Что сейчас с ранеными детьми в казани
«Выпрыгнула в окно, утянув мальчика» — как казанская школьница спасла себя и друга от стрелка
Пострадавшую восьмиклассницу Аделю Гумирову прооперировали в Москве, девочку ждет дорогостоящий курс реабилитации
Доставленных в Москву из Казани спецбортом МЧС раненых детей успешно прооперировали. Среди них и 15-летняя Аделя Гумирова из 8 «А» класса, где учились все семеро жертв стрелка. Это в их кабинете обезумевший Галявиев устроил кровавую бойню, в разгар которой девочка, спасаясь, выпрыгнула из окна с третьего этажа и утянула за собой уже раненого одноклассника. Оба выжили, хоть и получили травмы. Чудом спаслись ее подруга Сабина Валиева, не решившаяся прыгнуть, и еще часть спрятавшихся учеников. Как пострадавшие перенесли операцию, что выжившие помнят о нападении и в какой помощи нуждаются их семьи — «Реальному времени» рассказали родители школьниц.
Первые сообщения о стрельбе в 175-й школе сопровождались видеозаписью, где слышно, как в здании гремят выстрелы, кричат дети, а из окна третьего этажа выпрыгивают двое ребят. Как оказалось, это восьмиклассница Аделя Гумирова и ее одноклассник Камиль. Так школьники спасались от стрелявшего в них психопата.
Школьницу забрали в 10.30 утра накануне и оперировали до трех часов дня, операция была сложная, на позвоночнике. Работали четыре лучших нейрохирурга клиники.
«Если бы не выпрыгнули — в живых не остались бы»
По словам родительницы, в Москву забрали самых тяжелых раненых детей, а также одного педагога:
— Это наш классный руководитель — Галиуллина Диляра Ахмадулловна — в 8 «А» классе. Она тоже очень сильно пострадала, была в коме. В тяжелом состоянии Карим, Тимур, Камиль и Лейла — у нее легкие прострелены. Их тоже привезли в Москву, но не в Бурденко, а в другие больницы.
Девочка, по словам родни, вспомнила, как на уроках ОБЖ учили: «Я правильно прыгнула — сгруппировалась». Аделя сломала кисти рук, а перелом ноги получила, когда одноклассник упал на нее. Еще двоим ученикам, сидевшим за последней партой, удалось выжить, хотя они получили ранения — сейчас ребята в ДРКБ:
«Просит у всех прощения. Я говорю — за что? А она — этого не спасли, того не спасли»
— Дочка, как просыпается — а ей обезболивающие колют, она все время спит — постоянно рассказывает, рассказывает. Все, что она видела. Первый день у нее был шок, я своего ребенка просто не узнала, такие глаза никогда в жизни не видела. Она все время говорит: «Мама, он не один был», я ей — хорошо, хорошо, следователи разберутся. Она все время рассказывает. Как психологи объяснили: она должна высказаться, а вы должны слушать. Просит у всех прощения. Я говорю — за что ты просишь прощения? А она — этого не спасли, того не спасли. Говорят же — вина выжившего.
Об убийце семерых одноклассников дочери и двух ее учителей Альфия может сказать лишь одно: «Это не человек. Слов не нахожу даже, как его назвать. Каково родителям, которые потеряли единственного ребенка?! Со мной сидел отец Алисы, говорил: «Мою дочку увезли в крови на скорой». А ему до последнего не говорили, что она умерла, он все ходил и искал: «Где Алиса? Где Алиса?».
«Дети спрятались под учительский стол, прижались крепко-накрепко»
Еще одна родительница ученицы 8 «А» класса Гулия Валиева рассказала, как чудом выжила ее дочь Сабина — подруга Адели. Девочка не рискнула прыгать из окна — спряталась в классе.
Аделя предлагала и подруге выпрыгнуть из окна. «Сабина посмотрела в окно, увидела, что подруга там лежит на земле, плачет. Ее физрук унес на руках. В этот момент Сабина кинулась на пол, чтобы спрятаться, и снова вошел стрелок. После этого, все выжившие дети сидели в тишине, только было слышно, как стонала Диляра Ахмадулловна — так дочь рассказывала», — говорит Гулия. Дети, по ее словам, сейчас рассуждают: а что было бы, если бы он пошел по классу.
По словам женщины, они обращались за психологической помощью. «Нам нужна будет реабилитация. Со школы звонили, спрашивали — все ли хорошо».
«Она у меня очень жизнерадостная была, пела, танцевала..»
По словам Альфии Гумировой, дочь сильно изменилась после трагедии, хотя всегда была очень активной, жизнерадостной девочкой. Училась на отлично, участвовала во всех школьных конкурсах и во многих городских, занималась в детской модельной школе.
— Она у меня очень жизнерадостная была, пела, танцевала, снималась, как модель. В классе — староста, ее фото на доске почета. Все учителя хвалили, в восторге от нее. Мы, конечно, переехали в другой район — в Царево Village, там тоже большую школу построили, но моя дочка ни в какую не хотела переходить в нее: «Нет, мамочка, я доучусь здесь. У меня здесь все друзья». Потому что очень дружный, сплоченный класс был, и учителя хорошие. Она самостоятельно на маршрутке ездила. Теперь уже не знаю, как будет, она побаивается, — вздыхает мама Адели.
Ее дочери накануне провели одну сложную операцию на позвоночнике, еще одна предстоит сегодня. При этом родительница сама недавно перенесла операцию, семья в непростом положении, нуждается в помощи, говорят родственники.
— Маму Адели прооперировали в январе в 7-й горбольнице Казани. Операция была сложная, она до сих пор на больничном, с трудом передвигается. Одна воспитывает девочку, выплачивает ипотеку, ей очень тяжело сейчас, — рассказывает тетя школьницы Лилия.
Родня девочки собирает деньги в помощь семье, на призыв в интернете откликнулись многие. Всем неравнодушным к чужой беде, желающим оказать помощь пострадавшим, редакция готова передать контакты родственников Адели. Сама Альфия очень благодарна всем за помощь, даже незнакомым людям — многие выразили слова поддержки в эти тяжелые для нее дни:
— Я даже не ожидала, что люди откликнутся. Благодарна и родным за помощь. Но для меня сейчас деньги не важны, я о них даже не думаю. Главное, чтобы мой ребенок снова встал на ноги и забыл этот кошмар.
«В комнате остались его игрушки, и я жду — брат вернется». Семьи из Казани — о жизни после трагедии
«В школе что-то странное, позвони Дамиру»
Диана сжимает в пальцах салфетку и едва сдерживает слезы. В то утро она была на работе. Примерно в 9:45 ей позвонила двоюродная сестра Майя: «Там в школе что-то странное, набери Дамиру. Узнай, что случилось».
Диана, родная сестра погибшего Дамира Гайнутдинова
— Я звоню, а телефон у него недоступен. Решила, что отключил на уроках, — продолжает Диана. — Тревоги я еще не чувствовала. Мы сначала подумали, что это утечка газа. Потом звоню маме, чтобы она написала в родительскую беседу. Вдруг учителя что-то знают? Но в чате стали паниковать и спрашивать у классного руководителя: «Что с нашими детьми?» Конечно, никто им не отвечал.
Оксана, мама Дамира, в испуге бросилась его искать. От дома до школы — 10 минут ходьбы. У ворот уже стояла Росгвардия, внутрь Оксану не пустили: она могла только смотреть, как с разных сторон на улицу выбегают дети. Обошла вокруг здания, но Дамира нигде не было. В это время приехала Диана. Во второй раз позвонила Майя — из соцсетей девушка узнала о стрельбе.
Сначала в толпе заговорили о двух погибших. Потом — о семи и десяти. Потом прозвучало: «8-А класс. »
Когда появились списки пострадавших и погибших, Дамира в них не обнаружили.
Пронеслись слухи о том, что внутри держат заложников, Оксана разрыдалась: ее сын — астматик, без ингалятора ему станет плохо. Через полчаса Диана сбросила себе с маминого телефона фотографию из чата, увеличила яркость. В первый раз она обращала внимание только на лица, теперь же начала всматриваться и вдруг заметила знакомые кроссовки. Стала приближать, увидела часы на руке — и все поняла.
«Никто не спал в ту ночь»
В это время к школе на такси приехала Майя.
— Ну что вы сидите? — нервничала она, глядя на семью.
Было уже 12 часов. Майя подошла к одному росгвардейцу, ко второму, к третьему… Когда ее тоже не пустили, начала кричать.
— Мы не можем найти ребенка!
— Идите, там учителя около садика, — отвечали они.
— Теперь просыпаешься с утра и прокручиваешь этот день снова и снова, — говорит Майя и подпирает голову левой рукой. — Как у школы стояли, как в морг пошли. Слезы родителей, ожидание. Каждую секунду помню. Я пыталась что-то сделать: «Давайте быстрее как-нибудь решим!» А они спокойны…
К учителям Майя побежала с тем же вопросом.
— Успокойтесь, все нормально.
К семье подошел волонтер, их наконец пустили к воротам школы: там уже стояла скорая помощь, собрались люди. Майя протянула фотографию Дамира на телефоне и услышала: «Сейчас поедем на опознание». Оказалось, что ее брат был единственным неопознанным ребенком из класса.
— До последнего все равно была надежда, — продолжает Майя твердым голосом.
— Мы последние приехали. Там были семьи двух Амиров и мы. Ждали очень долго, с нами говорили психологи. Через полчаса какая-то девушка сказала, что сейчас будет допрос: как он был одет, как выглядел, какие у него родинки. Следователь слушал нас и уже просто галочку ставил — подтверждал. Потом нам показали фотографию: только лицо…
Было уже около 4 вечера. Семье сообщили, что завтра они могут забрать тело Дамира. До сих пор Диана и Майя переживают, что им никогда не узнать, какими были последние минуты их брата.
— Надеюсь, что он не мучился… что это просто произошло за секунду и он ничего не почувствовал, — Диана отводит глаза в сторону и вспоминает, что в заключении, которое им выдали, было написано: «Множественные огнестрельные раны в области грудной клетки».
Вечером в доме Гайнутдиновых собрались родственники. Диана сидела на кровати в комнате Дамира. Потом пришла мама — несколько часов она проплакала в подушку. Постоянно кто-то звонил, но Оксана уже ни с кем не могла разговаривать. Муж уехал договариваться о похоронах.
— Мне кажется, никто не спал в ту ночь, — вспоминает Диана. — Маме сейчас очень тяжело. Если сначала она в шоке была, теперь приходит осознание, и она постоянно плачет. Комната Дамира так и осталась. Ни одной игрушки никогда не уберу… Мы не готовы расставаться с его вещами. Я привыкла, что, когда прихожу с работы, он сразу ко мне в комнату забегает, новостями делится. Теперь прихожу домой и все жду, что он зайдет ко мне…
На следующий день были похороны. Семья хотела спокойно проводить Дамира, но у ворот собрались журналисты и всё снимали на камеры. Увидев их, Майя почувствовала злость.
— Как будто театральная постановка какая-то, — качает она головой. — Я вышла и так им и говорю: «У нас что, праздник сегодня? Фотосессия?» В тот день вообще не хотелось этого. Одна девушка-журналистка подошла к нам, когда катафалк с Дамиром уже уехал. Мы ответили, что не готовы о чем-то рассказывать. Потом она стала приставать к нашей бабушке…
После трагедии бабушка Дамира попала в больницу. Когда узнала о том, что случилось, у нее схватило спину: терпела семь дней, потому что у мусульман принято на 3-й день после похорон приглашать домой мужчин, на 7-й — женщин, а на 40-й — собирать только самых близких. Бабушка дождалась седьмого дня, а назавтра ее увезли на скорой.
«Я ищу постоянно, вдруг где-нибудь Дамир…»
Последний раз Диана и Дамир вместе гуляли 8 мая. Сестра вспоминает, что в последний год брат очень повзрослел, изменился в характере. Он хорошо учился, школу пропускал только из-за болезней. Последние несколько месяцев начал заниматься спортом: папа повесил дома турник, и Дамир каждый день пытался подтянуться больше, чтобы поставить свой новый рекорд.
Любил технику и даже завел в Telegram канал с лайфхаками по программированию. Все время что-то смотрел на YouTube и, когда Диана возвращалась с работы, встречал ее новостями: «А ты знаешь, если сюда нажать, получится вот так…» Хотел поступать в строительный университет, постоянно спрашивал у сестер, как работают инженеры.
У Дианы на заставке — фотография брата
У Дианы с братом был один ноутбук на двоих. Дамир не вышел из своих соцсетей, и Диана решила оставить их как память. На его странице она написала: «Дамира с нами больше нет…» Под этим постом стали появляться комментарии от незнакомых людей из разных городов.
— Это очень мощная поддержка. Но я не знаю, кого из нас больше нужно поддерживать, — смотрит мне в глаза Диана. — Сейчас, конечно, маму… Но никакими словами не поможешь. Они не принесут облегчения. Это все надо прожить.
— Да, это точно, — соглашается Майя. — Легче не станет. Все равно идем по улице, видим подростков. Вот только пару минут назад говорю Диане: «Я ищу постоянно, вдруг где-нибудь Дамир…»
До сих пор не можем прийти в себя, как будто это сон. Кошмар, который не заканчивается.
Столько планов было вообще! В следующем году у мальчишек выпускной. Самат, мой родной брат, — в 11-м классе, Дамир — в 9-м. Думала, придем все довольные и счастливые, посмотрим, как будут аттестаты получать. Но теперь этого не случится.
— Я хочу сказать, что Дамир — самый лучший брат… И он это знал.
— Обнять бы его сейчас, — кивает Майя, поддерживая сестру. — Вот правда, обнять и не отпускать. И чтобы того дня вообще не было… Главное, что останется с нами, — его смех. Самый заразительный смех — это смех нашего Дамира.
Дамира и его одноклассников — Ильзию Нагимуллину и Амира Шайхутдинова — похоронили рядом на мусульманском кладбище. У всех троих стоят доски с черными табличками. Точно такие же — у погибших учителей: Эльвиры Игнатьевой на Самосыровском кладбище и Венеры Айзатовой на кладбище в деревне Константиновка.
Из школы на могилы детей привезли мягкие игрушки. Медведи, зайцы, котята, чебурашки начинают выцветать от жары. На могиле Дамира рядом с искусственными фиолетовыми колокольчиками лежит стеклянный ангел — его сдуло ветром. Поднимаю и пытаюсь поставить на место, но земля настолько высохла под июньским солнцем, что рассыпается в руках, и укрепить в ней невесомую фигурку непросто. Прикладываю по бокам рыжеватыми комьями, чтобы ангел снова не упал.
Он улыбается и держит в ладони голубя. У обоих расправлены крылья.
Диана говорила нам, что дома ее папа старается не показывать эмоций, но, когда они бывают на кладбище, слез не сдерживает. Майя недавно приезжала к брату — на велосипеде. Рассказывая об этом, она вспомнила: Дамир тоже любил велосипед. Он мог исколесить всю Казань.
«Родители погибших пишут в общий чат»
Во дворе 175-й школы строители возводят леса по периметру всего фасада. В беспорядке на асфальте сложены батареи, двери, друг на друга составлены парты. На столе лежит кем-то забытый синий рюкзак. Завтра днем на улицу вынесут шкафы, стеллажи и стулья, прямо на земле оставят горшки с фикусами.
У калитки кого-то ждут мама и дочь — им выносят большую коробку с вещами. Следом из школы выходит женщина со стопкой папок — очевидно, учительница. Она в спешке открывает багажник легковой машины и пытается сложить документы туда, но папки падают на асфальт. Женщина торопливо собирает их и садится за руль.
Оцепления здесь давно нет, но на территорию журналистов не пускают. Вместо охранника у калитки сидит пожилой мужчина. На вопрос, можно ли поговорить с кем-то из администрации, отвечает, что директор здесь бывает, но редко. «А мое начальство — вон», — указывает он на человека в черной футболке. Но когда мы обращаемся к нему, он только разводит руками и забегает внутрь.
Мимо школы, держась за руки, проходит влюбленная пара. Девушка везет коляску. Все хоть ненадолго останавливаются и смотрят то на рабочих, то на стихийный мемориал.
Вдоль забора на асфальте сидят игрушки. Сюда до сих пор приносят цветы. Между стеблей засыхающих гвоздик лежит растаявшая шоколадка. В белой рамке стоит портрет Эльвиры Игнатьевой с посвященным ей стихотворением: «Красивые люди всегда на прицеле…» Она вышла в коридор и, увидев стрелка, заслонила собой ребенка.
Внутри одного из букетов — листок бумаги: «Петербург скорбит вместе с вами». Сверху на забор надета белая футболка с надписью «Камиль, мы с тобой», ниже на перекладине повязан траурный платок.
— Наши дети запомнят на всю жизнь те 30 минут, которые провели в этом аду, — говорит Алсу Сунгатуллина. Ее сын Ислам учился с Дамиром в одном классе и тоже пострадал во время обстрела.
Накануне трагедии семья отдыхала на даче. Ислам вскопал землю, чтобы посадить картошку, и 11 мая с хорошим настроением побежал на уроки, радуясь, что увидится с одноклассниками: он очень соскучился по ним за праздники.
В этот день Алсу была дома, убирала в комнате. Вдруг она услышала грохот. Первая мысль: или упал строительный кран, или опрокинулся КамАЗ. Такого звука она не слышала никогда. Через некоторое время раздались выстрелы. С балкона Алсу увидела, как дети выбегают из школы.
— Ребята, что случилось? — крикнула она им.
Они плакали. Алсу поняла, что случилось что-то страшное, и скорее позвонила мужу. Он был около дома и сразу бросился в школу, там собралось уже около 15 человек. Потом приехали полицейские и Росгвардия. Алсу начала писать в родительскую группу, но там ничего не знали. Ислам трубку не брал, классный руководитель тоже не отвечал.
В это время подъехали пожарные машины, дети начали прыгать с третьего этажа.
И только через полчаса позвонил Ислам: «Мама, со мной все хорошо. Я жив. Иду в машину скорой помощи».
— После этих слов у меня отлегло. Ислам был ранен в спину, но, к счастью, задеты оказались только мягкие ткани. Я считаю, что ему очень повезло. Как будто ангел-хранитель уберег его. Одноклассник моего сына, Айрат, получил такие же ранения. А у остальных — более тяжелые. Семеро детей из нашего класса уже не вернутся. Очень трудно говорить об этом. Родители погибших пишут в общий чат. Я даже представить не могу, как они держатся.
В больнице Исламу и другим пострадавшим помогали психологи и врачи. Дети уступали друг другу: «Нет, вы можете посмотреть моего друга. Я подожду, у меня еще терпится». Ислам потом признался маме, что все мальчики старались не показывать взрослым эмоций, а по ночам спали плохо и плакали. Сам он переживает, но молчит, все держит в себе.
Сейчас Ислам дома, недавно ему сняли швы. Он любит играть на гитаре — врач посоветовал пока не поднимать ее хотя бы три недели. Мальчику нельзя бегать и купаться. Ходить на улицу разрешили только осторожно. Алсу уверена, что он все выдержит, потому что после пережитого это — мелочи.
— Настроение потихоньку улучшается. Нам очень повезло, что в палате Ислам лежал со своим одноклассником и братишкой Ахмада — сыном Рустама хазрата Хайруллина. Они втроем с огнестрельными ранениями, вместе им было легче. Больше двух недель ребята провели в больнице, сейчас они дома. Общаются через интернет, созваниваются, встречаются — но это бывает очень редко.
По словам Алсу, работа психологов нужна не только детям, но и родителям.
— Нам ведь тоже тяжело. Я начинаю все проецировать на себя и представлять, что могло бы быть намного хуже, что мой ребенок тоже мог бы страдать или погибнуть. Поэтому очень непросто приходить в себя. Как будто где-то рядом страх смерти, и я от этого чувства никак не могу отделаться. Понимаю, что надо работать над собой и выходить из этого. Но пока вот не получается. Я думала, что через какое-то время боль как-то утихнет. Но нет…
Мама Ислама говорит, что ее жизнь разделилась на «до» трагедии в школе и «после». Теперь они будут отмечать двойной день рождения ее младшего сына: 16 мая, когда он появился на свет, и 11 мая, когда спасся во время обстрела.
— Я считаю, что Бог подарил ему жизнь второй раз. Значит, он должен сделать что-то хорошее на этой земле.
Многие дети не хотят возвращаться в 175-ю школу. Алсу с трудом представляет, как Ислам будет здесь учиться, поэтому сейчас думает вместе с другими родителями, что делать дальше.
— Может быть, стоит перевести их в другую школу. Может быть, они останутся, но самое главное — чтобы все были вместе. Наш классный руководитель, Диляра Ахмадуловна Галиуллина, очень сильно ранена: первый выстрел был в нее. Сейчас она в Москве. Мы ей желаем скорейшего выздоровления. Дети ее ждут и очень любят.
Стрелок жил в соседнем подъезде
С утра до вечера у школы слышен грохот. Ощущение, будто медленные тяжелые удары отдаются не только в ушах, но и во всем позвоночнике. Если обогнуть здание с левой стороны, можно увидеть, как работает сваебойная машина. Раньше на этом месте было футбольное поле: теперь от него остались только опрокинутые на землю ворота. Рядом ютятся строительные бытовки с маленькими окнами. За стадионом к решетке забора атласными лентами привязаны две игрушки — оранжевая лошадка и медвежонок. Оба смотрят, как по площадке ездит бульдозер.
По дороге мимо школы торопливо идет женщина, она ведет за руку мальчика лет восьми и опасливо поглядывает на стройку.
— Вы не знаете, что здесь такое? — спрашиваем мы.
— Нет, вот у них спросите, — смущается женщина, указывая на других прохожих.
— Там бассейн будет! — не сдерживается ребенок, округляя глаза от восторга. Он явно радуется, что выдал взрослым большой секрет.
В доме напротив открыты двери. Из подъезда выбегают три мальчугана, один из них несет в руках пыльный футбольный мяч и, что-то доказывая друзьям, кричит: «А мы уже забрали документы!» Несмотря на капитальный ремонт и обещанный бассейн, дети боятся сюда возвращаться.
Так, в 175-ю школу больше не придет первоклассница Вика К. Когда девочка собиралась на занятия 11 мая, она еще не знала, что в соседнем подъезде с ними живет казанский стрелок. Примерно в 9:50 ее мама Елена увидела сообщение в родительской беседе: «Срочно заберите детей». Что произошло, никто не объяснил. Сказали только, что дети находятся в частном секторе за школой.
В чате паниковали, на переписку смотреть было уже бессмысленно. Елена ехала прямо из храма — она была на утренней службе. Сначала решила, что это сами школьники что-то натворили на уроке химии. О стрельбе она узнала потом, от знакомых и коллег, которые стали присылать новости.
Когда вышла из машины, замерла: дети вылезали из-под забора, рядом стояла скорая помощь, на траве лежал кто-то перевязанный, вокруг бегали врачи, кричали родители: «Где первый класс? Где второй?»
— Как на войне… А детей же очень много, сразу не найдешь своего ребенка, — вспоминает Елена. — Видимо, кто-то открыл ворота в этот частный сектор и запустил их к себе. С нашим классом стояла учительница, дети плакали. Всего там собралось четыре класса.
Елена забрала дочку, по дороге пыталась узнать у Вики, что же случилось.
— Не знаю, мама. Двери стали ломаться, мебель стала рушиться.
— Нам учительница сказала выходить из окна по одному. Поставила стульчик, и мы выходили.
— Нет, нас снимал какой-то дядя.
— А как ты выбежала за школу? Там же забор.
— Мы под забором лезли.
Едва Елена с Викой вернулись домой, как услышали стук в дверь. Девочка закричала, подумав, что снова стреляют. Мама открыла и на пороге увидела молодого человека, не полицейского: «Ваш дом в опасности. Я тоже не понимаю, что к чему». Елена с дочкой выбежали на улицу, все было оцеплено, приехали пожарные и газовики, вокруг толпились журналисты с камерами.
— Это кино будут снимать про наш дом, — Елена не смогла придумать ничего другого, но пугать ребенка она не хотела.
Оказалось, что стрелок живет в соседнем подъезде. Попасть к себе они смогли только к 19:00. Еще неделю территорию около дома охраняла полиция.
От школы никакой информации не было — учительница лежала в больнице, на нее во время взрыва упала дверь. К тому же ее телефон остался в классе, позвонить родителям она смогла только через день.
Сначала первоклассников отправили на дистанционку, но вскоре сообщили, что они будут учиться в другой школе. Родители стали возмущаться: ехать туда очень далеко, да и до конца четверти остается две недели. Они написали заявление в Министерство образования, и детям разрешили закончить год онлайн.
В воскресенье на той же неделе всех детей и родителей допрашивал следователь. Учитель написала, что стопроцентная явка обязательна. Но Вика мало что могла рассказать. Она помнила только, что на втором уроке математики был гром, а потом сломались дверь и мебель.
В классе многие мамы обращались к психологам. Дети почти не получили ранений, но один мальчик попал в больницу с сотрясением головного мозга — он сидел за первой партой. Елена говорит, что ее дочь однозначно не вернется в эту школу. Семья и так собиралась переезжать в другой город, а после трагедии решила, что это знак и пора собирать вещи.
— Воспоминания все равно останутся. К тому же недавно сказали, что наша школа откроется только на следующий год. То есть до декабря там будет ремонт. И все равно нам нужно было бы идти в ту дальнюю школу, до которой полчаса добираться пешком. Многие хотят переводить детей, многие пока еще думают. Сейчас у Вики каникулы, она отвлеклась. Вроде бы все хорошо. Но я не буду ей рассказывать о том, что случилось. Считаю, это ни к чему.