Чем питались блокадники ленинграда

Питание в блокадном Ленинграде, или Жестокие уроки по выживанию

27 января 1944 года артиллерийские залпы в Ленинграде впервые означали не боевую канонаду, а праздничный салют. Но до этого было 872 дня во вражеском кольце. В те годы город на Неве превратился в испытательный полигон, на котором история ставила жестокий эксперимент с питанием, а вернее, его отсутствием. За годы блокады погибло, по разным данным, до 1,5 миллиона человек. Только 3% из них погибли от бомбёжек и артобстрелов; остальные 97 % умерли от голода. Сегодня многие факты этих страшных блокадных дней с трудом и в голове-то укладываются. Но и забывать о них мы не имеем права.

Тяжелый хлеб

«Новая норма хлеба: 125 граммов для служащих и иждивенцев, 250 граммов для рабочих, — вспоминает Елена Скрябина в своей книге «Годы скитаний: из дневника одной ленинградки». Наша порция (125 граммов) – небольшой ломтик, как для бутерброда. Теперь мы начали делить хлеб между всеми домочадцами – каждый хочет распорядиться порцией по-своему. Например, моя мать старается разделить свой кусок на три приёма. Я съедаю всю порцию сразу утром за кофе: по крайней мере, хотя бы в начале дня у меня хватает сил стоять в очередях или доставать что-нибудь путём обмена. Во второй половине дня я уже теряю силы, только лежу».

Рабочие карточки на 250 граммов хлеба в ноябре-декабре 1941 года получала только третья часть населения. Ежедневную норму в 125 граммов хлеба нам сейчас трудно представить. Тем более что в состав блокадного хлеба входили солод, опилки, жмых, отруби, соя, целлюлоза. Последняя составляла до 15%. Такой хлеб был плотным, мокрым, тяжелым. Поэтому 125 граммов весил только один кусочек.

Дополнительные продовольственные ресурсы

Соя, шрот, костяная мука, белковые дрожжи, альбумин… — до этого такие продукты не применялись в кулинарии. Из сои в Ленинграде приготовляли молоко, а из ее отходов – биточки, запеканки. Шрот (отходы после переработки масличных семян) использовался для приготовления так называемых вторых блюд. Костяная мука, смешанная с мучной пылью (т.н. смёткой – сметенных отовсюду остатков на мелькомбинатах), также применялась для горячего. Белковые дрожжи шли на супы и котлеты.

«Первое: суп из серых капустных листьев – 8 коп., второе: каша из дуранды – 12 коп». Это строки из меню одной из столовых Ленинграда в декабре 1941 года. Дуранда — это конопляный жмых, который дореволюционный словарь Ф.Брокгауза и И.Ефрона рекомендовал как «отличное кормовое средство для скота».

Маленькая ленинградская артель «Вкуспром» разработала способ приготовления «растительной икры». В ее состав входили кокосовый жмых, растительное масло, лук и специи – уксус, перец, лавровый лист. Блюдо это содержало нужные человеческому организму витамины. Артель наладила тогда массовое производство этой икры.

В 1942 году Ленснабнарпит командировал своего сотрудника Н.В. Сукача в Архангельск, где тот должен был возглавить экспедицию по добыче морской капусты. Чуть позже по Дороге жизни через Ладожское озеро в Ленинград было доставлено несколько вагонов этого продукта – незаменимого в блокаду источника витаминов и йода. Чего только не делали из нее в столовых – супы, голубцы, запеканки…

Щи из крапивы и лебеды

Весной 1942 года начался массовый сбор травы на городских газонах. В городе были созданы пункты по приему растений, переработкой которых занимался фасовочно-пищевой комбинат. Сборщикам выдавали дополнительные карточки на хлеб за не менее чем 25 кг травы. Из нее готовили и пюре, и салаты, и запеканки. Но главным блюдом, конечно, были щи из крапивы. Нередко их варили вместе с лебедой, которая традиционно на Руси шла в пищу в голодные годы. Употреблялась она и в сушеном, и в вареном, и в маринованном виде. Позже щи стали варить из капустных отходов (так называемые хряпы). Они надолго вошли в обиход ленинградских столовых.

В этот период было выпущено даже несколько книжек – пособий по использованию дикорастущих трав и растений в пищевом рационе населения. Так, в 1942 году ленинградский Ботанический институт выпустил брошюру с перечнем съедобных растений, которые можно было найти в городских парках и садах, и рецептов блюд из них: например, салат из одуванчиков, суп из крапивы, запеканка из сныти.

В этом же году вышла и книга, подготовленная сотрудниками университета и санэпидлаборатории Балтийского флота. Она должна была «ознакомить бойцов, командиров Красной Армии и Военно-Морского Флота, а также население с малоизвестными дикорастущими травами, которые могут служить прекрасным пищевым средством». Оладьи из клевера, котлеты из подорожника, жаркое из лопуха, студень из лишайника, кисель из водяной лилии, пюре из мать-и-мачехи, компот из щавеля. Вот она мечта современного вегетарианца! Тогда же эти названия, по словам поэтессы Веры Инбер, способны были «вызвать улыбку, если бы они не были так трагичны».

А в это время…

Городское и областное руководство проблем с продовольствием не испытывало. Вот строки из дневника сотрудника столовой Смольного: «В правительственной столовой было абсолютно все, без ограничений, как в Кремле. Фрукты, овощи, икра, пирожные. Молоко и яйца доставляли из подсобного хозяйства во Всеволожском районе. Пекарня выпекала разные торты и булочки».

Из воспоминаний ленинградского инженера-гидролога: «Был у Жданова (первый секретарь Ленинградского горкома. – Прим. авт.) по делам водоснабжения. Еле пришел, шатался от голода… Шла весна 1942 года. Если бы я увидел там много хлеба и даже колбасу, я бы не удивился. Но там в вазе лежали пирожные». В этом контексте абсолютно логичной выглядит телеграмма Андрея Жданова в Москву с требованием «прекратить посылку индивидуальных подарков организациями в Ленинград… это вызывает нехорошие настроения».

Первый секретарь Ленинградского горкома А.А. Жданов. Фото: iknigi.net

А вот отрывок из дневника сотрудника Смольного, инструктора отдела кадров горкома ВКП(б) Николая Рибковского (запись от 9 декабря 1941 года): «С питанием теперь особой нужды не чувствую. Утром завтрак — макароны или лапша, или каша с маслом и два стакана сладкого чая. Днем обед — первое щи или суп, второе мясное каждый день. Вчера, например, я скушал на первое зеленые щи со сметаной, второе — котлету с вермишелью, а сегодня на первое суп с вермишелью, второе — свинина с тушеной капустой».

Весной 1942 года Рибковский был отправлен «для поправки здоровья» в партийный санаторий, где продолжил вести дневник. Запись от 5 марта: «Вот уже три дня я в стационаре горкома партии. Это семидневный дом отдыха в Мельничном ручье (окраина города. – Прим. авт.). С мороза, несколько усталый, вваливаешься в дом, с теплыми уютными комнатами, блаженно вытягиваешь ноги… Каждый день мясное — баранина, ветчина, кура, гусь, индюшка, колбаса; рыбное — лещ, салака, корюшка, и жареная, и отварная, и заливная. Икра, балык, сыр, пирожки, какао, кофе, чай, 300 грамм белого и столько же черного хлеба на день… и ко всему этому по 50 грамм виноградного вина, хорошего портвейна к обеду и ужину… Я и еще двое товарищей получаем дополнительный завтрак: пару бутербродов или булочку и стакан сладкого чая… Война почти не чувствуется. О ней напоминает лишь громыхание орудий…».

Данные о количестве продуктов, ежедневно доставлявшихся в Ленинградские обком и горком ВКП(б) в военное время, недоступны исследователям до сих пор. Как и информация о содержании спецпайков партийной номенклатуры и меню столовой Смольного. «Не знаю, чего во мне больше — ненависти к немцам или раздражения, бешеного, щемящего, смешанного с дикой жалостью, — к нашему правительству», — писала в дневнике поэтесса Ольга Берггольц, на себе испытавшая все ужасы ленинградской блокады.

Источник

Как выживали дети в блокадном Ленинграде?

8 сентября 1941 года в Ленинграде началась военная блокада. Она длилась 872 дня и закончилась 27 января 1944 года. Некоторые люди смогли эвакуироваться, но большинство остались, поскольку продолжали работать в блокадном городе. Положение усугублялось и тем, что в Ленинград перед началом войны прибыло множество беженцев из республик Прибалтики и соседних регионов. Главные беды, с которыми столкнулись жители осажденного города – регулярные авиационные налеты, холод, недостаток продовольствия и голод.

Еще до начала осады в Ленинграде ввели продовольственные карточки. Это помогло наладить снабжение. В осаду город вступил с нормальным количеством продовольствия, и по началу карточки отоваривались достаточно солидно. С 15 сентября нормы выдачи продуктов снизили, а до этого, 1 сентября запретили свободную продажу продуктов питания в магазинах.

Хлеб.

Нормы выдачи хлеба в осажденном Ленинграде менялись. Для военных со 2 октября ее снизили до 600 г в сутки, с 7 ноября – до 400 г, а с 20 ноября – до 300 г. Продуктовые нормативы для гражданского населения были еще ниже: в зависимости от возраста и деятельности – 125-200 г.

Сахар и крупа.

Помимо хлеба, людям давали 10 г сахара и 200 г крупы в месяц. Нередко вместо нее давали жмых. Существовали даже мясные талоны, но их нечем было отоваривать, поэтому мяса блокадники не получали. На Новый год дополнительно выдавали по 150 г хлеба, а детям полагалась небольшая шоколадка. Учащихся ВУЗов также отоваривали тремя кусками мыла.

Помимо продуктов, раздаваемых по продовольственным карточкам, блокадникам старались помочь и другими способами. Например, в город направляли баржи с картофелем, но фашисты их топили. Картошку вылавливали и раздавали по учреждениям из расчета 100 г на человека. Этот картофель черно-бурого цвета люди растирали до получения однообразной массы и выпекали из нее лепешки на раскаленных сковородках, а то и просто на железе. Поскольку в выловленной из воды картошке содержались мелкие камешки и песок, есть лепешки рекомендовалось не разжевывая, иначе можно было сломать зубы.

Также люди делали селедочный паштет из оставшихся от пайка рыбных голов, хвостов, плавников и ингредиентов, подобранных в отбросах. Все компоненты нужно было хорошенько промыть и 5-6 раз провернуть в мясорубке. Если в доме оставался хлеб, его добавляли на стадии последней промолки.

Свежей рыбой ленинградцев не снабжали. Небольшой улов, добываемый в порту, шел на нужды портовых рабочих и «ответственных работников». Однако изредка удавалось получать рыбий жир, который считался вкусным и полезным лакомством. Его в основном оставляли для детей. Если получалось поджарить на рыбьем жире кусочек хлеба, это было настоящим праздником!

Животные.

Но еды все равно не хватало. Люди съели в городе всех собак, кошек и крыс которые не успели покинуть свои привычные жилища. А между тем, массовый исход крыс из города действительно наблюдался. Эти твари, как всегда первыми почувствовали беду. Была даже история, но не уверен, что она правдивая: про кошку, которая таскала своим хозяевам мышей и крыс, дабы накормить их. А летом её вывозили на природу для охоты за птицами. После войны в Ленинграде установили памятник котам, которые помогли справиться с нашествием грызунов съедавших последние запасы зёрна.

Деревья.

Люди буквально ели деревья. Я уже писал как съесть дерево на примере новогодней ёлки, но немного в юмористическом формате.

Кровь матери.

Труднее всех было людям с совсем маленькими (грудными) детьми. В условиях голода у матери пропадало молоко. Но женщины изо всех сил старались сохранить жизнь своему ребёнку. История знает несколько примеров тому, как матери надрезали свои соски, чтобы младенцы получали хоть какие-то питательные вещества из крови.

Мучной клей.

Очень популярное блюдо — мучной клей, на котором были поклеены обои в доме. Его отскребали от стен и бумаги, затем варили чтобы получить хоть немного питательную воду(суп). Подобным образом варили строительный клей, добавляя специи.

Люди питались практически всем, чем были забиты уцелевшие склады: хвоя, глицерин, целлюлоза, кишки, жмых, желатин, технический альбумин и так далее. Все эти «продукты» в разных комбинациях представляли из себя какое-то «блюдо», которому давали даже названия. Их было огромное множество.

Накануне блокады

Однако германские части пошли по болотам, и к пятнадцатому августа формировали реку Луга, оказавшись на оперативном просторе прямо перед городом.Голодные люди обжигали кожаные куртки, ремни и сапоги, чтобы убрать запах дёгтя. А затем варили что-то похожее на студень.

Можно ли было избежать голода?

Есть версия, что руководство страны даже не могло предположить столь длительной осады. К началу осени 1941-го в городе с едой все было, как и везде в стране: были введены карточки, но нормы были достаточно большими, для некоторых людей этого было даже слишком много.

Недалеко, на Обводном канале, была барахолка, и мама послала меня туда поменять пачку «Беломора» на хлеб. Помню, как женщина там ходила и просила за бриллиантовое ожерелье буханку хлеба. (Айзин Маргарита Владимировна).

Жители города в августе сами начали запасаться продуктами, предчувствуя голод. У магазинов выстраивались очереди. Но запастись удалось немногим: те жалкие крохи, что получилось приобрести и спрятать, очень быстро были съедены потом, в блокадную осень и зиму.

Паёк ленинградца

Хлеб стал главной ценностью. Стояли за пайком по несколько часов.

Пекли хлеб не из одной муки. Ее было слишком мало. Специалистам пищевой промышленности была поставлена задача придумать, что можно добавить в тесто, чтобы энергетическая ценность пищи сохранилась. Добавлялся хлопковый жмых, который обнаружили в ленинградском порту. В муку примешивали также мучную пыль, которой обросли стены мельниц, и пыль, вытрясенную из мешков, где раньше была мука. Ячменные и ржаные отруби тоже шли в хлебопечение. Еще использовали проросшее зерно, найденное на баржах, которые были затоплены в Ладожском озере.

Дрожжи, которые были в городе, стали основой для дрожжевых супов: они тоже входили в паек. Мездра шкурок молодых телят стала сырьем для студня, с очень неприятным ароматом.

На второе сентября 1941-го рабочие горячих цехов получали 800 граммов так называемого хлеба, инженерно-технические специалисты и другие рабочие – 600. Служащие, иждивенцы и дети – 300-400 граммов.

С 1 октября паек был уменьшен вдвое. Тем, кто работал на заводах, выдавали 400 граммов «хлеба». Дети, служащие и иждивенцы получали по 200. Карточки были не у всех: те, кому не удалось их получить по каким-то причинам, просто умирали.

13 ноября еды стало еще меньше. Работающие получали 300 граммов хлеба в день, другие – только 150. Спустя неделю нормы снизились снова: 250 и 125.

Источник

Символ надежды и жизни: Хлеб в блокадном Ленинграде

18 января 1943 года, после двух долгих и тяжёлых лет, было прорвано кольцо блокады Ленинграда. Страшные мучения ленинградцев, сотни тысяч погибших, триумф советской армии и… хлеб, ставший одним из символов блокады. О нём – материал Царьграда

Нынешнее поколение молодёжи, да и те, кто постарше, всё меньше помнят о том, за счёт чего выжил блокадный Ленинград. А выжил он благодаря мужеству русских людей, которые сражались за город и жили в нём, «Дороге жизни», проходившей по льду Ладожского озера, и, конечно, хлебу! Который, правда, и хлебом назвать было нельзя, поскольку состоял он из пищевых и непищевых добавок. Увидев «тот» ленинградский хлеб, испечённый по блокадному рецепту, многие наши современники поморщились бы. Но пережившие блокаду, а также их дети и внуки до сих пор благодарны ленинградскому хлебушку и никогда не выкидывали заплесневевшую горбушку даже спустя десятки лет после окончания войны.

Жмых, обойная пыль и целлюлоза

В самом начале блокады гитлеровские войска первым делом разгромили Бадаевские продовольственные склады, самые большие в городе. Можно только представить себе, о чём думали руководители Ленинграда, глядя на пылающие склады с продовольствием. После их бомбёжки еды в осаждённом врагом городе осталось на месяц с небольшим.

В 1941 году, когда ещё оставался небольшой запас нормальных хлебных ингредиентов, хлеб для воинов и горожан пекли, смешивая ржаную, овсяную, ячменную, соевую и солодовую муку.

Ленинград в блокаде. После обстрела города немецкой артиллерией. Фотохроника ТАСС

Через месяц, когда запасы растаяли, в блокадный хлеб стали добавлять отруби, различные виды жмыха, в том числе льняного, и прогорклую муку, которую доставали в законсервированных складах, первоначально предназначавшуюся для животных.

А ещё месяц спустя блокадный хлеб всё меньше стал напоминать собственно хлеб. Пекари делали тесто из целлюлозы, хлопкового жмыха, мучной сметки. В Ленинграде распорядились найти все использованные мешки из-под кукурузной, ржаной и другой муки. Мешки тщательно вытряхивали, а полученные таким образом остатки называли «вытряской» и, конечно, добавляли в тесто. Туда же шли даже берёзовые почки и кора хвойных деревьев.

Когда была в наличии, ленинградские булочники использовали коревую (от слова корка) муку. Откуда её брали? Когда в Ладоге тонули машины, везшие муку в блокадный город, а летом – с затонувших барж, ночью специальные бригады крючьями поднимали из воды мешки с мукой. Если это удавалось сделать быстро, муку ещё можно было использовать по прямому назначению, подсушив её. Однако часто она была уже окончательно испорчена водой. Тем не менее, в дело шла и такая мука!

В середине драгоценного ладожского мешка некоторое количество муки в сердцевине оставалось сухим, а внешняя промокшая часть при высыхании схватывалась, превращаясь в твёрдую корку. Корки разбивали на куски, а затем измельчали и перемалывали. Так называемая «коревая мука» давала возможность значительно сократить количество других малосъедобных добавок к блокадному хлебу. А чтобы перебить запах гнили, в тесто добавляли тмин.

10 рецептов ленинградского хлеба

В течение всей блокады рецептура хлеба менялась в зависимости от того, какие ингредиенты были в наличии. Всего, по данным историков и блокадников, было использовано 10 рецептов.

«Дорога жизни» через Ладожское озеро. Фото: www.globallookpress.com

«Вода, мука и молитва», – говорили о блокадном хлебе ленинградцы. 125 граммов, минимальная дневная норма, продержалась с 20 ноября по 25 декабря 1941 года и привела к ужасающей смертности среди простых горожан, самых незащищённых категорий жителей Ленинграда. В декабре 1941 года только от голода умерли порядка 50 тысяч человек. Трупы некому было убирать, да и сил на это у ещё живых горожан не было.

Блокадный Ленинград. Зима 1941-го. Фото: www.globallookpress.com

Говорят, блокадный хлеб был без запаха и невкусным. Но пережившие осаду люди рассказывали, что этот маленький липкий чёрный кусочек обладал и удивительным запахом, и удивительным вкусом. Тот волнующий запах «хлеба жизни» ленинградцы, выдержавшие блокаду, помнили всю свою жизнь!

Полностью блокада Ленинграда была снята 27 января 1944 года. Таким образом, город провёл в осаде 872 дня. За это время, по разным данным, погибли от 600 тысяч до 1,5 миллиона человек. Их большая часть умерла от голода.

Источник

Как партноменклатура объедалась в блокадном Ленинграде

О страшном голоде в блокадном Ленинграде сказано много. В рамках проекта «СССР: как это было на самом деле» «Салідарнасць» рассказывает о том, как себя чувствовала в это время большевистская верхушка города.

Из интервью с Даниилом Граниным:

— Во время блокады без суда и следствия пускали в расход людоедов. Можно ли осуждать этих обезумевших от голода, утративших человеческий облик несчастных, которых язык не поворачивается назвать людьми, и насколько часты были случаи, когда за неимением другой пищи ели себе подобных?

— Голод, я вам скажу, сдерживающих преград лишает: исчезает мораль, уходят нравственные запреты. Голод — это невероятное чувство, не отпускающее ни на миг. Да, людоедство имело место.

— Были и вещи похуже.

— Хм, а что может быть хуже?

— Даже не хочу говорить. (Пауза). Представьте, что одного собственного ребенка скармливали другому, а было и то, о чем мы так и не написали. Никто ничего не запрещал, но. Не могли мы.

— Был какой-то удивительный случай выживания в блокаду, потрясший вас до глубины души?

— Да, мать кормила детей своей кровью, надрезая себе вены.

То ли дело партийные деятели. Как всегда в СССР, эти люди жили на особых условиях.

Из дневника инструктора отдела кадров Ленинградского горкома партии Ленинграда Николая Рибковского:

«С питанием теперь особой нужды не чувствую. Утром завтрак – макароны, или лапша, или каша с маслом и два стакана сладкого чая. Днем обед – первое щи или суп, второе мясное каждый день. Вчера, например, я скушал на первое зеленые щи со сметаной, второе котлету с вермишелью, а сегодня на первое суп с вермишелью, на второе свинина с тушеной капустой. Качество обедов в столовой Смольного значительно лучше, чем в столовых в которых мне приходилось в период безделья и ожидания обедать. (9 декабря 1941 г.)»

И это в период страшнейшего продовольственного кризиса и резкого скачка смертности в Ленинграде! Суточная норма хлеба для рабочих тогда составляла 250 грамм, для остальных – 125 грамм. Как видим, партийная верхушка не включилась в тяготы и лишения блокады.

Цитируем блокадные дневники в то же время:

«Сидим на 125 г хлеба в день, в месяц мы получаем (каждый) примерно около 400 г крупы, немного конфет, масла. Едим 2 раза в день: утром и вечером. До последнего времени пекли лепешки и варили изредка каши из дуранды (отходы производства растительного масла), но теперь она кончается. Закупили около 5 кг столярного клея; варим из него желе (плитка на 1 раз) с лавр. листом и едим с горчицей.

…В городе заметно повысилась смертность: гробы (дощатые, как попало сколоченные) везут на саночках в очень большом количестве. Изредка можно встретить тело без гроба, закутанное в саван». (8 и 14 декабря 1941, школьник Миша Тихомиров; убит осколком снаряда 18 мая 1942).

«Знаешь, что с каждым днем твои силы иссякают, что ты изнемогаешь от недоедания день ото дня все больше и больше, и дорога к смерти, голодной смерти, идет параболой с обратного ее конца, что чем дальше, тем быстрее становится этот процесс медленного умирания… Вчера в очереди в столовой рассказывала одна гражданка, что у нас в доме уже пять человек умерло с голода…

Вырваться бы из этих чудовищных объятий смертельного голода, вырваться бы из-под вечного страха за свою жизнь, начать бы новую мирную жизнь где-нибудь в небольшой деревушке среди природы… забыть пережитые страдания… Вот она, моя мечта на сегодня» (10 декабря 1941, школьник Юра Рябинкин; скорее всего, умер от голода в начале 1942).

Пока тысячи детей умирали от голода, большевистская номенклатура думала только о себе. Оператор располагавшегося в Смольном центрального узла связи М. Х. Нейштадт вспоминал: «Один раз при мне, как и при других связистах, верхушка отмечала 7 ноября всю ночь напролёт. Были там и главком артиллерии Воронов, и расстрелянный впоследствии секретарь горкома Кузнецов. К ним в комнату мимо нас носили тарелки с бутербродами. Солдат никто не угощал».

А вот «обычный» день НКВДшника Федора Боброва во время блокады:

«Утром просмотр цехов. Вымылся под душем, побрился. Днём был обед с водкой. Вечером с икрой и осталось 500 р. Остальное время был у себя. Поехал к Наде, но не доехал». (7 ноября 1942).

Из дневника Николая Рибковского:

«Если в городе, среди населения, много желудочных заболеваний… водой пользуются прямо из Невы, подчас употребляют не прокипяченную как следует быть из-за недостатка топлива, в уборную ходят прямо в квартирах, потом где попало выливают и руки перед едой не моют. Некоторые моются редко, чумазыми, с наростом грязи на руках ходят. Встретишь такого человека, а встречаются такие часто, неприятно делается. Ни водопровод, ни канализация не работают вот уже три месяца.

А у нас в Смольном, отчего? Питание, можно сказать(!), удовлетворительное. Канализация и водопровод работают. Кипяченая вода не выводится. Возможности мыться и мыть руки перед едой имеются. В самом Смольном чисто, тепло, светло».

А вот что пишет блокадница Любовь Шапорина примерно в это же время:

«Я невероятно голодаю это время. Страдаю и не могу работать. Пришлось убедиться, что нельзя нарушать свой голодный режим временным улучшением.

Я меняла кое-что из тряпок Л. Н. на хлеб и масло, и, вероятно, с неделю у меня ежедневно были к вечеру лишние 200 или 250 гр. хлеба, да еще масло. И теперь, когда я вернулась к старому, мне уже 500 гр. не хватает. Их всегда не хватало, но сейчас это мучительно. Сильная слабость, и последнее время что-то неладно с сердцем. Вчера и сегодня я просидела дома, сегодня еще полежала часа два и чувствую себя лучше. Но голод — это и мучительно, и унизительно. Сегодня я дошла до воровства. Правда, оно выразилось в воровстве 5 или 10 грамм хлеба, но все же. Вот он — голод». (15 декабря 1942)

Первый секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) Андрей Жданов

Еще партийные работники создали для себя сеть санаториев и профилакториев. Пока «пролетарии» доедали собак и крыс, умирали от голода, холода и антисанитарии, начальники ни в чем себе не отказывали. Опять цитируем горкомовца Рибковского:

«Вот уже три дня как я в стационаре горкома партии. От вечернего мороза горят щеки. И вот с мороза, несколько усталый, с хмельком в голове от лесного аромата вваливаешься в дом, с теплыми, уютными комнатами, погружаешься в мягкое кресло, блаженно вытягиваешь ноги.

Питание здесь словно в мирное время в хорошем доме отдыха: разнообразное, вкусное, высококачественное, вкусное. Каждый день мясное — баранина, ветчина, кура, гусь, индюшка, колбаса; рыбное — лещ, салака, корюшка, и жареная, и отварная, и заливная. Икра, балык, сыр, пирожки, какао, кофе, чай, триста грамм белого и столько же черного хлеба на день, тридцать грамм сливочного масла и ко всему этому по пятьдесят грамм виноградного вина, хорошего портвейна к обеду и ужину. Питание заказываешь накануне по своему вкусу.

Я и еще двое товарищей получаем дополнительный завтрак, между завтраком и обедом: пару бутербродов или булочку и стакан сладкого чая. К услугам отдыхающих — книги, патефон, музыкальные инструменты — рояль, гитара, мандолина, балалайка, домино, биллиард. Но, вот чего не достает, так это радио и газет.

Отдых здесь великолепный – во всех отношениях. Война почти не чувствуется. О ней напоминает лишь далекое громыхание орудий, хотя от фронта всего несколько десятков километров.

Да. Такой отдых, в условиях фронта, длительной блокады города, возможен лишь у большевиков, лишь при Советской власти (звучит цинично, разве не так? — прим. автора статьи).

Что же еще лучше? Едим, пьем, гуляем, спим или просто бездельничаем слушая патефон, обмениваясь шутками, забавляясь «козелком» в домино или в карты. Одним словом отдыхаем!» (5 марта 1942).

Да уж, «пир во время чумы». Свидетельствует блокадница Татьяна Великотная:

«Еда сейчас занимает нас больше всего. Мы решили «поправляться» на столовой. Со мной, конечно, дело пойдет труднее — я уж типичный «дистрофик», — и если выживу до конца войны при таком питании, то это божье чудо, что доживу. Во сне вижу то хлебную прибавку, то совсем не получаю хлеба, то не попадаю в очередь и т. п. — все связано с едой. Сейчас, когда я пишу это в конторе, Катя стоит за маслом — 100 г на человека независимо от категории. Разве поправишься на таком пайке? Это только «побало­ваться» 1–2 дня» (9 марта 1942).

«Я вчера читала целый день «14 декабря» Мережковского, предварительно разорвав книгу пополам, т. к. не в состоянии держать в руках такую тяжесть. Сегодня постараюсь кончить» (30 марта 1942. Через день Татьяна умрет от голода).

Блокадники вспоминают: ни один человек из партийной и горкомовской верхушки от голода не умер. Голодные люди караулили мусорные ведра около Горкома, чтобы доесть остатки несвежей еды, которую выкидывали объедавшиеся чиновники.

И напоследок история мальчика и его мамы из «Блокадной книги» Алеся Адамовича и Даниила Гранина:

«В апреле месяце (1942 года) я иду как-то мимо Елисеевского магазина и вижу — сидит мальчик, страшный, отечный скелетик. «Мама меня выгнала. Мама мне сказала, что она мне больше ни куска хлеба не даст». Мои дети к этому времени уже ходили в детский сад и еще держались. Он был так страшен, так жалок!

Я накормила его и пошла с ним на улицу Чехова. Входим. В комнате страшная грязь. Лежит эта дистрофировавшаяся, всклокоченная женщина. Увидев сына, она сразу закричала: «Игорь, я тебе не дам ни куска хлеба. Уходи вон!» В комнате смрад, грязь, темнота. Я говорю: «Что вы делаете?! Ведь осталось всего каких-нибудь три-четыре дня, — он пойдет в школу, поправится». — «Ничего! Вот вы стоите на ногах, а я не стою. Ничего ему не дам! Я лежу, я голодная…» Вот такое превращение из нежной матери в такого зверя! Но Игорь не ушел. Он остался у нее, а потом я узнала, что он умер.

Источник