической самостоятельности и суверенитета, как в 1812 году, а полное исчезновение советского, и, в первую очередь, русского народа. Повторяя ошибки своего предшественника, Гитлер и его сподвижники на полном серьезе рассчитывали разгромить СССР в «кратковременной летней кампании», ни в коем случае не доводя военные действия до наступления поздней осени и зимы.
При оглашении Гитлером окончательной даты нападения – 22 июня, глава Верховного командования сухопутных сил Вермахта (ОКХ) фельдмаршал фон Браухич бодро отрапортовал фюреру о том, что «оборонительные сражения РККА в приграничных районах» продлятся, максимум, месяц. После этого возможны разве что «отдельные случаи вялого сопротивления». Ну да, ну да… Строя на протяжении почти целого года безумные планы нападения на Советский Союз (первые конкретные их наброски начали создаваться в конце июля 1940 года), генералы и фельдмаршалы Вермахта, равно как и нацистское руководство Третьего рейха, и представить себе не могли, что дело им придется иметь не только с Красной армией, Военно-морским флотом, войсками НКВД, а со всем советским народом, который, поднявшись от мала до велика будет не «оказывать вялое сопротивление», а стоять насмерть за каждую пядь родной земли.
И все-таки, почему именно 22 июня? В подписанной Гитлером 18 декабря 1940 года зловещей «директиве №21» «Барбаросса» значилась иная дата – 15 мая. Однако в период с 7 по 30 апреля 1941 года она была скорректирована. По данному поводу бытует множество объяснений, причем различного толка. Прежде всего, нападение пришлось отложить из-за того, что Вермахт «застрял» на Балканах, нарвавшись там на ожесточенный отпор (прежде всего, в Югославии), которого не ожидал. Это правда, которая подтверждается соответствующими директивами ОКХ. Но отчего именно 22, а не 21 или, скажем, 23? Кое-кто уверяет, что свою роль сыграл мистицизм «великого фюрера», который и вправду был чуть ли не помешан на астрологии, нумерологии, всяческих символах и «знамениях». Особенно влекли его разнообразные языческие культы. Древний праздник Солнцестояния вполне мог казаться бесноватому фанатику лучшим днем для начала похода на Восток. Более того – именно 22 июня 1940 года перед Третьим рейхом постыдно капитулировала даже особо не пытавшаяся сопротивляться Вермахту Франция.
Вне всяких сомнений, в первую очередь следует говорить о мотивах и резонах сугубо материалистического свойства. Да, начинать наступление на Россию с ее бескрайними полями разумнее было (что в 1812 году, что в 1941) после того, как эти поля будут засеяны и дадут хлебные всходы, которыми впоследствии смогут поживиться завоеватели, кормя свою армию. Да, 22 июня в 1941 году было воскресным днем, единственным в те времена выходным в СССР, на что гитлеровцами, несомненно также делался расчет (во многом, увы, оправдавшийся). Ну, и, конечно, общеизвестным является тот факт, что именно на эту дату приходится самый длинный световой день в году. При переброске через границу огромных массивов войск, развертывании масштабных наступательных операций это, безусловно, очень важно. И все-таки…
Обе Отечественных войны, ставших самыми трагическими и героическими страницами истории нашей Родины, нашего народа, начались именно 22 июня, а не днем раньше или позже. Неужели день этот – и вправду некая сакральная дата, несущая в себе зерно невероятных испытаний, жертв и побед? При всей абсолютной несхожести императорской Франции XIX века и нацистской Германии века ХХ в глаза бросается не только это число, но и еще кое-что. Наполеон в 1812 году, обосновывая свой захватнический поход, писал о необходимости «положить конец тому гибельному влиянию, которое Россия оказывает на все дела Европы».
Во врученной в 5.30 утра 22 июня 1941 года Народному комиссару иностранных дел СССР Вячеславу Молотову послом Германии Вернером фон Шуленбургом ноте об объявлении войны нашу страну упрекали в «ведении пропагандистской подрывной деятельности», «попытках экспансии», а также «шпионаже и диверсиях в Европе», «стягивании войск к своим Западным границам» и тому подобных вещах. Вам это ничего не напоминает?! До боли, до жути, до скрежета зубовного? Хотя бы цитаты из недавнего выступления главного дипломата ЕС Борреля по поводу «концепции сдерживания и противодействия России», принимать которую в Брюсселе собираются, опять-таки, в 20-х числах июня? Когда они успокоятся? Боюсь, ответ: «никогда».
Что 80, что 209 лет назад 22 июня против нас поднималась вся «объединенная Европа», для которой походы на Восток неизменно заканчивались самым скверным образом. Этот день в конечном итоге становился днем нашего триумфа и торжества. 22 июня 1945 года Верховный Главнокомандующий Иосиф Сталин подписал приказ о Проведении Парада Победы. Так было и так будет.