Что сейчас с протестами в белоруссии
Жизнь белорусов после протестов превратилась в ад
«Мы носим в сумочках зубную щетку и нижнее белье, любой выход из дома может закончиться в СИЗО»
Тема протестной Белоруссии давно слетела с повестки дня. Многотысячные протесты поутихли, Лукашенко остался у власти. Но с тех пор жизнь белорусов кардинально изменилась. Правда, рассказывать об этом сегодня некому — почти все независимые журналисты под арестом. Мы выяснили, почему белорусы стараются лишний раз не выходить из дома, что думают про российских силовиков и как справляются со стрессом.
Когда-то Ольга Бельмач работала на белорусском государственном телеканале, вела новости, получала высокие награды. Уволилась после четвертых выборов президента Беларуси в 2010 году. Устроилась на радиостанцию. После последней президентской кампании ушла и оттуда. Сейчас Ольга преподает этикет и технику речи.
— Когда начались протесты, я предложила землякам некий ход, благодаря которому можно отвлечься от происходящего в стране, потому что люди оказались слишком погружены в политические события, — говорит Ольга. — Первые несколько месяцев после выборов мы все зависали в Интернете, пытались понять, что происходит и насколько велики масштабы бедствия. Не получалось переключиться на что-то другое. Все бытовые проблемы казались второстепенными. Еда, посиделки с друзьями, работа уже не имели значения. Любая встреча с приятелями сводилась к разговорам о происходящем в стране.
— Да, в такой ситуации людям явно не до этикета.
— Мне тоже казалось: какой этикет, когда в стране нарушены базовые правила? Этикет — более высокий этаж, не фундамент. А у нас возникли проблемы с фундаментом, в котором образовались трещины. Я думала, никто не откликнется на мое предложение. Ошибалась.
Более того, до выборов на моих курсах уже занималась группа. Когда начались протесты, я предложила сделать перерыв, потому что было опасно выходить из дома.
Любой, кто выходил на улицу, воспринимался как митингующий. Не важно, куда ты направлялся, в аптеку, магазин или на занятия. Поэтому я посоветовала своим ученикам в целях безопасности не шляться лишний раз куда-то.
Но меня попросили не делать перерыв. Оказывается, людям необходимо было хотя бы на несколько часов отключаться от текущих событий. Формат своих занятий я немного изменила. Например, раньше урок по технике речи начинала эмоционально, много жестикулировала, чтобы будоражить собравшихся на эмоции. В острый для страны период я применяла обратный прием — первые полчаса говорила как гипнотизер, неторопливо, спокойно, тихо. Таким образом успокаивала нервную систему людей, потому что никто не мог сосредоточиться, отвлечься.
— К психологам белорусы сейчас чаще обращаются?
— Белорусы оказались не готовы общаться со специалистами, — продолжает Ольга. — Для них более приемлемый вариант — просто отвлечься от мыслей. Когда я рассказывала ученикам про этикет, как сделать жизнь красивой и правильной, им казалось, что на время они выныривают из реальной жизни.
Мне казалось, что появился некий всплеск востребованности на подобные дисциплины, чтобы просто продолжать жить, думать о чем-то другом и верить, что нормальная жизнь рано или поздно возобновится. Людям нужна была надежда, вера, что все эти навыки пригодятся, мы начнем снова нормально жить, ходить в кафе, красиво одеваться, а не носить одежду, в которой удобно сидеть в СИЗО на Окрестина. Ведь сейчас многие мои знакомые носят в сумочках зубную щетку и нижнее белье, потому что выход из дома может закончиться в спецприемнике. Так что жизнь белорусов с тех пор изменилась кардинально.
«Дети играют в задержание»
— Зачем люди носят с собой зубную щетку, ведь протесты практически сошли на нет?
— До вас не доходит вся информация. В Москве не говорят о нас, потому что сто тысяч людей не выходят с протестами. Но ничего не закончилось. Просто за выход на улицу нас стали сильно бить, наказывать штрафами и арестами, поэтому протестные акции немножечко раздробились, стали не такими масштабными. Народ собирается не в одной точке, а в разных местах, чтобы их сложнее было ловить.
На самом деле для нас наступили более ужасающие времена. Аресты продолжаются. На прошлой неделе дети 12–14 лет возвращались с занятий. Их задержали, отобрали телефоны, лишили связи с родителями, запугивали, хотя они ничего не скандировали.
В Беларуси человека теперь могут забрать на ровном месте, поэтому мы изменили свои привычки, стали носить с собой нижнее белье, потому что на Окрестина нет возможности поменять нижнее белье. Удобнее и теплее одеваемся, берем с собой лишний шарфик на всякий случай, ведь в изоляторе отключают отопление. Среди моих знакомых не осталось человека, у кого близкие не отсидели в ИВС. И речь идет не об отщепенцах, это элитарный слой общества.
— Как на детях отразились протестные настроения?
— В ситуации оказались завязаны все — и дети, и взрослые. Школьники на уроках рисуют картинки про митинги, пишут «Жыве Беларусь». И не потому, что их родители оказались на митинге, они сами видят эти картины на улицах. Маленькие дети тоже не в изоляции находятся. Они пока не понимают, что происходит, но боятся дядей в черных одеждах и скафандрах.
У меня под окнами находится детский сад. Я наблюдаю, как шестилетние малыши играют в задержания, берут палки и заламывают друг другу руки. Перестроились многие детские секции. Например, раньше кружки работали по воскресеньям — и только в этом году по выходным кружки не функционируют. Потому что на выходные велика опасность угодить в автозак. Теперь секции проводят чаще в будний день.
Если все-таки занятия выпадают на выходной, то их время отодвигается на раннее утро. Дети видят, что меняется жизнь, происходит что-то страшное, поэтому уровень стресса у них достаточно высокий. На их глазах родителей наказывают за бело-красно-белые шторы, домой приходят социальные службы, ставят семьи на учет, грозятся, что отберут детей. Родители постоянно проводят с детьми беседы, советуют, как себя вести, если ребенка задержат. Даже маленьких детей учат, что при задержании, если не разрешат поговорить по телефону, нужно просто набрать номер мамы и оставить звук, чтобы родители слышали, что происходит. Если раньше мы спасали детей от маньяков, то сейчас защищаем от милиции.
«Болота тлеют долго»
— Какая сейчас обстановка в Минске, силовики контролируют город?
— Еще как. Белорусов продолжают хватать на улице. И весь ужас в том, что задерживают нас не люди в форме, а мужчины без опознавательных знаков. Это дяди в черных одеждах, их лица закрыты балаклавами. Мы шугаемся людей в черном. Если видим со спины какого-то мужчину в черном или спортивном трико, у нас срабатывает инстинкт — это точно «он». Выдыхаем, если его лицо без балаклавы.
— Как происходят задержания на улицах?
— Всегда непредсказуемо. Дядя выскакивает непонятно откуда и не понятно, на каком основании хватает именно тебя. В этом весь ужас и страх. Если бы это был спецназовец, омоновец, милиционер, хотя бы понятно, кто применяет к тебе силу. А в данной ситуации ты не понимаешь, это бандит или силовик. Эти люди везде, просто они не всегда заметны, пока не схватили кого-то.
— Рядом с таким человеком всегда стоит черный воронок без номеров?
— Машины могут быть не всегда черные. Темно-синие, бордовые. Но от черных «бусов» нас передергивает. Помню, в августе я возвращалась домой с йоги. На мне были короткие шорты. Около подъезда сидели мужчины в черном. Они откровенно смотрели на меня, и вдруг один другого толкнул в плечо, мол, смотри на эту. Я труханула. Первое желание — развернуться и бежать со всех ног, подумала, за мной пришли.
Они заметили, что я стопарнулась и готова улепетовать. Поняли причину моего страха, засмеялись: «Дурочка, мы ноги твои обсуждаем». То есть они отреагировали на меня как мужики, а я расценила их взгляды так, что надо спасать свою жизнь. С одной стороны, это смешно, а с другой — ужасно.
С подобными ситуациями сталкивались многие мои знакомые. Страшно сейчас всем. Страшно и тем, кто по ту сторону баррикад. Они ведь тоже не защищены, тоже рискуют быть схваченными, их детей также могут забрать. Нет гарантий, что их не коснется подобное. Может, потом разбираются, но, по-моему, не очень.
— Можно сказать, что у белорусов сейчас страх преобладает над злостью?
— Злости нет, а вот страх и отчаяние присутствуют. Но нас не заткнули, нам только сильно связали руки.
В Беларуси большую территорию занимают болота. Когда они горят, сверху их можно потушить, а внутри они продолжают тлеть долго, чем и несут опасность. Невозможно предугадать, где дальше вспыхнет. Сейчас мы сравниваем себя с этими горящими торфяниками. Снаружи их вроде потушили, но внутри идет тление. Поэтому сейчас народ в напряжении — и те, кто на стороне оппозиции, и те, кто на другой стороне и кто не определился. Не важно, кто ты — кассир в магазине, чиновник, профессор.
— Думаете, долго еще жить белорусам в страхе?
— Долго. Даже если все закончится, то страх останется. Люди боятся собираться кучками. На прошлой неделе с улицы забрали экскурсовода и всех, кто присутствовал на экскурсии. Людей не отпустили, выписали штрафы. Сейчас в Минске нельзя собираться компанией из пяти человек, это сразу расценивают как митинг. Запретили встречи выпускников в школах.
Нам стало страшно жить в собственной стране. Многие уехали в Украину, Литву, Польшу, кто-то подальше. В Россию уезжают в меньшей степени, потому что там беглецов выдают в случае чего.
— Люди успевают продать недвижимость?
— У нас сильно обвалились цены на недвижимость. Белорусы за копейки продают хорошие квартиры с ремонтом, мебелировкой, техникой. Но спроса нет. Пока новые квартиранты сюда не торопятся, ждут, когда обстановка устаканится. Ведь задерживают на улицах не только белорусов. У нас дали три года женщине со швейцарским гражданством, сидит американец. Их пытаются вытащить посольства, но это длительная процедура.
«Я крамольный товарищ»
— Вы сравниваете наши протесты с вашими?
— У нас протесты другие. Милота белорусов заключается в том, что мы четко решили — нарушений не допустим. В любой толпе есть провокаторы и просто глупые, но в большинстве своем белорусы действовали без насилия, поэтому мы не чувствуем за собой греха. Мы ничего не нарушили, старались действовать деликатно и корректно. Россияне нас упрекали, что мы все профукали, можно было быстро провернуть революцию. Но белорусы не хотели войны, стояла задача отстоять свои права.
— Вы много лет работали на гостелеканале. Перед вами ставили задачи, как освещать те или иные события?
— Да, в этом плане я крамольный товарищ. Работала на госканалах, была ведущей новостей, удостоилась самой высокой награды в нашей телеиндустрии как лучшая ведущая новостей.
По внутренним ощущениям — журналистам и ведущим не поступало какой-то явной цензуры сверху. Мы просто настолько сами зацензурированные изнутри, что не допускали мысли, что можно как-то иначе транслировать информацию. Мы так долго варились в этом котле, что выработалось понимание, как надо делать работу. Могу честно сказать, никто не заставлял преподносить информацию, сверху цензура была минимальная. Так что скорее мы все были подвержены самоцензуре, в которой живем с советских времен.
— Белорусы следят за событиями в России?
— Все отслеживают российские события. Если сравнивать политические процессы, то у вас сейчас происходит то, что происходило у нас в 2010 году, когда после выборов протестующие вышли на улицу, их отлупили — и все разошлись по домам. Потом мы ждали еще 10 лет следующих протестов. У вас сейчас нет явного перевеса. Больше 50 процентов россиян поддерживают действующую власть, поэтому в ближайшее время ничего не произойдет.
— Сейчас события в России сравнивают с белорусскими. Есть отличия?
— У нас избивали людей. А у вас омоновец после того, как пнул в живот женщину, извинился. Ничего подобного в Беларуси не происходило. Такие истории позволяют вашим спецслужбам сохранить человеческое лицо.
У нас к человеку в форме — не важно, охранник, милиционер — заведомо негативное отношение. Он для нас потенциально опасный, от него стараются держаться подальше. Потому что, если у нас начинают бить, то тормозов нет, будут бить больно. Так что у вас более лояльная ситуация. Мне кажется, этот факт не позволит вашим митингам выйти за какие-то рамки. Протесты успокоятся, народ угомонится, и будет, как в Белоруссии, — болото, которое будет тлеть.
— История с той женщиной, которую пнули в живот, имела продолжение. Ее затравили в Сети, некоторые журналисты обвиняли ее в том, что она сама виновата.
— В этом еще одна разница между нами и вами. У вас жертв гнобят, а у нас поддерживают. Если вдруг какое-то кафе закрыли по политическим мотивам, то не важно — нужен тебе их кофе или нет, ты придешь и купишь. Люди поддерживали частников, бизнесменов, пожилых, подростков, всех, кто пострадал. Многие даже мучились угрызением совести, что они не побывали на Окрестина. Мол, как же так, все там уже отметились, а я какой-то ненормальный? Некоторые корили себя, что недостаточно помогали пострадавшим.
Если у вас народ еще рассчитывает на помощь государства, то белорусы надеются только друг на друга. Мы впервые стали самостоятельным народом, со своим менталитетом. Еще недавно белорусы не любили собственный язык, орнамент вышиванки, а сейчас мы осознали, что нам нравится наш язык, культура, это нельзя потерять.
Год назад белорусы решили устроить революцию. Что стало с лидерами оппозиции, которые не смогли свергнуть Лукашенко?
Ровно год назад, в июле 2020-го, ЦИК Белоруссии отказался зарегистрировать в качестве кандидатов на президентских выборах Виктора Бабарико и Валерия Цепкало — главных конкурентов действующего главы государства Александра Лукашенко. Тысячи белорусов по всей стране вышли на массовые акции протеста. Тогда же начались и первые столкновения с ОМОНом, которые вскоре переросли в настоящие побоища. Но жесткие действия силовиков не остановили недовольных: люди выходили на улицы, предприятия бастовали, оппозиционные политики призывали граждан стоять до конца. Это привело к затяжному политическому кризису, который продолжается до сих пор. Но лидеры оппозиции к настоящему времени либо бежали за границу, либо остались в Белоруссии и оказались за решеткой. «Лента.ру» вспомнила самые резонансные истории белорусских оппозиционеров и выяснила, где и как живут оппоненты Лукашенко через год после начала «бело-красно-белой революции».
Удавка на шее
Первым из серии громких судебных процессов, по которым обвиняемыми проходят известные оппозиционеры, стало дело бывшего главы Белгазпромбанка Виктора Бабарико, занимавшего этот пост 20 лет.
Бабарико и его коллег обвинили во взятках и отмывании денег. По версии следствия, Бабарико «создал устойчивую группу из числа должностных лиц банка» и руководил ею с «целью длительного, неопределенного по продолжительности совершения преступления».
Сторона обвинения утверждает, что с 2007 по 2020 год топ-менеджерами Белгазпромбанка было незаконно, в качестве взяток, получено около 16,4 миллиона белорусских рублей, 5 миллионов евро и 7,5 миллиона долларов США. В качестве взяток следствие рассматривало дивиденды, которые компании, участвующие в совместном проекте с банком, выплатили латвийской и эстонской фирмам, якобы связанным с политиком.
Помимо Бабарико были осуждены его заместители: Сергей Шабан и Дмитрий Кузьмич приговорены к шести с половиной и шести годам лишения свободы. Другие фигуранты дела — Александр Ильясюк, Сергей Добролет и Кирилл Бадей — были приговорены к пяти с половиной годам лишения свободы, а Алексею Задойко суд назначил пять лет «домашней химии» — ограничения свободы без направления в исправительное учреждение. Совладельца и руководителя компании «Активлизинг» Виктора Кобяка обвинили в даче крупной взятки топ-менеджерам банка и приговорили к трем годам лишения свободы. Сына бывшего председателя Белгазпромбанка Эдуарда Бабарико будут судить отдельно. Ему вменяют в вину уклонение от уплаты налогов.
Верховный суд Белоруссии приговорил его к 14 годам колонии усиленного режима. 28 июня этого года Бабарико выступил в суде с последним словом и заявил, что не может признаться в инкриминируемых ему преступлениях, поскольку считает себя невиновным. Он также отказался от дачи показаний в суде и подчеркнул, что связывает преследование с выдвижением на пост президента.
В 2020 году Бабарико покинул должность и собирался баллотироваться в президенты, но его сначала не допустили к выборам, а затем неожиданно арестовали прямо дома, по обвинению в экономических преступлениях без решения суда. Обвинение запрашивало для него 15 лет лишения свободы, но в итоге срок уменьшили на год. Кроме того, оппозиционеру назначили большой штраф — пять тысяч базовых величин (более 4 миллионов белорусских рублей) и постановил взыскать с него 46 миллионов белорусских рублей (более миллиарда рублей) в счет погашения ущерба.
Фото: Oksana Manchuk / BelTA Pool / AP
На момент ареста Бабарико был самым заметным банкиром страны и одним из двух известных представителей истеблишмента, решивших бросить вызов Лукашенко. Вторым стал экс-заместитель министра иностранных дел Валерий Цепкало, получивший популярность на посту главы «белорусской Кремниевой долины» — Парка высоких технологий. Но именно Бабарико считался основным конкурентом Лукашенко. Еще в мае 2020-го он сообщил, что в его инициативную группу вошли десять тысяч человек, а спустя месяц команда политика собрала 435 тысяч подписей за его выдвижение.
После задержания Бабарико тогдашний глава Комитета государственного контроля Иван Тертель (сейчас занял пост руководителя Комитета государственной безопасности) сделал резонансное заявление о «кукловодах из России», стоящих за деятельностью оппозиционера. Эту точку зрения активно поддержал Лукашенко и вплоть до выборов раскручивал тему «российского вмешательства», объясняя его тем, что Москва покушается на суверенитет Минска, принуждая к тесной интеграции не в интересах белорусского народа.
Кукловоды, стоящие за его деятельностью, опасаются, что наши действия приведут к получению данных (. ). Такими лицами являются, мы знаем, большие начальники в «Газпроме», а может быть, и выше
Но вскоре после начала августовских протестов тема с «российским вмешательством» сошла на нет, Лукашенко объявил, что в дела Белоруссии вмешивается все-таки коллективный Запад, и выжидательная тактика России сменилась поддержкой Лукашенко. Именно на этом фоне в Верховном суде начался процесс над Бабарико. За пять месяцев, пока длилось рассмотрение дела, никаких значимых заявлений о судьбе банкира от официальных представителей России не прозвучало.
Вдобавок к жесткому приговору политика лишили даже права на обжалование, поскольку дело рассматривал Верховный суд, на решение которого нельзя подать апелляцию. Однако юрист Дмитрий Лаевский, которого недавно исключили из Минской коллегии адвокатов, заявил, что защита все же намерена добиваться отмены решения суда. Адвокаты готовят надзорную жалобу и планируют поднять вопрос в Совете ООН по правам человека.
Сотрудники милиции у входа в штаб Виктора Бабарико в Минске
Фото: Алексей Майшев / РИА Новости
Пока же Бабарико подготовили к отбыванию срока наказания: его перевели из Минска в колонию в Новополоцке. Иных фигурантов дела Белгазпромбанка этапировали в другие исправительные учреждения, поскольку более двух человек, проходящих по одному делу, нельзя направлять в одну зону. Дело Бабарико однозначно рассматривается оппозиционерами как пример жестокого преследования критиков Лукашенко, но он не единственный оппонент президента, уже получивший срок.
Не так давно закончились слушания по делу сопредседателя партии «Белорусская христианская демократия» Павла Северинца. Его задержали еще в июне 2020-го на акции протеста в Минске. После этого суд пять раз подряд назначал ему по 15 суток ареста. В сентябре Северинцу предъявили обвинение по статье о массовых беспорядках (часть 2 статьи 293 Уголовного кодекса Белоруссии), а спустя полгода приговорили к семи годам колонии усиленного режима. Остальные фигуранты дела — активисты «Европейской Беларуси», блогер Дмитрий Козлов и администратор Telegram-канала «Мая краiна Беларусь» Ирина Счастная — получили от четырех до семи лет колонии.
В ожидании срока
Сейчас в Белоруссии продолжается целый ряд громких процессов против соперников Лукашенко. Так, в конце июня началось рассмотрение дела против Сергея Тихановского — популярного блогера и автора YouTube-канала «Страна для жизни».
Он собирался баллотироваться на пост президента, но его избирательная кампания продлилась меньше месяца: в мае 2020 года блогер оказался в СИЗО за участие в акции протеста против интеграции с Россией, которая проходила аж в декабре 2019 года. Это дало повод Центральной избирательной комиссии (ЦИК) Белоруссии не допустить его выдвижения. Место Сергея заняла его жена Светлана. Отбыв арест, Тихановский пришел на пикет по сбору подписей в поддержку супруги и снова оказался в наручниках.
Фото: Vasily Fedosenko / AP
Блогер стал участником конфликта, возникшего между двумя милиционерами и собравшимися на городской площади людьми. Причем его сторонники рассказывали о провокации со стороны неизвестной женщины. Тихановского обвинили в организации массовых беспорядков (часть 1 статьи 293), разжигании социальной розни «против представителей власти и правоохранительных органов» (часть 3 статьи 130), угрозах в адрес председателя ЦИК Лидии Ермошиной (часть 2 статьи 191) и организации групповых действий, грубо нарушающих общественный порядок (часть 1 статьи 342).
Собраны доказательства непосредственной взаимосвязи совершенных преступлений с деятельностью экстремистов, осуществляющих манипулирование общественным сознанием посредством Telegram-каналов NEXTA, «Беларусь головного мозга» и иных
Сторона обвинения утверждает, что Тихановский и еще пять человек занимались преступной деятельностью с июня 2019 года. Всего по «делу Тихановского» проходят десятки людей, которых обвиняют в заговоре с целью организовать массовые протесты и свергнуть Лукашенко.
Блогера будут судить в закрытом режиме в СИЗО Гомеля вместе с другими фигурантами дела — председателем партии «Народная грамада» Николаем Статкевичем, автором Telegram-канала «Беларусь головного мозга» Игорем Лосиком, автором YouTube-канала MozgON Владимиром Цыгановичем и двумя участниками проекта «Страна для жизни».
Фото: Vasily Fedosenko / Reuters
Вскоре по тем же обвинениям в попытке захвата власти начнется еще один, более громкий процесс — над членами Координационного совета (КС) белорусской оппозиции Марией Колесниковой и Максимом Знаком. Как сообщали представители защиты, их обвиняют по части 1 статьи 357 («Заговор с целью захвата власти»), части 3 статьи 361 («Призывы к действиям, направленным на причинение вреда нацбезопасности»), части 1 статьи 361-1 («Создание экстремистского формирования») УК Белоруссии.
В случае признания Колесниковой и Знака виновными, им грозит до 12 лет лишения свободы. Точная дата еще не назначена. Защищать их будет тот же адвокат Лаевский, что вел дело Бабарико; по его словам, в деле отсутствует состав преступления.
Не менее громким должно стать дело против сооснователя Telegram-канала NEXTA Романа Протасевича. Впрочем, судьба оппозиционера, ради задержания которого Белоруссия пошла на конфликт с Европейским союзом (ЕС) и США и принудительно посадила самолет Ryanair в Минске, остается неясной. По заявлениям правоохранителей, Протасевич активно сотрудничает со следствием по обвинениям в «организации действий, грубо нарушающих общественный порядок», «организации массовых беспорядков» и «разжигании социальной вражды и розни». Ему грозит до 15 лет лишения свободы.
Но уголовное дело не мешает журналисту появляться на государственных телеканалах и пресс-конференциях, пользоваться соцсетями и даже спокойно гулять по улицам Минска, несмотря на домашний арест. Вполне возможно, что Протасевич, пошедший на сделку с властью, избежит сурового наказания и станет козырем в большой игре Лукашенко. Судя по последней «активности» оппозиционера в Twitter и Instagram, его могут рассматривать в качестве популярного провластного блогера.
Фото: Michal Fludra / NurPhoto / Getty Images
И действительно, кто еще может стать «говорящей головой» режима, если не один из главных организаторов протестов, осознавший свое поражение и готовый отстаивать белорусский суверенитет? О такой перспективе недвусмысленно говорят и рассказы Протасевича о «стальных яйцах» Лукашенко и финансировании Литвой и Польшей его бывших коллег.
В эмиграции
Уже через несколько дней после начала массовых протестов в августе 2020 года многие белорусские оппозиционеры поняли, что пройдена некоторая точка невозврата, и остается только наращивать давление на власть. Для этого им была необходима не только координация протестной активности «на местах», но и внешнее давление на режим Лукашенко, в том числе санкционное. Правда, этот план родился по воле обстоятельств.
Фото: Sergei Grits / AP
Первым эмигрировавшим белорусским оппозиционером оказалась Светлана Тихановская. Как рассказали сторонники Тихановской, вечером 10 августа, на следующий день после выборов, ее пригласили на беседу с главой ЦИК Лидией Ермошиной. Там ее до вечера заперли в кабинете с двумя высокопоставленными силовиками, а затем в государственных СМИ появилось видеообращение Тихановской, в котором она призывает сторонников уйти с улиц. Позже выяснилось, что Светлану просто увезли в Литву и угрожали ее мужу — она сама рассказала об этом в новом обращении, записанном уже из-за границы.
Я думала, что [предвыборная] кампания меня очень сильно закалила и придала мне столько сил, что я выдержу все. Но, наверное, я так и осталась той слабой женщиной, которой была изначально
Власти же настаивают на том, что часть оппозиции готовила покушение на Тихановскую с целью сделать из нее «сакральную жертву». Позже Лукашенко рассказал, что Тихановской выдали из бюджета 15 тысяч долларов для «обустройства на новом месте».
До Тихановской страну покинул еще один заметный участник президентской гонки, экс-глава Парка высоких технологий Валерий Цепкало. Он не стал ждать, пока за ним придут, как за Бабарико, и уехал в Россию 24 июля 2020 года, за пару недель до выборов, а в день голосования к нему присоединилась семья.
Фото: Alexander Zemlianichenko / AP
Однако когда в отношении Цепкало в Белоруссии открыли уголовное дело, политик перебрался на Украину, а затем в Польшу — в России он был объявлен в розыск как подозреваемый почти сразу после возбуждения дела в Белоруссии, поскольку страны связаны обязательствами в рамках договора о Союзном государстве. В Польше Цепкало провел встречи с руководством государства и объявил о создании Белорусского демократического форума, призванного стать альтернативной конституционной комиссией. Впрочем, форум практически незаметен и не играет большой роли даже в кругах политэмигрантов.
Тихановская в Литве, напротив, развила довольно активную деятельность, встречалась с западными политиками, выступала в Европейском парламенте. К середине августа 2020 года по инициативе бывшей соперницы Лукашенко был создан Координационный совет белорусской оппозиции. Через несколько дней, правда, белорусские власти признали его незаконным, было возбуждено уголовное дело о попытке захвата власти, а члены КС подверглись обыскам и допросам.
Также штаб Тихановской регулярно выдвигал новые громкие протестные инициативы. Одной из них стал «Народный ультиматум», обнародованный 13 октября 2020 года. Оппозиция грозила Лукашенко общенациональной забастовкой в случае невыполнения требований. Власти на уступки не пошли, а лишь сильнее закрутили гайки, и забастовка провалилась. Немногие присоединившиеся к стачкам работники госпредприятий и студенты были уволены и отчислены.
Та же участь постигла и другие проекты Тихановской, от создания Конституционной комиссии до реестра государственных служащих и правоохранителей, причастных к разгону акций протеста. Действительно, ЕС серьезно усилил санкции против режима Лукашенко, однако роль Тихановской и ее команды в этом решении вряд ли была хоть сколько-то решающей.
Взаимовыгодная война
Как ни странно, сейчас эмигрировавшие оппозиционеры и Лукашенко существуют в своеобразном симбиозе. Благодаря постоянным встречам Тихановской с американскими и европейскими политиками, за которыми следуют санкционные удары разной степени силы, белорусский президент мобилизует собственных сторонников и давит на неопределившихся — мол, именно из-за зарубежных оппозиционеров вводятся санкции, напрямую влияющие на снижение уровня жизни простых белорусов.
Ну, а продолжение репрессий внутри страны позволяет Тихановской и ее команде сохранять поддержку со стороны правительств стран-членов ЕС и США. Не так давно специальный докладчик ООН Анаис Марин заявила, что за последний год в Белоруссии было произвольно задержано более 35 тысяч человек и что страх репрессий заставил десятки тысяч граждан республики бежать в поисках убежища за границу.
Массовые акции протеста 2020 года серьезно изменили расклад политических сил внутри Белоруссии, который, казалось, сложился после 2014 года. Тогда Лукашенко, обеспокоенный активизацией российской политики по собиранию «русского мира», заключил своеобразное соглашение с молодым поколением националистов. Как уже писала «Лента.ру», им позволили вести культурные проекты, главная задача которых — укрепление национальной идентичности белорусов и завершение национального строительства под лозунгами защиты суверенитета.
В обмен они отказывались от политических амбиций и признавали безальтернативность Лукашенко. Самыми яркими представителями этого поколения националистов были Франак Вячорка (ныне советник Тихановской), Антон Мотолько, Эдуард Пальчис и Павел Белоус. Теперь Вячорка и Мотолько в эмиграции, причем по возвращении на родину их ждет уголовное преследование; Пальчис с осени находится под следствием, а Белоус хоть и остался в стране и на свободе, но его магазин белорусской национальной одежды Symbal.by попал под запрет властей.
Светлана Тихановская выступает в Европарламенте
Фото: John Thys / AP
По сути, с националистами случилось то же самое, что и с пророссийскими силами Белоруссии в конце нулевых. Тогда Лукашенко зачистил этот фланг политического поля, оставшись единственным политиком данной направленности в стране, который может вести диалог с Кремлем. Теперь он так же зачистил националистов, став единственным «защитником суверенитета».
Белорусская оппозиция опоздала с созданием образов будущего и не смогла предоставить адекватную структуру для противостояния действующим властям. Несмотря на огромную популярность в массах, она оказалась попросту разогнана Лукашенко, а часть ее повестки перехвачена. Однако сейчас ЕС ввел секторальные санкции, которые серьезно ударят по белорусской экономике. И если Россия не окажет достаточный объем поддержки, уровень жизни в стране начнет снижаться, а протестные настроения — расти. Вот только возглавить их придется уже кому-то другому.