Что случилось 17 сентября 1939 года
Варшава, 17 сентября 1939-го: утром нота, вечером – бегство
80 лет назад, 17 сентября 1939 года, начался Освободительный поход РККА в Польшу, завершившийся присоединением к СССР западных областей Белоруссии и Украины. Накануне этой даты оживилась дискуссия о причинах и последствиях советского вторжения.
А в остальном, прекрасная Варшава, всё хорошо, всё хорошо!
Свою лепту в обсуждение внёс известный польский историк Лукаш Адамский, который накануне дал пространное интервью на эту тему «Русской службе ВВС». Чтобы проследить технологию подтасовок, к которым прибегают эксперты по России, приведем дословно точку зрения Адамского на истоки и значение советско-польского конфликта.
А теперь приведём текст ноты советского Наркоминдела:
Очевидно, что этот важнейший документ пан Адамский излагает, мягко говоря, некорректно. Советская сторона не утверждала, что польское правительство скрылось в неизвестном направлении, а констатировала, что оно не контролирует ситуацию в стране, и то обстоятельство (на котором делает акцент Адамский), что члены польского правительства и командования армии физически находились на территории страны, никак не опровергает этот тезис.
Пусть к этому времени Варшава не пала под натиском вермахта, советская сторона в своей ноте вполне резонно отмечала, что столица государства перестала выполнять свою функцию, поскольку там уже не было ни президента, ни правительства, ни верховного главнокомандующего. По оценке НКИД, польское государство фактически перестало существовать. Можно, разумеется, оспаривать подобный вывод, вместе с тем необходимо признать, что в тот момент у Москвы были все основания для подобной оценки ситуации.
Адамский настаивает, что именно вторжение РККА вынудило польское руководство покинуть пределы страны. В подтверждение своего вывода историк выстраивает простенькую временную реконструкцию: в три часа утра 17 сентября посла Польши в Москве вызвали в наркомат, а «поздно вечером» того же дня польские политики перешли румынскую границу. Почти по монтеру Мечникову: утром – нота, вечером – бегство.
То есть до трёх часов утра 17 сентября дела у поляков шли прекрасно: на третью неделю войны политики и военачальники пока не сбежали, Варшаву немцы еще не взяли, вермахт захватил всего лишь половину страны, правда, занял при этом Краков, Брест и полностью окружил Львов. Еще немного, и Гитлеру придется капитулировать.
Всё как всегда. Кто виноват и что делать?
К тому времени золотой запас страны уже был переправлен в Румынию и началась эвакуация воинских частей. По всему выходит, что отнюдь не Освободительный поход РККА стал фатальным для судьбы польского государства.
Любопытно, что Лукаш Адамский является заместителем директора некоего Центра польско-российского диалога и согласия, но при этом ему запрещен взъезд в РФ. Подобные парадоксы пронизывают и его суждения, которые вряд ли способствуют диалогу и согласию между народами.
Польский историк старается выглядеть беспристрастным, но после словно спохватывается и вносит коррективы, которые сводят на нет эти попытки. Так, Адамский признает факт участия Польши в разделе Чехословакии и даже именует это грязным поступком, но тут же замечает, что это «происходило не вместе с Гитлером, а параллельно с действиями Германии». Анекдот, да и только.
Адамский вроде бы признает ведущую роль СССР в разгроме фашистской Германии, но сразу уточняет, что «западные союзники старались экономить кровь своих солдат, а СССР не экономил, и это приблизило конец войны». Как это понимать? Если бы цивилизованные англосаксы не «экономили кровь», то именно они непременно внесли бы решающий вклад в победу над нацизмом, но этого не понадобилось, потому как русские в условиях «бесчеловечного тоталитарного режима» человеческих жизней не жалели.
Такая вот вопиющая несправедливость, с которой приходиться считаться. «В Варшаве старались держать равную дистанцию и от гитлеровской Германии, и от СССР», — утверждает Адамский.
Ключевое слово здесь: «старались». Старались, но получалось плохо. Как и у самого польского историка, который пытается изобразить добросовестность и объективность, но то и дело сбивается на публицистическую предвзятость и неуместное морализаторство.
Нож в спину Польши или воссоединение Беларуси: что произошло 17 сентября 1939 года?
17 сентября 1939 года советские войска вступили в восточные воеводства разгромленной нацистами Польши. Земли, населенные преимущественно белорусами и украинцами, были включены в состав соответственно Белорусской и Украинской ССР. Территория Беларуси увеличилась более чем в два раза и обрела очертания, приближенные к современным. Поэтому события, которые в Польше называются четвертым разделом Речи Посполитой, в Беларуси многими воспринимаются как воссоединение белорусского народа.
В советское время события осени 1939 года получили наименование Освободительного похода Красной Армии. В честь памятной даты были названы улицы во многих западнобелорусских городах. Однако в суверенной Республике Беларусь 17 сентября красным днем календаря так и не стало. Более того, вокруг этой даты кипят ожесточенные споры и высказываются полярные точки зрения.
В нежелании увековечить дату 17 сентября на государственном уровне, безусловно, присутствует элемент политического реализма — официальный Минск не желает лишний раз злить Польшу, где события осени 1939 года воспринимаются крайне болезненно.
Впрочем, и внутри белорусского общества нет единства в оценках тех событий.
Парадоксально, но главными критиками событий 80-летней давности оказываются белорусские националисты, хотя, казалось бы, кому как не им приветствовать столь выгодное для Беларуси округление границ.
Не менее странными в контексте белорусского национализма выглядят и откровенные ностальгические нотки в отношении межвоенной Польши, которая представляется едва ли не раем для жителей Западной Беларуси, в отличие от СССР, устроившего на присоединенных территориях коллективизацию и репрессии.
Таким образом, белорусские националисты оказываются даже большими польскими патриотами, чем польские историки, которые вынуждены признавать, что в 1939 году население «Кресов Всходних» (то есть Западной Украины и Беларуси) «не прошло тест на лояльность Второй Речи Посполитой», а продвижение Красной Армии сопровождалось массовыми актами неповиновения и диверсиями со стороны местного населения против польских властей.
Причины того, почему население «Кресов Всходних» активно помогало в ликвидации остатков польской власти и встречало советские войска как освободителей, достаточно очевидны.
Межвоенная Польша, «уродливое детище Версаля», была глубоко противоречивым и нестабильным образованием.
Это было многонациональное государство, где этнические поляки составляли лишь 65% населения, остальное приходилось на украинцев, белорусов, евреев и другие меньшинства, сосредоточенные преимущественно в восточных воеводствах, так называемых «Кресах Всходних».
Однако, несмотря на это, в основу национальной политики были положены воинственный польский национализм и ассимиляция национальных меньшинств.
Национальный гнет усугублялся социальными противоречиями. «Кресы Всходние» оставались наиболее бедной и неразвитой частью Польши.
Основу экономики здесь составляло мелкое крестьянское хозяйство, промышленность была слаба и неразвита. На фоне аграрного перенаселения, усугубляемого неэффективностью и технической неоснащенностью сельского хозяйства, польские власти проводили политику «осадничества», то есть переселения на восточные территории колонистов из внутренней Польши. Очевидно, этим самым в Варшаве рассчитывали создать себе устойчивый базис на «кресах» и ускорить процесс их ассимиляции.
Однако рост демографической нагрузки на регион провоцировал лишь нарастание социальных и национальных противоречий. В 1932–1933 годах в Польше случился настоящий голод.
Поэтому ненависть к полякам, буквально отнимавшим у местного населения последний кусок хлеба, была вполне закономерной, а присоединение к СССР воспринималось как освобождение от национального и социального гнета.
Другой вопрос, что присоединение Западной Беларуси и Украины к СССР также было болезненным и противоречивым процессом, а ожидания местного населения и советская действительность сильно разошлись. Все это впоследствии создало немало проблем уже для советской власти на присоединенных территориях, а со временем и вовсе обернулось всплеском русофобского национализма.
Несмотря на то, что население Западной Беларуси и Украины весьма активно поддерживало коммунистов, его чаяния были весьма далеки от коммунистической утопии.
Собственно говоря, белорусские и украинские крестьяне хотели обычного «черного передела», то есть ликвидации «панского» землевладения и перераспределения земли между собой.
Этим же была мотивирована поддержка большевиков и со стороны российского крестьянства в годы гражданской войны. Однако в долгосрочной перспективе это противоречило планам советской власти, поскольку мелкое крестьянское хозяйство оказывалось неподходящей базой для индустриализации, которая, в свою очередь, виделась основой прогрессивного социалистического общества.
В СССР проблема была решена жестокими методами принудительной коллективизации и разгрома «сельской буржуазии» — кулачества. Аналогичная кампания была развернута и в западных областях БССР и УССР, в основном в послевоенный период.
Другим весьма неприятным для местного населения следствием установления советской власти стали многочисленные «чистки» тех, кого эта власть считала врагами. Под маховик репрессий попали бывшие польские чиновники и военные, «кулаки», священнослужители, а также довольно многочисленные представители белой эмиграции, осевшие в Польше.
Кроме того, чисткам подверглись и местные коммунисты, то есть те, кто наиболее активно приветствовал советскую власть и всячески способствовал присоединению к СССР.
Результаты этой политики не заставили себя долго ждать, обернувшись резким всплеском антисоветских настроений, в первую очередь, на Западной Украине, где накануне 1939 года существовал баланс между местными националистами и коммунистами, который очень скоро после присоединения к СССР начал смещаться в пользу националистов, вылившись в пресловутую «бандеровщину».
Более того, если первоначально западноукраинский национализм носил преимущественно антипольский характер, то впоследствии он обернулся против СССР и России.
В Западной Беларуси сложилась иная ситуация. Белорусское национальное движение, изначально более слабое и менее организованное, чем украинское, практически полностью находилось под контролем Коммунистической партии. Поэтому рост недовольства не вылился здесь в организованное вооруженное сопротивление.
Кроме того, не имея собственных городских центров, подобных Львову, Западная Беларусь в рамках БССР оказалась замкнута на Минск, дав значительный демографический ресурс для роста населения белорусской столицы.
Таким образом, отсутствие сильного националистического подполья и более интенсивное «перемешивание» населения Западной и Восточной Беларуси обеспечили его гораздо более глубокую интеграцию в рамках республики.
В результате Белорусская ССР и ее историческая преемница, Республика Беларусь, оказались куда более стабильными образованиями, чем Украина.
Подписывайтесь на Балтологию в Telegram и присоединяйтесь к нам в Facebook!
МИД РФ назвал раздел Польши между Сталиным и Гитлером «освободительным походом, встреченным с ликованием»
Юрий Бершидский
МИД РФ отметил годовщину вторжения советских войск в Польшу в 1939 году публикацией в своем официальном аккаунте в Twitter. В твите сказано:
«17 сентября 1939 г. Красная Армия начала освободительный поход на территории Польши. Советские войска вышли на линию Керзона, не позволив вермахту подойти к Минску. Народы Западной Белоруссии и Западной Украины встретили советских солдат с ликованием».
За этим следует нарезка фотографий, снабженная таким текстом:
«17 сентября 1939 года начался освободительный поход Красной Армии на территорию Польши. В ходе операции были освобождены Западная Белоруссия и Западная Украина, оккупированные Польшей с 1920–1921 гг. Попытки ученых и СМИ стран Запада представить эту операцию как акт агрессии СССР разбиваются о реальные факты.
1 сентября 1939 года немцы вошли в Польшу. Берлин настойчиво призвал Москву присоединиться к военным действиям. Советское руководство, однако, призывы игнорировало и отказывалось вступать в конфликт до последней возможности. Когда же выяснилось, что части вермахта способны выйти к Минску, было принято решение ввести войска.
Ранее СССР не раз предлагал Польше заключить соглашение о взаимной помощи в отражении германской агрессии. Польское руководство, однако, отказалось от совместных действий с Красной Армией в противостоянии вермахту. Варшава демонстрировала поддержку агрессивной политики нацистов, которая отвечала и ее экспансионистским планам.
„Польша с жадностью гиены приняла участие в ограблении и уничтожении Чехословакии” (У. Черчилль)
Спустя две недели с начала вторжения в Польшу гитлеровцы вплотную приблизились к ее восточным районам. К 17 сентября польская военно-политическая верхушка сбежала на территорию Румынии. Польша фактически перестала существовать как государство.
„Трагедия Польши — целиком на совести тогдашнего польского руководства, которое подставило свой народ под каток гитлеровской машины уничтожения” (В.В. Путин)
Москва не могла допустить, чтобы Гитлер захватил всю Польшу — это ухудшило бы позиции СССР на западном направлении. Кроме того, Советский Союз был заинтересован в обеспечении безопасности украинского и белорусского населения в Польше.
Почти не встречая сопротивления, Красная Армия за 12 дней продвинулась на запад на 250–350 км и вышла к линии Керзона. Как свидетельствуют документы, украинское и белорусское население встречало РККА как подлинных освободителей.
„Передовые части забрасываются цветами” (заместитель армейского комиссара 1-го ранга Л.З. Мехлис),
Впоследствии именно советские войска избавили Польшу от фашистских захватчиков. Земли к востоку от Вислы в августе 1944 года освободили войска советского маршала, этнического поляка К.К. Рокоссовского. Территории к западу от Вислы были в основном очищены от фашизма зимой 1945 года в ходе висло-Одерской операции. В боях на одном только варшавском направлении погибли около 200 тысяч советских солдат».
Кое-что в этом тексте правда, например, цитата из Черчилля, хотя и переведена она несколько вольно. В «Военных мемуарах» Черчилль писал:
«И теперь Великобритания выступает вперед и ведет за собой Францию, чтобы гарантировать целостность Польши — той самой Польши, которая с аппетитом гиены всего шесть месяцев назад присоединилась к грабежу и разрушению чехословацкого государства».
В истории польского государства был позорный эпизод, когда она, воспользовавшись слабостью Чехословакии, аннексировала небольшую Тешинскую область, где компактно проживали этнические поляки. Позже президент Польши Лех Качиньский, принося извинения чешскому народу, назвал это грехом, после которого «вряд ли можно рассчитывать на прощение».
Впрочем, в предвоенные годы мало кто из тогдашних европейских лидеров вел себя безупречно. Западные державы согласились с германской аннексией Судетской области Чехословакии, называя это «политикой умиротворения». Цитируя Черчилля, МИД почему-то не обращает внимания на подзаголовок главы, из которой взята эта характеристика Польши:
«Умиротворение исчерпывает свой несчастный срок. Чемберлен дает Польше слово Великобритании. Сталин жмет руку Гитлеру. и пушки Второй мировой войны начинают стрелять».
Но МИД почему-то предпочитает не обращать на это внимания, даже не пытаясь объяснить, почему вдруг гитлеровская Германия стала предлагать сталинскому СССР присоединиться к военным действиям против Польши.
Действительно, с 1 по 17 сентября советские войска не спешили вторгаться в Польшу, хотя Германия подталкивала партнера по договору к таким действиям — видимо, надеясь, что в этом случае Великобритания и Франция признают СССР агрессором и объявят ему войну. 10 сентября посол Германии в СССР Вернер фон Шуленбург докладывал в Берлин:
Большая часть захваченной Германией территории к востоку от линии, установленной секретным протоколом, осталась под немецкой оккупацией; взамен по новому советско-германскому договору о дружбе и границе, подписанному 28 сентября 1939 года, СССР получил Литву. Что же касается вопроса о независимости Польши, то 25 сентября фон Шуленбург передавал в Берлин:
«Сталин считает ошибочным оставлять независимое польское государство».
Но Польша на тот момент, хотя и понесла тяжелые потери, еще не была уничтожена как государство. Оборона Варшавы от гитлеровских войск продолжалась до 28 сентября, хотя Красная Армия уже захватила восток страны и защитники столицы фактически были в окружении. Руководство Польши находилось в не оккупированной немцами части страны; резиденция президента Игнация Мосцицкого была перенесена в город Олыка (ныне Волынская область Украины). 17 сентября, когда КраснаяАрмия уже вторглась в Польшу, президент, премьер-министр Фелициан Складковский и верховный главнокомандующий Эдвард Рыдз-Смиглы провели в городе Куты (ныне Ивано-Франковская область Украины) совещание, на котором приняли решение об эвакуации правительства в Румынию. Мосцицкий перешел границу с Румынией 17 сентября в 21:45.
Встречи советских захватчиков с цветами, скорее всего, были: украинское население подвергалось в довоенной Польше дискриминации, часть его вполне могла приветствовать изгнание поляков и вхождение в состав Украинской ССР. Да и прокоммунистические настроения в предвоенной Европе были достаточно распространены, хотя советско-германские договоры существенно испортили репутацию СССР в глазах европейских антифашистов. Но это вовсе не означает, что Красная Армия продвигалась по Польше триумфальным маршем, не встречая сопротивления. Так, город Гродно сопротивлялся с 20 по 22 сентября.
Для чего МИД рассказывает об освобождении Польши советскими войсками в конце войны и о польском происхождении Рокоссовского, понять трудно. События, происходившие после нападения Германии на СССР, сложно назвать прямым следствием «освободительного похода», как его вслед за официальной советской историографией называет МИД.
Советские танки и немецкая мотопехота в Бресте, 1 октября 1939 г.
1 сентября 1939 года Гитлер напал на Польшу. Через 17 дней в 6 утра Красная армия крупными силами (21 стрелковая и 13 кавалерийских дивизий, 16 танковых и 2 моторизованные бригады, всего 618 тысяч человек и 4733 танка) перешла советско-польскую границу на протяжении от Полоцка до Каменец-Подольска.
В СССР операцию называли «освободительным походом», в современной России нейтрально именуют «польским походом». Часть историков считает 17 сентября датой фактического вступления Советского Союза во Вторую мировую войну.
Порождение пакта
За «спокойную уверенность на Востоке» (выражение Вячеслава Молотова) и поставки сырья и хлеба Берлин признал «зоной советских интересов» половину Польши, Эстонию, Латвию (Литву Сталин впоследствии выменяет у Гитлера на часть причитавшейся СССР польской территории), Финляндию и Бессарабию.
Мнением перечисленных стран, а также других мировых игроков не поинтересовались.
Пакт нередко сравнивают с Мюнхенским соглашением. Однако, во-первых, Лондон и Париж не захватывали при этом чужих территорий, во-вторых, в октябре 1938 года Гитлер уверял, что его амбиции не идут дальше «собирания земель», населенных этническими немцами.
Мюнхен можно считать трагической ошибкой, актом трусости и соглашательства, но то была последняя отчаянная попытка сохранить мир. Другое дело, что, по словам Черчилля, Чемберлен хотел избежать войны ценой позора, а получил в результате и позор, и войну.
Мы быстро, просто и понятно объясняем, что случилось, почему это важно и что будет дальше.
Конец истории Подкаст
Суть происходящего была совершенно ясна участникам событий.
Довоенная Польша тоже была не без греха: воспользовавшись катастрофой Чехословакии, прихватила Тешинскую область.
Вообще, СССР критиковали и критикуют за сделку именно с нацистами. В остальном случившееся вполне укладывалось в рамки тогдашних нравов.
Великие и не очень великие державы постоянно делили чужие земли, открыто и секретно, на двусторонней основе и на международных конференциях. Для Польши германско-русский раздел 1939 года был четвертым.
Мир с тех пор изменился довольно сильно. Геополитическая игра продолжается, но невозможно представить, чтобы два мощных государства или блока вот так цинично распорядились судьбой третьих стран за их спиной.
«Обанкротилась» ли Польша?
Оправдывая нарушение советско-польского договора о ненападении от 25 июля 1932 года (в 1937-м его действие было продлено до 1945-го), советская сторона утверждала, что польское государство фактически перестало существовать.
Советские власти хотели арестовать Гжибовского и его сотрудников. Польских дипломатов спас германский посол Вернер фон Шуленбург, напомнивший новым союзникам про Женевскую конвенцию.
Удар вермахта действительно был страшен. Однако польская армия, рассеченная танковыми клиньями, навязала противнику продолжавшееся с 9-го по 22 сентября сражение на Бзуре, которое даже «Фелькишер беобахтер» признала «ожесточенным».
Попытка окружить и отсечь от Германии прорвавшиеся войска агрессора успехом не увенчалась, но польские силы отошли за Вислу и стали перегруппировываться для контратаки. В их распоряжении оставались, в частности, 980 танков.
Оборона Вестерплятте, Хела и Гдыни вызывала восхищение всего мира.
Высмеивая «военную отсталость» и «шляхетский гонор» поляков, советская пропаганда подхватила геббельсовскую выдумку о том, что польские уланы якобы бросались на немецкие танки в конном строю, беспомощно колотя саблями по броне.
На самом деле, поляки такими глупостями не занимались, а соответствующий фильм, снятый германским министерством пропаганды, как было впоследствии доказано, являлся фальшивкой. Зато немецкую пехоту польская кавалерия тревожила серьезно.
Окруженная Варшава капитулировала лишь 26 сентября, а окончательно сопротивление прекратилось 6 октября.
По мнению военных аналитиков, Польша была обречена, но могла бороться еще долго.
Дипломатические игры
Кремль, понимая эти расчеты, не спешил.
Красная армия пришла в движение через двое суток после того, как Риббентроп в очередном послании прозрачно намекнул на возможность создания в западной Украине ОУНовского государства.
Окончательное решение будущего Польши 23 августа отложили на потом.
На первых порах Гитлер склонялся к мысли сохранить Польшу в урезанном виде, обкорнав ее с запада и востока. Нацистский фюрер надеялся, что Британия и Франция примут такой компромисс и прекратят войну.
Москва не хотела давать ему шанс выскользнуть из ловушки.
25 сентября Шуленбург передал в Берлин: «Сталин считает ошибочным оставлять независимое польское государство».
К тому времени в Лондоне официально заявили: единственным возможным условием мира является отвод германских войск на позиции, которые они занимали до 1 сентября, никакие микроскопические квази-государства положения не спасут.
Поделили без остатка
В результате во время второго визита Риббентропа в Москву 27-28 сентября Польшу поделили без остатка.
В подписанном документе речь шла уже о «дружбе» между СССР и Германией.
В телеграмме Гитлеру в ответ на поздравление с собственным 60-летием в декабре 1939 года Сталин повторил и усилил этот тезис: «Дружба народов Германии и Советского Союза, скрепленная кровью, имеет все основания быть длительной и прочной».
На банкете в Кремле, как утверждал советник германского посольства Густав Хильгер, были подняты 22 тоста. Далее Хильгер, по его словам, сбился со счета, поскольку пил наравне.
Сталин почествовал всех гостей, включая стоявшего за креслом Риббентропа эсэсовца Шульце. Пить в таком обществе адъютанту не полагалось, но хозяин лично вручил ему бокал, провозгласил тост «за самого молодого из присутствующих», сказал, что тому, наверное, идет черная форма с серебряными нашивками, и потребовал, чтобы Шульце обещал еще раз приехать в Советский Союз, причем непременно в мундире. Шульце дал слово, и сдержал его 22 июня 1941 года.
Малоубедительные доводы
Официальная советская история предлагала четыре основных объяснения, а вернее, оправдания действий СССР в августе-сентябре 1939 года:
а) пакт позволил оттянуть войну (очевидно, подразумевается, что в противном случае, немцы, захватив Польшу, тут же без остановки пошли бы на Москву);
б) граница отодвинулась на 150-200 км к западу, что сыграло важную роль в отражении будущей агрессии;
в) СССР взял под защиту единокровных братьев украинцев и белорусов, спасая их от нацистской оккупации;
г) пакт предотвратил «антисоветский сговор» между Германией и Западом.
Первые два пункта возникли задним числом. До 22 июня 1941 года Сталин и его окружение ничего подобного не говорили. Они не рассматривали СССР как слабую обороняющуюся сторону и воевать на своей территории, хоть «старой», хоть вновь приобретенной, не собирались.
Гипотеза о германском нападении на СССР уже осенью 1939 года выглядит несерьезно.
Для агрессии против Польши немцы смогли собрать 62 дивизии, из которых около 20 были недоучены и недоукомплектованы, 2000 самолетов и 2800 танков, свыше 80% из которых составляли легкие танкетки. В то же время Климент Ворошилов на переговорах с английской и французской военными делегациями в мае 1939 года сообщил, что Москва способна выставить 136 дивизий, 9-10 тысяч танков, 5 тысяч самолетов.
Выдвижение границы на запад летом 1941 года не помогло Советскому Союзу, потому что эту территорию немцы заняли в первые дни войны. Более того: благодаря пакту Германия продвинулась на восток в среднем на 300 км, и главное, приобрела общую границу с СССР, без чего нападение, тем более внезапное, было бы вообще невозможно.
«Крестовый поход против СССР» мог казаться вероятным Сталину, чье мировоззрение было сформировано марксистским учением о классовой борьбе как главной движущей силе истории, и к тому же подозрительному по натуре.
Однако неизвестно ни одной попытки Лондона и Парижа заключить с Гитлером союз. Чемберленовское «умиротворение» имело целью не «направить германскую агрессию на Восток», а подвигнуть нацистского лидера вообще отказаться от агрессии.
Тезис о защите украинцев и белорусов был официально представлен советской стороной в сентябре 1939 года в качестве главной причины.
Гитлер выразил через Шуленбурга решительное несогласие с такой «антигерманской формулировкой».
На самом деле, аргумент можно было бы признать безупречным, если бы советские власти во исполнение секретного приказа НКВД № 001223 от 11 октября 1939 года на территории с населением в 13,4 миллиона не арестовали 107 тысяч и не выслали в административном порядке 391 тысячу человек. Порядка десяти тысяч погибли в ходе депортации и на поселении.
Высокопоставленный чекист Павел Судоплатов, прибывший во Львов сразу после его занятия Красной армией, писал в воспоминаниях: «Атмосфера была разительно непохожа на положение дел в советской части Украины. Процветал западный капиталистический образ жизни, оптовая и розничная торговля находились в руках частников, которых предстояло вскоре ликвидировать».
Особые счеты
В первые две недели войны советская пресса посвящала ей короткие информационные сообщения под нейтральными заголовками, словно речь шла о далеких и незначительных событиях.
14 сентября в порядке информационной подготовки к вторжению «Правда» опубликовала большую статью, посвященную в основном угнетению в Польше национальных меньшинств (как будто приход гитлеровцев сулил им лучшие времена), и содержавшую утверждение: «Вот поэтому никто и не хочет сражаться за такое государство».
Впоследствии беду, постигшую Польшу, комментировали с неприкрытым злорадством.
И в открытой печати, и в конфиденциальных документах соседнюю страну именовали либо «бывшей Польшей», либо, на нацистский лад, «генерал-губернаторством».
Газеты печатали карикатуры, на которых изображались пограничный столб, поваленный красноармейским сапогом, и грустный учитель, объявляющий классу: «На этом, дети, мы заканчиваем изучение истории польского государства».
Когда 14 октября в Париже было создано польское правительство в изгнании во главе с Владиславом Сикорским, «Правда» откликнулась не информационным или аналитическим материалом, а фельетоном: «Территорию нового правительства составляют шесть комнат, ванная и туалет. В сравнении с этой территорией Монако выглядит безграничной империей».
С Польшей у Сталина имелись особые счеты.
Во время провальной для Советской России польской войны 1920 года он являлся членом Реввоенсовета (политкомиссаром) Юго-Западного фронта.
Соседнюю страну в СССР именовали не иначе как «панской Польшей» и винили во всем и всегда.
Как следовало из подписанного Сталиным и Молотовым постановления от 22 января 1933 года о борьбе с миграцией крестьян в города, люди, оказывается, делали это, не пытаясь спастись от Голодомора, а будучи подстрекаемы «польскими агентами».
Вплоть до середины 1930-х годов в советских военных планах Польша рассматривалась как главный противник. Михаил Тухачевский, также оказавшийся в свое время в числе битых полководцев, по воспоминаниям свидетелей, просто терял самообладание, когда разговор заходил о Польше.
НКВД обнаружил в СССР еще и «Польскую организацию войскову», якобы созданную еще в 1914 году лично Пилсудским. Ее обвиняли в том, что сами большевики ставили себе в заслугу: разложении русской армии во время Первой мировой войны.
По количеству жертв перед этими трагедиями меркнет даже катынская расправа, хотя именно она стала известна всему миру.
Легкая прогулка
Перед началом операции советские войска были сведены в два фронта: Украинский под командованием будущего наркома обороны Семена Тимошенко и Белорусский генерала Михаила Ковалева.
Поворот на 180 градусов произошел так стремительно, что многие красноармейцы и командиры думали, будто идут воевать с фашистами. Поляки тоже не сразу поняли, что это не помощь.
Произошел еще один казус: политруки разъяснили бойцам, что предстоит «бить панов», но установку пришлось срочно менять: выяснилось, что в соседней стране панами и пани являются все.
Глава польского государства Эдвард Рыдз-Смиглы, понимая невозможность войны на два фронта, приказал войскам не оказывать сопротивления Красной армии, а интернироваться в Румынию.
Некоторые командиры не получили приказа или проигнорировали его. Бои происходили под Гродно, Шацком и Ораном.
24 сентября под Перемышлем уланы генерала Владислава Андерса неожиданной атакой разгромили два советских пехотных полка. Тимошенко пришлось выдвинуть танки, чтобы предотвратить прорыв поляков на советскую территорию.
Но в основном «освободительный поход», официально закончившийся 30 сентября, стал для Красной армии легкой прогулкой.
Победители захватили около 240 тысяч пленных, 300 боевых самолетов, массу техники и военного имущества. Созданные в начале финской войны «вооруженные силы демократической Финляндии», недолго думая, одели в трофейную форму со складов в Белостоке, споров с нее польскую символику.
В праздничном приказе 7 ноября 1939 года нарком обороны Климент Ворошилов утверждал, что «польское государство при первом же военном столкновении разлетелось, как старая сгнившая телега».
Справедливости ради надо заметить, что в советском руководстве был человек, пытавшийся хотя бы отчасти остудить эйфорию.
Однако в целом «освободительный поход» был воспринят как образец любой будущей войны, которую СССР начнет, когда пожелает, и завершит победоносно и легко.
Многие участники Великой Отечественной отмечали огромный вред, нанесенный шапкозакидательскими настроениями армии и обществу.
Историк Марк Солонин назвал август-сентябрь 1939 года звездным часом сталинской дипломатии. С точки зрения сиюминутных целей так оно и было: не вступив официально в мировую войну, малой кровью, Кремль добился всего, чего хотел.
Однако всего через два года принятые тогда решения едва не обернулись для страны гибелью.