Что сделаю я для людей сильнее грома крикнул данко стиль
Что сделаю я для людей сильнее грома крикнул данко стиль
Какие черты романтического повествования присутствуют в легенде о Данко?
Прочитайте приведённый ниже фрагмент произведения и выполните задания В1—В7; C1, С2.
Остановились они и под торжествующий шум леса, среди дрожащей тьмы, усталые и злые, стали ездить Данко.
— Ты, — сказали они, — ничтожный и вредный человек для нас! Ты повёл нас и утомил, и за это ты погибнешь!
— Вы сказали: «Веди!» — и я повёл! — крикнул Данко, становясь против них грудью. — Во мне есть мужество вести, вот потом>’ я повёл вас! А вы? Что сделали вы в помощь себе? Вы только шли и не умели сохранить силы на путь более долгий! Вы только шли, шли, как стадо овец!
Но эти слова разъярили их ещё более.
— Ты умрёшь! Ты умрёшь! — ревели они.
А лес всё пел свою мрачную песню, и гром гремел, и лил дождь.
— Что сделаю я для людей?! — сильнее грома крикнул Данко.
И вдруг он разорвал руками себе грудь и вырвал из неё своё сердце и высоко поднял его над головой.
Оно пылало так ярко, как солнце, и ярче солнца, и весь лес замолчал, освещённый этим факелом великой любви к людям, а тьма разлетелась от света его и там, глубоко в лесу, дрожащая, пала в гнилой зев болота. Люди же, изумлённые, стали как камни.
— Идём! — крикнул Данко и бросился вперёд на своё место, высоко держа горящее сердце и освещая им путь людям.
Они бросились за ним, очарованные. Тогда лес снова зашумел, удивлённо качая вершинами, но его шум был заглушён топотом бегущих людей. Все бежали быстро и смело, увлекаемые чудесным зрелищем горящего сердца. И теперь гибли, но гибли без жалоб и слёз. А Данко всё был впереди, и сердце его всё пылало, пылало!
И вот вдруг лес расступился перед ним, расступился и остался сзади, плотный и немой, а Данко и все те люди сразу окунулись в море солнечного света и чистого воздуха, промытого дождём. Гроза была — там, сзади них, над лесом, а тут сияло солнце, вздыхала степь, блестела трава в брильянтах дождя и золотом сверкала река. Был вечер, и от лучей заката река казалась красной, как та кровь, что била горячей струёй из разорванной груди Данко.
Кинул взор вперёд себя на ширь степи гордый смельчак Данко, — кинул он радостный взор на свободную землю и засмеялся гордо. А потом упал и — умер.
ЕГЭ. Литература. Задание № 8. А.М. Горький. «Старуха Изергиль». Какие черты романтического повествования присутствуют в легенде о Данко?
Задание 8. Какие черты романтического повествования присутствуют в легенде о Данко?
Прочитайте приведённый ниже фрагмент текста и выполните задание.
ТЕКСТ.
| Остановились они и под торжествующий шум леса, среди дрожащей тьмы, усталые и злые, стали ездить Данко.— Ты, — сказали они, — ничтожный и вредный человек для нас! Ты повёл нас и утомил, и за это ты погибнешь!— Вы сказали: «Веди!» — и я повёл! — крикнул Данко, становясь против них грудью. — Во мне есть мужество вести, вот потому я повёл вас! А вы? Что сделали вы в помощь себе? Вы только шли и не умели сохранить силы на путь более долгий! Вы только шли, шли, как стадо овец!Но эти слова разъярили их ещё более. — Ты умрёшь! Ты умрёшь! — ревели они. А лес всё пел свою мрачную песню, и гром гремел, и лил дождь… — Что сделаю я для людей?! — сильнее грома крикнул Данко. И вдруг он разорвал руками себе грудь и вырвал из неё своё сердце и высоко поднял его над головой. Оно пылало так ярко, как солнце, и ярче солнца, и весь лес замолчал, освещённый этим факелом великой любви к людям, а тьма разлетелась от света его и там, глубоко в лесу, дрожащая, пала в гнилой зев болота. Люди же, изумлённые, стали как камни. — Идём! — крикнул Данко и бросился вперёд на своё место, высоко держа горящее сердце и освещая им путь людям. Они бросились за ним, очарованные. Тогда лес снова зашумел, удивлённо качая вершинами, но его шум был заглушён топотом бегущих людей. Все бежали быстро и смело, увлекаемые чудесным зрелищем горящего сердца. И теперь гибли, но гибли без жалоб и слёз. А Данко всё был впереди, и сердце его всё пылало, пылало! И вот вдруг лес расступился перед ним, расступился и остался сзади, плотный и немой, а Данко и все те люди сразу окунулись в море солнечного света и чистого воздуха, промытого дождём. Гроза была — там, сзади них, над лесом, а тут сияло солнце, вздыхала степь, блестела трава в брильянтах дождя и золотом сверкала река… Был вечер, и от лучей заката река казалась красной, как та кровь, что била горячей струёй из разорванной груди Данко. Кинул взор вперёд себя на ширь степи гордый смельчак Данко, — кинул он радостный взор на свободную землю и засмеялся гордо. А потом упал и — умер. М. Горький «Старуха Изергиль» |
РЕКОМЕНДАЦИИ.
1.Внимательно прочитайте текст, подчеркните главные мысли, которые помогут вам ответить на вопрос.
2.Ответ начинайте, используя фразу вопроса.
Легенда о Данко- романтическое произведение. Докажу это.
3.Далее чётко отвечайте на вопрос, не нужно лишних фраз. Используйте главные мысли приведённого отрывка. Весь ответ достаточно уложить в 7-8 предложений.
Таким образом, легенда о Данко – романтическое произведение.
Материал подготовила: Мельникова Вера Александровна.
Старуха Изергиль (5 стр.)
Остановились они и под торжествующий шум леса, среди дрожащей тьмы, усталые и злые, стали судить Данко.
– Ты, – сказали они, – ничтожный и вредный человек для нас! Ты повел нас и утомил, и за это ты погибнешь!
– Вы сказали: «Веди!» – и я повел! – крикнул Данко, становясь против них грудью. – Во мне есть мужество вести, вот потому я повел вас! А вы? Что сделали вы в помощь себе? Вы только шли и не умели сохранить силы на путь более долгий! Вы только шли, шли, как стадо овец!
Но эти слова разъярили их еще более.
А лес все пел свою мрачную песню, и гром гремел, и лил дождь…
– Что сделаю я для людей?! – сильнее грома крикнул Данко.
И вдруг он разорвал руками себе грудь и вырвал из нее свое сердце и высоко поднял его над головой.
Оно пылало так ярко, как солнце, и ярче солнца, и весь лес замолчал, освещенный этим факелом великой любви к людям, а тьма разлетелась от света его и там, глубоко в лесу, дрожащая, пала в гнилой зев болота. Люди же, изумленные, стали как камни.
– Идем! – крикнул Данко и бросился вперед на свое место, высоко держа горящее сердце и освещая им путь людям.
Они бросились за ним, очарованные. Тогда лес снова зашумел, удивленно качая вершинами, но его шум был заглушен топотом бегущих людей. Все бежали быстро и смело, увлекаемые чудесным зрелищем горящего сердца.
И теперь гибли, но гибли без жалоб и слез. А Данко все был впереди, и сердце его все пылало, пылало!
И вот вдруг лес расступился перед ним, расступился и остался сзади, плотный и немой, а Данко и все те люди сразу окунулись в море солнечного света и чистого воздуха, промытого дождем Гроза была – там, сзади них, над лесом, а тут сияло солнце, вздыхала степь, блестела трава в брильянтах дождя и золотом сверкала река… Был вечер, и от лучей заката река казалась красной, как та кровь, что била горячей струьй из разорванной груди Данко.
Кинул взор вперед себя на ширь степи гордый смельчак Данко, – кинул он радостный взор на свободную землю и засмеялся гордо. А потом упал и – умер.
Люди же, радостные и полные надежд, не заметили смерти его и не видали, что еще пылает рядом с трупом Данко его смелое сердце. Только один осторожный человек заметил это и, боясь чего-то, наступил на гордое сердце ногой… И вот оно, рассыпавшись в искры, угасло…»
– Вот откуда они, голубые искры степи, что являются перед грозой!
Теперь, когда старуха кончила свою красивую сказку, в степи стало страшно тихо, точно и она была поражена силой смельчака Данко, который сжег для людей свое сердце и умер, не прося у них ничего в награду себе. Старуха дремала. Я смотрел на нее и думал: «Сколько еще сказок и воспоминаний осталось в ее памяти?» И думал о великом горящем сердце Данко и о человеческой фантазии, создавшей столько красивых и сильных легенд.
Дунул ветер и обнажил из-под лохмотьев сухую грудь старухи Изергиль, засыпавшей все крепче. Я прикрыл ее старое тело и сам лег на землю около нее. В степи было тихо и темно. По небу все ползли тучи, медленно, скучно… Море шумело глухо и печально.
Старая, старая сказка
«-Что сделаю я для людей!»- сильнее грома крикнул Данко
М. Горький. Старуха Изергиль
СТАРАЯ. СТАРАЯ СКАЗКА.
Люди шли по подземному ходу. Как долго они шли, определить было невозможно, потому что там, под землёй, не было ни дня, ни ночи, а значит – не было и времени.
Почти стёрлось из памяти начало их похода. Только смутные образы остались у некоторых, самых старых. Они рассказывали о большой пещере, где жило их племя. И ещё о странных снах, вызывавших нечто, вроде умопомешательства. И о том, как однажды кто-то из таких, помешанных, с диким криком бросился в один из чёрных провалов в стене пещеры, к которым и приближаться-то было запрещено. А другие устремились за ним, и никто не смог их остановить.
Шло множество людей. И среди них был Данко.
Ход то расширялся, то становился совсем узким, и тогда приходилось идти «цепочкой». После этого каждый раз недоставало кого-то из тех, кто оказывался в конце. Так позади осталось немало мёртвых тел.
Дорогу люди различали, потому что растения, вроде лишайников, покрывавшие «пол» и «стены» естественного туннеля, излучали едва заметный зеленовато-серый свет. Лишайники были съедобны, что позволяло хоть как-то поддерживать силы. Кое-где по стенам струилась вода, её набирали во все сосуды – у кого какие нашлись. Те, которым запасти питьё было некуда, обходились влагой, содержащейся в лишайниках.
Ещё там жили мыши. Летучие. Это тоже была пища. Но поймать мышь «на лету» не удавалось никому. А спящие висели вниз головой так высоко, что до них было не дотянуться, даже подпрыгнув. К тому же на прыжки мало кто решался, – слишком все ослабели.
Однако, кое-кому такая добыча всё же доставалась. Находились те, кто мог принудить других поднять себя к «потолку» на плечах, на руках, чтобы схватить несколько зверьков, и тут же съесть.
Не возмущайтесь – человечье меню состоит порой из более страшных продуктов.
Питающиеся мясом были более остальных энергичны и сильны, и могли заставить подчиняться себе. К тому же, когда «верхние» насыщались, кое-что доставалось и «нижним», так что за такую службу брались охотно. Иногда между ними возникали драки. И мёртвых позади становилось больше.
Порой путь преграждали завалы. Их разбирали вручную, поскольку никаких инструментов не было. При этом сверху падали иногда такие глыбы, что искалеченные ими люди не могли двигаться дальше. Для них собирали немного еды, даже оставляли несколько мышей.
Так и продвигались люди, все вперёд и вперёд. И среди них был Данко.
И ещё людей подгонял смрад от трупов, которых некому и негде было хоронить, и всего другого, что они оставляли за собой. Так что путь их был – только вперёд!
Но однажды всё изменилось. Стены исчезли, и в нескольких шагах, ни впереди, ни по сторонам, уже недоставало света от лишайников, чтобы разглядеть что-либо. Передние остановились в нерешительности, задние напирали, и вскоре образовалась плотная толпа. И среди них был Данко.
Так стояли долго. Как долго – неизвестно, потому что, как уже сказано, времени не было. Но была усталость, были голод и жажда, и нарастающее беспокойство. Потому что, как сказано, все знали одно: – надо идти! Надо идти вперёд, и всё тут!
Напряжение росло, оно грозило перейти в истерию и отчаяние. Поскольку такое встретилось впервые, и никто не знал, на что решиться. Кто-то попробовал начать: – «Ред, Елоу…» – и сразу умолк. Наверное, заклинание действовало лишь «на ходу». Подобно тому, как флаг может развеваться только на ветру, а иначе висит, как простая тряпка.
Но люди никогда не видели флагов, и не знали, что такое – «ветер», и не понимали, что значит – «развеваться».
И тогда: –
«Что сделаю я для людей!» – сильнее грома крикнул Данко. Люди ничего не поняли, потому что никто не знал, что такое – «гром». А Данко разорвал свою грудь, и выхватил своё сердце, и высоко поднял его над головой, и оно засияло ярче солнца. Так написано в одной старой легенде.
Так они все стояли, и с ними был Данко, и в его поднятых руках горело его сердце, и обжигало руки.
Но постепенно жар слабел, а свет становился всё более похожим на тот, знакомый и привычный, что излучали лишайники. И, люди, почувствовав это, открывали глаза, один за другим, и торопились осмотреться, вглядываясь вдаль, пока света было ещё достаточно. И видели, что перед ними – огромная пещера. И в одном месте по ней протекает ручей, и есть много мест, где можно лежать, и есть другие места, с удобными уступами, по которым можно добраться до спящих наверху летучих мышей. И что мышей много, и лишайники растут в изобилии, и всего хватит для всех.
Тогда люди стали поспешно собирать сухие растения, чтобы постелить себе на ложе, а другие полезли на стены за мышами, а третьи пошли к ручью, чтобы напиться вдоволь. Толпа вокруг Данко постепенно редела, и вот он остался стоять один, и почти ничего не светилось в его руках. Наконец, он опустил руки вниз, и в них было совсем пусто.
Но люди успели вполне обустроиться на новом месте: каждый – на своём. Все занимались делом: каждый – своим. Никто ничего не заметил.
И вдруг заплакала маленькая девочка, которую привели за руку, потому что она родилась в пути абсолютно слепой.
– Отчего ты плачешь? – спросили её.
– Мне жалко – сказала она.
– Чего тебе жалко? – спросили её.
– Не знаю… – сказала она.
Февраль 2010.
Что сделаю я для людей сильнее грома крикнул данко стиль
Я слышал эти рассказы под Аккерманом, в Бессарабии, на морском берегу.
Однажды вечером, кончив дневной сбор винограда, партия молдаван, с которой я работал, ушла на берег моря, а я и старуха Изергиль остались под густой тенью виноградных лоз и, лежа на земле, молчали, глядя, как тают в голубой мгле ночи силуэты тех людей, что пошли к морю.
Они шли, пели и смеялись; мужчины – бронзовые, с пышными, черными усами и густыми кудрями до плеч, в коротких куртках и широких шароварах; женщины и девушки – веселые, гибкие, с темно-синими глазами, тоже бронзовые. Их волосы, шелковые и черные, были распущены, ветер, теплый и легкий, играя ими, звякал монетами, вплетенными в них. Ветер тек широкой, ровной волной, но иногда он точно прыгал через что-то невидимое и, рождая сильный порыв, развевал волосы женщин в фантастические гривы, вздымавшиеся вокруг их голов. Это делало женщин странными и сказочными. Они уходили все дальше от нас, а ночь и фантазия одевали их все прекраснее.
Кто-то играл на скрипке… девушка пела мягким контральто, слышался смех…
Воздух был пропитан острым запахом моря и жирными испарениями земли, незадолго до вечера обильно смоченной дождем. Еще и теперь по небу бродили обрывки туч, пышные, странных очертаний и красок, тут – мягкие, как клубы дыма, сизые и пепельно-голубые, там – резкие, как обломки скал, матово-черные или коричневые. Между ними ласково блестели темно-голубые клочки неба, украшенные золотыми крапинками звезд. Все это – звуки и запахи, тучи и люди – было странно красиво и грустно, казалось началом чудной сказки. И все как бы остановилось в своем росте, умирало; шум голосов гас, удаляясь, перерождался в печальные вздохи.
– Что ты не пошел с ними? – кивнув головой, спросила старуха Изергиль.
Время согнуло ее пополам, черные когда-то глаза были тусклы и слезились. Ее сухой голос звучал странно, он хрустел, точно старуха говорила костями.
– Не хочу, – ответил я ей.
– У. стариками родитесь вы, русские. Мрачные все, как демоны… Боятся тебя наши девушки… А ведь ты молодой и сильный…
Луна взошла. Ее диск был велик, кроваво-красен, она казалась вышедшей из недр этой степи, которая на своем веку так много поглотила человеческого мяса и выпила крови, отчего, наверное, и стала такой жирной и щедрой. На нас упали кружевные тени от листвы, я и старуха покрылись ими, как сетью. По степи, влево от нас, поплыли тени облаков, пропитанные голубым сиянием луны, они стали прозрачней и светлей.
– Смотри, вон идет Ларра!
Я смотрел, куда старуха указывала своей дрожащей рукой с кривыми пальцами, и видел: там плыли тени, их было много, и одна из них, темней и гуще, чем другие, плыла быстрей и ниже сестер, – она падала от клочка облака, которое плыло ближе к земле, чем другие, и скорее, чем они.
– Никого нет там! – сказал я.
– Ты слеп больше меня, старухи. Смотри – вон, темный, бежит степью!
Я посмотрел еще и снова не видел ничего, кроме тени.
– Это тень! Почему ты зовешь ее Ларра?
– Потому что это – он. Он уже стал теперь как тень, – пора! Он живет тысячи лет, солнце высушило его тело, кровь и кости, и ветер распылил их. Вот что может сделать бог с человеком за гордость.
– Расскажи мне, как это было! – попросил я старуху, чувствуя впереди одну из славных сказок, сложенных в степях. И она рассказала мне эту сказку.
«Многие тысячи лет прошли с той поры, когда случилось это. Далеко за морем, на восход солнца, есть страна большой реки, в той стране каждый древесный лист и стебель травы дает столько тени, сколько нужно человеку, чтоб укрыться в ней от солнца, жестоко жаркого там.
Вот какая щедрая земля в той стране!
Там жило могучее племя людей, они пасли стада и на охоту за зверями тратили свою силу и мужество, пировали после охоты, пели песни и играли с девушками.
Однажды, во время пира, одну из них, черноволосую и нежную, как ночь, унес орел, спустившись с неба. Стрелы, пущенные в него мужчинами, упали, жалкие, обратно на землю. Тогда пошли искать девушку, но – не нашли ее. И забыли о ней, как забывают об всем на земле».
Старуха вздохнула и замолчала. Ее скрипучий голос звучал так, как будто это роптали все забытые века, воплотившись в ее груди тенями воспоминаний. Море тихо вторило началу одной из древних легенд, которые, может быть, создались на его берегах.
«Но через двадцать лет она сама пришла, измученная, иссохшая, а с нею был юноша, красивый и сильный, как сама она двадцать лет назад. И, когда ее спросили, где была она, она рассказала, что орел унес ее в горы и жил с нею там, как с женой. Вот его сын, а отца нет уже; когда он стал слабеть, то поднялся в последний раз высоко в небо и, сложив крылья, тяжело упал оттуда на острые уступы горы, насмерть разбился о них…
Все смотрели с удивлением на сына орла и видели, что он ничем не лучше их, только глаза его были холодны и горды, как у царя птиц. И разговаривали с ним, а он отвечал, если хотел, или молчал, а когда пришли старейшие племени, он говорил с ними, как с равными себе. Это оскорбило их, и они, назвав его неоперенной стрелой с неотточенным наконечником, сказали ему, что их чтут, им повинуются тысячи таких, как он, и тысячи вдвое старше его. А он, смело глядя на них, отвечал, что таких, как он, нет больше; и если все чтут их – он не хочет делать этого. О. тогда уж совсем рассердились они. Рассердились и сказали:
– Ему нет места среди нас! Пусть идет куда хочет.
Он засмеялся и пошел, куда захотелось ему, – к одной красивой девушке, которая пристально смотрела на него; пошел к ней и, подойдя, обнял ее. А она была дочь одного из старшин, осудивших его. И, хотя он был красив, она оттолкнула его, потому что боялась отца. Она оттолкнула его, да и пошла прочь, а он ударил ее и, когда она упала, встал ногой на ее грудь, так, что из ее уст кровь брызнула к небу, девушка, вздохнув, извилась змеей и умерла.
Ночь росла и крепла, наполняясь странными, тихими звуками. В степи печально посвистывали суслики, в листве винограда дрожал стеклянный стрекот кузнечиков, листва вздыхала и шепталась, полный диск луны, раньше кроваво-красный, бледнел, удаляясь от земли, бледнел и все обильнее лил на степь голубоватую мглу…
«И вот они собрались, чтобы придумать казнь, достойную преступления… Хотели разорвать его лошадьми – и это казалось мало им; думали пустить в него всем по стреле, но отвергли и это; предлагали сжечь его, но дым костра не позволил бы видеть его мучений; предлагали много – и не находили ничего настолько хорошего, чтобы понравилось всем. А его мать стояла перед ними на коленях и молчала, не находя ни слез, ни слов, чтобы умолять о пощаде. Долго говорили они, и вот один мудрец сказал, подумав долго:
– Спросим его, почему он сделал это? Спросили его об этом. Он сказал:
– Развяжите меня! Я не буду говорить связанный! А когда развязали его, он спросил:
– Что вам нужно? – спросил так, точно они были рабы…
– Ты слышал… – сказал мудрец.
– Зачем я буду объяснять вам мои поступки?
– Чтоб быть понятым нами. Ты, гордый, слушай! Все равно ты умрешь ведь… Дай же нам понять то, что ты сделал. Мы остаемся жить, и нам полезно знать больше, чем мы знаем…