Что символизирует трубка курительная
Что символизирует трубка курительная
В ритуале курения табака у индейцев сиу трубка рассматривается в качестве модели Вселенной. Во время ритуала пространство внешнего мира представлено силами шести кардинальных направлений, которым приносятся жертвенные дары. Частицы табака символизирует вещи, которыми наполнено пространство. Поэтому в ритуале курения табака модель мироздания как вместилище всех вещей и явлений природы сужается до масштабов чашечной части трубки, или ее «сердца». В момент ритуала трубка является Вселенной, универсумом. Трубка находится в руках человека, который в процессе ритуала набивает ее и отождествляется с центром Вселенной и с личностью Творца. Актом воскурения табака человек «расширяет» шесть направлений пространства с помощью распространяемого вокруг себя дыма. Сам же он остается в центре. В этом ритуале человек утрачивает свою частичность, фрагментарность и становится целым: он разрушает иллюзию отдельности, обособленности(1,21)
Ср.: «дыхание Пифона», исходившее из расщелины дельфийского святилища и «воодушевлявшее» прорицательниц. В словаре «Суда» говорится о мантических жребиях, которые Пифия вытягивала из сосуда, стоявшего на медном треножнике.
1 Brown J. The sacred pipe. Norman, 1953.
2 Окладникова Е.А. Модель Вселенной в системе образов наскального искусства Тихоокеанского побережья Северной Америки. СПб., 1995.
3 Адлер Б.Ф. Карты первобытных народов // Известия Императорского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. Т.119. СПб., 1910.
5 Торчинов Е.А. Этика и ритуал в религиозном даосизме («Главы о прозрении истины» Чжан Бодуаня) // Этика и ритуал в традиционном Китае. М., 1988.
Курительная трубка и древние ритуалы | Музей Мировой Погребальной Культуры
Ваш вклад в экспозицию
Музей с благодарностью примет в дар или приобретет старинные предметы, имеющие отношение к культуре погребения, памятования разных времен и народов. Телефон для справок: +7 953-868-8803.
Наш адрес
Присоединяйтесь
Часы работы
Магазин уникальных сувениров музея
Не забудь приобрести необычный подарок
Такой известный предмет как курительная трубка в обрядах (в основном шаманских) древних народов играл весьма важную роль.
Конечно же, первыми на ум приходят индейцы с их «трубкой мира». Трубка с длинным мундштуком, атрибут индейцев Северной Америки – священный символ Вакан-Танки, хозяина Вселенной. В представлениях индейцев сиу – это ось, которая соединяет людей со сверхъестественными силами, с миром духов.
По преданию, трубка была подарена индейцам сиу священной женщиной – теленком бизона. Трубка представляет собой модель Вселенной. Она – душа индейского народа и символизирует преемственность поколений племени: пока ею пользуются, народ останется жив, но как только о ней забудут, народ утратит свои корни и погибнет.
И, конечно же, огромную роль курительная трубка играла в шаманских обрядах общения с духами, являясь главным атрибутом шамана наряду с бубном. Звуки бубна должны были помочь душе отделиться от тела, а дым из трубки подхватывал эту душу и погружал шамана в мир духов. Зачастую во время камлания (погружения в состояние транса) шаман давал бубну прикурить, прикладывая к нему трубку, «оживляя» таким образом бубен.
Трубка в форме черепа
Часто трубки изготавливают в форме черепов. Эта традиция также берет свое начало в древности, когда из черепов изготавливали сосуды – чаши для питья. Трубка – своего рода тоже сосуд (как говорилось выше – модель вселенной), табачные крошки – мельчайшие ее частицы.
Еще одно возможное объяснение формы трубки-черепа связано с древним жанром искусства Пляски смерти (Danse Macabre).
Конечно, в настоящее время курительные трубки в форме черепов – это, прежде всего, дань моде.
Материалы для изготовления трубок
Материалы для изготовления трубок весьма разнообразны. Если говорить о деревянных трубках, то это бриар – материал из плотного древовидного нароста (корнекапа) между корнем и стволом кустарника эрики древовидной семейства вересковых (иногда вместо бриара используют грушу или бук), также можно встретить трубки из березы, красного дерева или ископаемого дуба; морская пенка – белый пористый минерал; тыква-горлянка или калебас; кукурузная кочерыжка; глина, фарфор, а также камень металл (для отдельных деталей) и пластик.
Трубочный этикет
Для курильщиков трубок существует специальный этикет, согласно которому нельзя чистить трубку на виду у посторонних, после занятие это выглядит далеко не эстетично; удаленные из трубки остатки сразу же выбрасывают в мусорное ведро, если оставить их в пепельнице, то их запах будет отравлять воздух.
Не курят трубки за праздничным столом, хотя можно выкурить маленькую трубочку с разрешения хозяйки дома, но в этом случае нельзя закладывать в трубку крепкий табак, подойдет мягки с легким ароматом.
В Музее мировой погребальной культуры собрана большая коллекция трубок разных времен и форм, все они выставлены вместе с другими интереснейшими экспонатами в разделе Мужской траур.
Трубка курительная
Брюгген, Хендрик тер. Юноша с трубкой. 1623 г.
Калюмет — священная трубка североамериканских индейцев, живущих в верховьях Миссисипи. В Европе чаще всего именуется «трубкой мира».
Выражение «раскурить вместе трубку мира» вошло в поговорку как шутливое обозначение прекращения враждебных отношений (в Германии в первой пол. XIX в.).
Ритуальный и символический предмет, условный знак посланника, близкий античному кадуцею. Белые перья на ней означают мир, красные, наоборот, войну. Не всякая индейская курительная трубка может быть названа калюметом в собственном смысле. В своем первоначальном значении калюмет представлял собой парную, дуалистическую систему (небо — мужское начало противостоит земле — женскому началу), причем оба взаимопроникающих принципа могут менять свой смысл (например, у Омаха земля — мужское начало, небо — женское). Вместе оба стержня, чубуковый и перьевой, являлись символическим обозначением орла. Ими размахивали во время молитвенных церемоний над собравшимися членами проживающих в прериях племен. При ритуальном курении «зажигали табак и давали трубку представителю племени, который делал несколько затяжек и после этого пускал дым в небо, к Матери-Земле и во все четыре страны света, причем мундштук священного предмета он протягивал по направлению к пунктам, которые были в зоне его внимания. Затем он передавал трубку дальше; она ходила у присутствующих по кругу, как Солнце с востока на запад… (Эта церемония) предохраняла гостя, который в ней участвовал, от всякой враждебности — по крайней мере до тех пор, пока он находился в лагере» (Г. Гартман, 1973).
Все священные трубки были символическими предметами, исключенными из повседневного употребления; их головка чаще всего была сделана из фигурно вырезанного камня (катлинита).
По-видимому, племена прерий переняли этот обычай у оседлых крестьян восточной части Северной Америки, выращивавших маис.
Табак (кинни-кинник) приготавливался по определенным правилам и смешивался с листьями сумаха, толокнянки и размельченной коры некоторых деревьев. На портретах племенных вождей 19 столетия изображенные часто держат в руках священные трубки.
Трубка с длинным мундштуком, атрибут индейцев Северной Америки, является священным символом Вакан-Танки, хозяина Вселенной. В мистике индейцев сиу она символизирует ось, соединяющую людей со сверхъестественными силами.
Священная трубка заключает в себе все существа Вселенной, участвует во всех событиях их жизни и обеспечивает им надежную защиту.
Трубка является одновременно макро- и микрокосмом. Раскуривая трубку, индеец погружается одновременно в мир собственного Я и в центр Вселенной, растворяясь в том и другом и управляя ими.
Ритуал выкуривания трубки включает три последовательные фазы:
Трубка приобретает, таким образом, космические масштабы:
Трубка украшается по-разному в зависимости от обстоятельств:
Трубка является также центром культуры, душой индейского народа и символизирует преемственность поколений племени: Покуда трубкой будут пользоваться, народ останется жив, но как только о ней забудут, народ утратит свои корни и погибнет.
Курительная трубка
С чем в наше время ассоциируется курение? С сигаретами — в первую очередь, изредка — с сигарами и очень редко — с трубкой. Но когда-то было совсем иначе.
Табак, батоги и вновь табак
С табаком Россия познакомилась хоть и позже большинства европейских стран, но все же несколько раньше, чем считает сейчас большинство жителей нашей страны. Западноевропейские, да и ближневосточные — турецкие и бухарские купцы завозили табак в Россию ещё в царствование Ивана IV, но большого успеха в своих негоциях не достигли. Хотя, как сказать… Если в 1634 году вышел указ царя Михаила Федоровича о запрете “пития табаку” (так тогда называли курение), в 1644-м уже его сын Алексей Михайлович под страхом бития батогами запретил любое употребление табака, а в 1649-м Соборное уложение ещё ужесточило наказание за это — значит, были и те, против кого эти меры следовало применять. Среди последних, то есть курильщиков, был замечен даже фаворит царицы Софьи — князь Голицын.
Впрочем, вклад Петра Алексеевича в дело популяризации табака в России не следует недооценивать. Именно Петр заключил в 1698 году договор с британцем — маркизом Кармартеном, даровавший последнему семилетнее монопольное право на ввоз в Россию табака, табакерок и трубок. Подданным же русский царь своим указом позволял “табак пить и другим образом употреблять по воле каждого невозбранно”. Вот с этого момента курение в России и превращается в популярное, поощряемое государством развлечение. Главным же инструментом данного развлечения стала курительная трубка. Конечно, жевать и нюхать табак в России тоже научились. Однако курительная трубка оказалась куда популярнее, чем иные способы потребления никотина.
Трубок собственного производства в России конца XVII века ещё не имелось. Посему местным поклонникам “пития табаку” приходилось пользоваться теми изделиями, что завозил маркиз Кармартен, к которому по истечении срока его монополии поспешили присоединиться и другие купцы.
Заметим, что к тому времени в Европе курительные трубки уже претерпели изрядную эволюцию. Позади остались самые первые смелые эксперименты, и в качестве материала для изготовления трубочной чашки первое место уверенно заняла глина. При этом её виды, равно как и формы трубочных чаш у изготовителей, серьезно различались.
Герман Армин фон Керн, 1906 год
“Насладись моим подарком”
Англичане первыми освоили массовое производство трубок. Для этого в городе Броусли графства Шропшир в 1575 году была организована первая трубочная мануфактура. Использовала она привычную нам темно-красную глину. Трубки британцы делали по образцу трубок американских индейцев — Г- или Т-образные. Трубочные изделия “аглицкого образца» состояли из двух глиняных цилиндров — вертикального, диаметром побольше, полого внутри (собственно — камеры), и горизонтального, входившего в него под прямым углом у самого дна или посередине — втулки. Та выполняла роль переходника к деревянному, чаще всего — ясеневому чубуку, снабженному на одном из концов костяным мундштуком.
Маленькое отступление — обожженная в печи глина неплохо справлялась со своими обязанностями, но была материалом хрупким. Нередко она трескалась от механических воздействий или перегрева при использовании. Конец отступления.
В Голландии центром трубочного производства стал город Гауда. Голландцы в качестве сырья использовали белую каолиновую глину. Изготавливаемые наскоро, без изысков, голландские трубки были не слишком красивы, имели маленькую чашку и делались вместе с чубуком из единого куска глины. Только на кончике чубука, который следовало держать во рту, иногда надевалась деревянная или костяная накладка — мундштук, предназначенная уберегать губы. Подобная конструкция делала голландские трубки чрезвычайно дешевыми и общедоступными.
В России, где после очередного петровского указа всем содержателям трактиров или, как их тогда ещё называли, “гербергам» (от немецкого слова “die Herberge» — “постоялый двор»), полагалось иметь “кофе, шоколад, биллиард, виноградные вина, гданские и французские водки, заморский эль, бир и полпиво петербургского варенья, кое употребляется вместо квасу, а также курительный табак», голландские трубки часто продавались уже набитыми, готовыми к употреблению. Позднее появились более изысканные, украшенные рисунком и резным орнаментом трубки. Они стоили дорого и часто выполнялись в английской манере — с отдельным, деревянным мундштуком.
Очень быстро славу ведущего европейского центра производства трубок у Гауды начал оспаривать немецкий Кельн. Кельнские “трубочные пекари», как из-за необходимости обжигать глину в печи называли людей, занятых в трубочном производстве, сумели усовершенствовать конструкцию печей для обжига. Ну, а запасы хорошей глины в окрестностях города были огромны — перебоев с сырьем не случалось. Правда, первоначально не брезговали кельнцы и контрафактом — ставили на свою продукцию клейма известных голландских мастерских.
Не дремали и восточные люди. Московские археологи в большом количестве находят при раскопках глиняные чашки восточных трубок, формой напоминающие кофейную чашечку, на дне которой под прямым углом ответвляется в сторону пустой цилиндрик длиной не более пары сантиметров. В этот цилиндрик вставлялся свободный конец чубука, тщательно обернутый бумагой во избежание притока воздуха в трубку. Сверху широкая и невысокая чашка часто прикрывается глиняной же или металлической крышечкой. Чашки эти украшались своеобразным орнаментом — турецким текстом, содержащим имя мастера и какое-нибудь забавное изречение — прообраз будущей печатной рекламы. В своей книге “Трубка Её Величества» известный исследователь табачной истории Андрей Малинин приводит такой образец: “Казим Хусну, насладись моим подарком. Ты доставишь мне удовольствие, если не потеряешь его».
Н.И. Струнников, 1920 год
Люльки и кабинетные монстры
Разумеется, довольно скоро начали делать трубки и в России. В соответствии с распространенной практикой, началось все с копирования и подделки иностранных образцов. При этом попытки скопировать сложную восточную вязь турецких трубок “тахта-чубук” приводили к появлению фантастических и совершенно бессмысленных наборов символов, внешне напоминающих значимый текст, но абсолютно не читаемых.
Отечественные мастера достаточно быстро перестали тиражировать особо “мудреные” подделки, перенаправив свои усилия на изготовление предельно простых образцов, благо востребованность таковых в условиях российского рынка оказалась велика. О том, насколько прибыльным делом являлось производство курительных трубок при Петре Первом, говорит хотя бы тот факт, что за это ремесло не брезговал браться и сам светлейший князь Меншиков…
Одновременно продолжались попытки сделать трубки из других материалов — в ход шли вишневый корень, серебро и фарфор. В Турции появилась пенка — минерал сепиолит. Снежно-белый после обработки, он, действительно, напоминал пену, что и привело к появлению его коммерческого названия meerschaum — “морская пена”. Хорошо поддающейся обработке, плотный, куда менее хрупкий в сравнении с глиной или фарфором, а также обладающий низкой теплопроводностью, сепиолит как материал для трубок оказался близок к идеалу. Характеристики сепиолита позволяли изготавливать из него трубки самых разных форм. Комплектовались такие трубки чубуками из янтаря или драгоценных пород дерева, что превращало инструмент для курения в подлинное произведение искусства и достойный аксессуар состоятельного взрослого мужчины. Своих позиций пенка не сдавала вплоть до появления в первой трети XIX века на рынке бриара — корнекапа древовидного вереска.
Продолжая завозить импортный табак, Россия не прекращала попыток наладить выращивание своего. Лучшими для этого землями признавались территории малороссийских областей. Там же возникло множество кустарных производств курительных трубок — люлек.
Делают люльки как из глины, так и из вишневого или грушевого дерева. Люльки отличались довольно большим размером чашки, а также крутым, часто — двойным изгибом относительно небольшого чубука. Нередко чашка трубки снабжалась крышкой, украшалась резьбой и орнаментом, а то и вовсе была вырезана в виде головы турка.
Постепенно в обиход вошли чубуки большой длины, нередко украшенные различными подвесками из монет или полудрагоценных камней. Для удобства хранения столь габаритные чубуки приходилось собирать из нескольких отдельных фрагментов. Встречались в Малороссии и небольшие трубки — буруньки-носогрейки, изготовленные из глины и для прочности обвитые медными или серебряными кольцами. Порой обнаруживались у казаков и захваченные в качестве трофеев турецкие дорогие трубки. Но это — редкость, предмет гордости, свидетельство воинской доблести и удачи. А на каждый день — есть привычная люлька.
Вернемся, пожалуй, обратно — в центральную Россию. Распространившись из столиц, курение сделалось тут любимейшим занятием самых разных людей. И если простой народ и мелкое чиновничество пристрастились в первую очередь к нюхательному табаку, то дворянство ублажало себя курением из трубок максимально роскошных. У российской аристократии в большом ходу были так называемые кабинетные трубки — с чубуком длиной до метра с лишним, с фарфоровой чашкой на 20–30 грамм табака. Чубуки эти собирались из нескольких кусков дерева ценных пород, снабжались серебряной отделкой и янтарным мундштуком. Чашки же теперь присоединялись к чубукам все чаще через специальный сильноизогнутый переходник из кости, рога или фарфора.
Курить такие кабинетные монстры можно было, только держа их в руке, сидя или полулежа. Сеанс курения при этом мог занимать несколько часов — все же 30 грамм табака, это вам не понюшка какая-нибудь.
Онтологические прогулки
Семантическая аура курительной трубки в визуальном фольклоре
Настоящая работа представляет собой два эссе, объединенных одним
мотивом – мотивом курения. Это именно мотивная связь, не предполагающая
строгой исторической зависимости и даже последовательной типологии.
Культурная функция курения по-разному реализует себя в разные
периоды и в разных сферах. И при этом, некоторые семантические
и прагматические коннотации оказываются настолько стабильными,
что позволяют усмотреть параллели между весьма отдаленными феноменами.
Именно поэтому в заглавие вынесено понятие визуального фольклора
в качестве определения сферы наблюдения. При этом фольклор здесь
понимается скорее как подход к материалу, что есть, разумеется,
определенный отход от традиции использования этого понятия дефинирующего
устное вербальное анонимное народное творчество. Я полагаю, что
любой продукт культуры может рассматриваться как результат коллективной
языковой деятельности, включая изобразительные тексты, имеющие
даже указание на конкретное авторство. Если мы в своих наблюдениях
переходим в сферу типологии, блуждающих повторяющихся мотивов,
бытование которых никак не может быть определено в терминах цитирования
с известными источниками, мы тем самым вступаем в зону не историческую,
но мифологическую – в зону коммунального владения языком, в нашем
случае – языком визуальной культуры. Таким образом, мы описываем
регулярные механизмы смысло- и формо-образования культуры, которые,
как мы увидим, на достаточно высоком уровне типологического обобщения
не зависят от конкретной национальной традиции и исторической
локализации. В принципе, с этой точки зрения нет особо большой
разницы, имеем ли мы дело с авторскими текстами или с текстами
анонимными. Каждое высказывание имеет автора, но автор, при этом,
есть всегда продукт языка, то есть принадлежит коллективному полю.
Подпись и дата в углу картины многое меняет в ситуации продажи
ее с аукциона или получения гонорара, но мало помогает в понимании
самого языка, на котором произведение артикулировано. С этими
предпосылками мы и вступаем в зону иконографии курительной трубки.
Табакокурение
Культурологии курения в России посвящена замечательная работа
К. Богданова «Право курить» (Богданов 2001: 285-377). Я не повторяю
положений, достойных того, чтобы их прочли в этом источнике, отсылая
всех заинтересованных как в материале, так и в корректном философском
осмыслении темы к указанной работе. Для меня было важно, однако,
подчеркнуть некоторые специфические, в первую очередь иконографические
аспекты мифологии табака.
Табак во всех его видах выполняет коммуникативную функцию вплоть
до настоящего времени. На родине этот продукт, что было позже
зафиксировано в романтической литературе про индейцев, служил
символом (именно символом в лосевском понимании, магическим средством
изменения социальной ситуации) мирного сообщения – трубка
мира. И в Европе, и в России табакокурение осмысляется
в разнообразных контекстах в качестве коммуникативного предлога:
перекрестные предложения попробовать моего; курительные
комнаты сначала для мужского общения, потом разнообразные курилки,
обслуживающие профессиональные и прочие субкультурные сообщества
(курилка Публички, например, или курилка
Ленинки, зафиксированная в качестве места для эротической
селекции, позже определенной как pick-up, фильмом-штампом «Москва
слезам не верит»); апеллятивы вроде, дай сигареточку, у тебя брюки
в клеточку или дай папиросочку, у тебя костюм в полосочку (любимая
присказка моего любезного друга Аркадия Блюмбаума), «давай закурим,
товарищ по одной», оставь докурить («Друг, оставь
докурить, а в ответ – тишина. » – обрыв коммуникации по Высоцкому),
дай закурить, дай затянуться.
Дай закурить – вообще примечательная формула, поскольку она стандартно
предполагает не поощрение к мирному общению, а совсем наоборот.
То есть это формула, используемая в роли мирно-коммуникативной,
формула, которая уже стала маской, настолько понятен ее поверхностный
смысл.
По сети ходит такой анекдот:
«Слышь, лох? Дай закурить! – безобидная в общем фраза в темноте
почему-то всегда звучит угрожающе.
– Нет курить. В рыло могу дать. Хочешь? – поинтересовался прохожий
у стрелка.
– Ну зачем вот так вот сразу прибегать к насилию? – не понял субъект
в темноте. – Неужели вы настолько примитивны, что способны обидеться
на элементарное «лох»?
– Нет, конечно. Поясню – вы просите закурить, курение причиняет
вред вашему здоровью, стало быть вы жаждете причинить себе вред.
Сигарет у меня нет, но как человек чуткий, я не могу оставаться
равнодушным к вашим просьбам и предложил вам побои, как равносильную
компенсацию вреда, причиняемого вашему здоровью одной сигаретой.
– Я. Сколько лет, сколько зим..» (Я взяла здесь – http://makkey2.livejournal.com/9554.html
– анекдот явно авторский, но ко мне попавший уже анонимным, с
чем его и использую). См. также целый ряд анекдотов в Богданов
2001: 317-319.
Приведенный анекдот построен на игре различными коммуникативными
стратегиями. Указывается на обе очевидные коннотации формулы дай
закурить – мирную и провокативную, а также на ауру вреда жизни
и здоровью вокруг табака, отсутствие которой может быть компенсировано
адекватным коммуникативным членовредительством. Кроме того, здесь
обыгрывается ситуация опознания принадлежности к клану, к сообществу.
Можно вспомнить аналогичное использование табакерки в романтических
аллюзиях на недавно минувшее XVIII столетие – вампиры, нюхающие
табак в повести А.К. Толстого, подающие при этом и тем самым друг
другу тайные знаки (см. Григорьева 1992).
Курение, таким образом, предполагает компанию, общение, социализацию.
Причем, социализацию в ее вакантном варианте. Здесь мы вступаем
в зону dolce far niente. Перекур! И пусть некурящий
сожалеет об отсутствии этой вредной привычки, он выключен из общества
– Кто не курит – тот не перекуривает (см. также
Богданов 2001: 333). Многие начинали так курить, именно за компанию.
Но кроме того в перекурах сигарета членит временной поток, и ее
дым есть знак холостого хода времени – тщетности. Курение имеет
прямое отношение к сюжету Vanitas, но и, как видим, в значении
отдыха, простоя в неумолимой карьерной гонке. «Лежу, курю, жду
превращений» из «Алисы» как нельзя лучше иллюстрирует эту промежуточность.
Наркотическая зависимость от сигареты конечно тоже очень социально
и культурно весома. Получается, что во времена всеобщего распространения
курения были легитимированы практически принудительные паузы в
трудовом бытии, зарезервированные для замкнутой на себе коммуникации,
в том числе и в виде автокоммуникации, которая есть, разумеется,
также сообщение с языком, то есть с социумом. Более чем странный
феномен общественного попустительства и даже поощрения таких пауз,
возможно объяснимый тем, что таким образом подобное выпадение
из процесса как бы поддается контролю. В постсигаретную эпоху
появляются иные претенденты на эту функцию фиксированного промежутка
– можно вспомнить исключительно мнемонически удачный рекламный
слоган: «Сделай паузу, скушай «Твикс»!» – однако, это уже скорее
постмортальная рефлексия над принципом.
Таким образом, в курении мы имеем дело с пустой вещью, с пустым
объектом, бессмысленной и недолговечной акцией. Курение смыкается
с бездельем и пустячностью. Об этом свидетельствуют и языковые
формулы – не за понюшку табаку. Но одновременно
это мелочь – последняя капля, переполняющая чашу – дело
табак ( об этимологии этой формулы, а также указание
на асоциальность курения см. Богданов 2001: 303). Я полагаю, что
настойчивое, а в последнее время даже навязчивое, идеологически
репрессивное увязывание курения со смертью также является следствием
терминальной культурной ауры этого феномена. Пачка сигарет с предостерегающей
наклейкой превратилась в эмблему (фигура + мотто) Vanitas. Курение
это пограничное, промежуточное занятие. Промежуток же и есть канал,
который может быть использован для коммуникации.
Канал может оставаться пустым. Да ему и лучше оставаться пустым
по большей части, чтобы быть всегда готовым к приему сообщений
или к превращениям. Вот и курение, с другой стороны, требует и
дает уединение.
Рассказ Бориса Локшина дает прекрасное описание функциональности
сигареты, связующее оба полюса и коммуникацию, и уединение:
«Мой близкий друг юности очень боялся свою маму – зубного врача
родом из Харькова. Поэтому, когда он в десятом классе начал курить,
он чтобы мама не догадалась, каждый вечер говорил маме, что идет
гулять, выходил из дому, садился в метро, и ехал 8 остановок до
Курского Вокзала. Там он курил одну сигарету, а потом ел булочку
за 9 копеек и кофе за 6, чтобы забить запах, и ехал обратно домой.
И так он жил до самого четвертого курса, до тех пор пока не сломал
маме руку и не съехал из родительского дома.
А поскольку он был мой очень близкий друг, то я почти каждый вечер
встречался с ним на Курском вокзале, где мы с ним курили и обсуждали
наши юношеские проблемы.
Когда он все-таки свалил из дома и даже женился, выяснилось, что
без Курского вокзала он жить уже не может, и он продолжал каждый
вечер ездить туда курить.
А я продолжал там с ним встречаться, но все реже и реже, а потом
вообще уехал в Америку, а он с тех пор полностью пропал.
Телефон у него не отзывается. Я когда в Москву приезжал, всегда
заезжал на Курский вокзал в надежде его там найти, но без всякого
результата. »
В этом мемуаре переплетается множество нужных нам мотивов. Конечно,
в первую очередь, это запретность курения, которая отсылает одновременно
и к исторической, и к фрейдистской мотивации. Мама запрещает курить.
Обычно курят тайком от мамы, причем, иногда дожив до седых волос.
Частенько мамаши курят, скрываясь от детей – тотальная наследственная
слежка. Это еще и история про настоящую мужскую дружбу вокруг
сигареты. История про затерянность, уединение в толпе на вокзале.
Последняя сигарета, картинно брошенная на перрон – она
не пришла. Вокзал – терминал, граница, место встреч и
расставаний. Настоящий маргинал знает, где центр (Кремль – нам
не туда), а где пограничье (Курский вокзал здесь отдается явными
аллюзиями на «Москва-Петушки» Венидикта Ерофеева).
Уединение с сигаретой предполагает еще одну мотивную развилку
темы. Это сигарета в туалете и сигарета в сексе.
Малогабаритность советских квартир была серьезной проблемой для
курильщиков. Их выгоняли на балконы и на лестничные клетки. Альтернативой
был туалет – кабинет уединения, где, опять-таки в силу малогабаритности
жилья, многие проводили немало времени в раздумье и за книгами.
Некоторые даже переместили туда важнейшие книжные полки и написали
диссертации, в то время как за тонкой, но запертой (!), дверью,
бушевали родители жены и орало общее потомство. Известно, что
никотин расслабляет гладкую мускулатуру, что способствует метаболическим
процессам. Но, конечно, одной медицинской рекомендацией эту мотивную
повязку объяснить невозможно. Это был ритуал многих. Не только,
кстати, в Советском Союзе. Если вспомнить знаменитую сцену из
«Фантома свободы» Бунюэля, то можно убедиться, что ритуал курения
на унитазе соблюдался и загнивающим Западом.
Иконографически сигарета не очень часто, но может совмещаться
с экскрементами. В моей коллекции есть постер антинаркотической
компании, проведенной в Эстонии в 2005 году, где трансформация
сигареты (правда, надо честно признать, что это косяк) в дерьмо
выражена с сюрреалистической откровенностью, однако, это все же
скорее эксклюзив.
 |
Хотя, казалось, сигара могла бы притянуть такое сходство, однако,
мне не попадались примеры. Вербальный язык же вполне благосклонен
к этой теме. Я прошу прощения за обсценность народной мудрости,
выражающейся, например, следующим образом: Не бросайте
бычки в унитаз, их потом трудно раскуривать или Сраньё
без куренья – что чай без варенья. Никакого удовольствия
иначе, понятно. Кроме того, здесь подчеркивается некоторая избыточность
сигареты в физиологическом процессе – на сладкое, десерт. Снова
сигнал резервной зоны. Или еще более жестко выражается панк-группа
«Оркестр «Савой»«: «Я не могу срать без курева!»
Конечно, курение в сортире тоже могло быть частью суб-социализации.
Так курили школьники, в поздние советские годы курили уже не только
табак, прячась от учительского состава (опять тема Большой Мамы
и Большого Брата). Курили за сплетней девушки всех возрастов в
конторах и бесчисленных НИИ. В последнее время в связи с выигранной
пропагандистской войной курение переместилось практически полностью
в субкультурную жизнь. Чем «цивилизованнее» страна, тем меньше
курящих. Но это уже не наша тема.
Иконография здесь чрезвычайно богата. Да и тема разработана в
психоаналитических деталях. Фалличность сигары это трюизм и задолго
до случая Клинтон-Левински. Более интересна тема сигареты как
подруги, то есть некоторой инверсии относительно стандартно маскулинного
ее образа. Народная мудрость не чужда и травестии, что и зафиксировано
в строках Аркадия Северного:
То, что прикасается к губам, может феминизироваться или маскулинизироваться
в зависимости от пола губовладельца. Известная фотография Даниэля
Крамера, на которой запечатлен Боб Дилан с губной гармоникой,
в которую как-то хитро вмонтирована сигарета, дает вариант намекающий
на куннилингус.
 |
При этом в женских губах, как правило, сигарета отсылает к окультуренному
феллацио. Забавно, что и тот и другой вариант как-то сочетаются
с музыкой. Губная гармошка Дилана здесь не единична в своих намеках.
Можно вспомнить еще и манок Веселого Диделя («Он лады проверит
нежно, щель певучую продует») Багрицкого – явное наследие певучей
панической флейты-сиринги. Феллацио же традиционно определяется
как игра на флейте. Значит, сигарета это такой предмет-андрогин,
меняющий пол в зависимости от контекста. (О смешении маскулинной
и фемининной семантики в обсценной лексике см. Соловьев 2006 ;
мотив андрогинности в русском символизме рассматривается в моей
статье: Григорьева 2006).
С сигарой таких трансформаций почти не наблюдается. Сигара иконографически
гораздо более определенно указывает на пенис, что не требует никаких
пояснений и доказательств. Ну разве что просто стоит привести
один великолепный в своей иконографической типичности пример,
выловленный в сети.
 |
Сигарета, напротив, скорее имеет тенденцию означать недостаточность
маскулинности. Здесь тема курения смыкается с темой импотенции,
и отсюда вновь с Vanitas.
 |
 |
Тут очень важен дополнительный мотив дыма, устремленного вверх
– к небесам, или дыма в качестве завесы-границы между мирами.
В этом аспекте сигарета смыкается также в своих коннотациях со
свечей или лампадой, ну и костром шамана, пифийской курильницей
и т.д.
 |
В качестве очередной иллюстрации хочется привести детский рисунок,
дающий очень четкую модель двоемирия жизнь-смерть. Сам выбор героя
показателен – птенец, птичка, что отсылает к очень древней (по
А. Столяру палеолитической – Столяр 1985) мифологеме птицы – отлетающей
души. Причем, эти два мира иконографически соединены в схему песочных
часов. И второй – высший, загробный мир обладает некоторыми свойствами
рентгеновского аппарата, высвечивающего внутренность объектов,
то есть эти миры могут трактоваться в связке концептов поверхность-изнанка.
 |
Еще один пример иконографии сигареты в качестве инструмента, обеспечивающего
контакт двух миров – сигарета, выжигающая дыру в некоторой поверхности
(бумаге?), при этом столбик пепла образует фигуру, допускающую
амбивалентное истолкование, принадлежащую одновременно и вагине
и пенису. Это как раз контактная пересекающаяся область – граница,
маркированная как зона измельчения (здесь до праха) вплоть до
возможности смешения и приравнивания друг к другу. Так же как
объем песка, дробимый отверстием в песочных часах до мельчайших
частиц, может символизировать – измерять время пространством (см.
Григорьева 2005: 140-142).
 |
Использование сигареты в качестве медиатора с миром мертвых до
сих пор исключительно актуально, хотя, возможно и не очень осознанно,
в современных ритуальных практиках. Так после трагедии в Беслане
скорбящие стихийно устанавливают своеобразный самодеятельный алтарь
в помещении школы. Это стул, на который кладут зажженные сигареты,
мотивируя это тем, что заложники хотели курить, но им не давали,
пусть теперь хоть накурятся. При том, что большинство пострадавших
были все же дети, эта мотивировка кажется несколько надуманной.
 |
В то же время этот ритуал без зазора вписывается в семантический
комплекс Vanitas, который следует возвести к архаическим ритуалам
жертвоприношений, где дым и измельчение до пепла являлись частью
механизма, осуществляющего перевод – символический переход из
одного мира в другой. В этом примере вновь становится очевидным,
что сигарета наследует смысловому комплексу алтарных воскурений,
жертвенных сожжений и погребальных костров.
 |
Здесь, пожалуй, мы уже можем перейти к разделу, посвященному преимущественно
курительной трубке в натюрморте.