Несколько тысяч лет тому назад человек начал писать деревянными, костяными или бронзовыми трехгранными заостренными палочками на сырых глиняных дощечках..
После этого глиняную плитку обжигали для прочности. Эти глиняные таблички с клинописью дошли даже до нашего времени.
Древние египтяне использовали для письма на папирусе тонкие кисти из тростника или тростниковые ручки. У каждого египетского писца всегда были при себе пенал и чашка для воды. Такой пенал можно и сейчас увидеть в Петербурге в знаменитом музее Эрмитаже. Это дощечка с длинным желобком для тростниковых палочек и двумя углублениями для красок.
Тростниковое перо было заострено и расщеплено на конце. По этому расщеплению чернила стекали тонкой струйкой на лист папируса.
Острым концом писали, а сделанную запись можно было стирать с помощью плоского обратного конца стилуса. Восковые книжечки-таблички просуществовали до начала 19 века. До наших дней сохранилось очень мало римских табличек. С появлением пергамента, изобретенного англосаксами, и используемого для изготовления рукописных книг, люди продолжали употреблять восковые дощечки для каждодневных записей.
Гусиные перья просуществовали до конца 18 века.
Карандаш появился в конце XVIII века. Чешский изобретатель Гартмут первым смешал графит с глиной.
Независимо от него француз Ж. Конте в 1790 году сделал карандаш в виде тонкой палочки из смеси графитового порошка и глины, уложенной между двумя дощечками.
После этого они вытеснили гусиные перья, просуществовавшие около тысячи лет. К концу 19-го века стальное перо полностью вытеснило требующие частой замены гусиные перья. Интересно, что еще в 1930-1950-е годы 20 века в школах писали стальным пером, позволявшим писать красивым почерком «с нажимом».
В 1884 году появилась первая автоматическая перьевая ручка, заправляемая чернилами. Внутри ручки находился баллончик с чернилами.
Сначала заправка ручки осуществлялась сбоку с помощью специальной пипетки, затем пипетка вошла в состав ручки.
В 1888 году в США впервые была предложена идея шариковой ручки.
В 1940-х годах изобрели шариковую авторучку в том виде, каком мы знаем ее сейчас. Шариковые ручки стали использовать штурманы в авиации и офицеры в походных условиях.
В 1960-е годы в Японии были изобретены наконечники в виде фетра. Ручки с фетровыми наконечниками получили название «фломастер».
Они имели пористый пишущий стержень, пропитанный красящей жидкостью на спиртовой или нитрооснове.
В конце 20 века появились роллеры.
Это была более «тонкая» и продвинутая технология шариковых ручек (тонкий шарик и менее вязкие чернила).
В 1997 году была разработана первая ручка, которую нет необходимости сжимать при письме.
Возможно, за ней будущее?
ЛЕГКО ЛИ БЫЛО ПИСАТЬ ГУСИНЫМ ПЕРОМ?
О том, как правильно изготовить перо для письма, поведал во французской книге 1763 года издания знаток каллиграфии М. Паллафон. По его сломам, перо следует брать из крыла гуся, причем обязательно из левого! При зачинке его нужно соблюдать определенную последовательность операций.
Самое трудное — это правильно сделать щель для вытекания черниля. Ее прорезают в самом начале и всю дальнейшую работу ведут так, чтобы она оставалась точно посередине. Автор подчеркивал, что характер зачинки пера вносит в письмо некое своеобразие, поэтому лучше это делать самому. Для зачинки и расщепления пера требовались специальные ножички.
Помарки в тексте удаляли скребком.
Долгое время людей, способных красиво писать, было немного. Это в значительной мере объяснялось технической сложностью процесса. Но тот, кому удавалось освоить это дело, мог затем жить безбедно.
За небольшую плату он мог прочитать или написать письмо, составить деловую бумагу.
Создатель почерковедения в России Е.Ф.Буринский, сказал когда-то, что всякий «человек пишет так, как ему от рождения писать предназначено», и что школа может придать почерку твердость, красоту, но не в силах бороться с построением его. В общем, почерк, как походка, у каждого свой. Хотя и ходить и писать всех учат одинаково. От чего же тогда зависит почерк? Быть может, почерк передается по наследству?
Ученый-специалист найдет хозяина почерка даже в анонимном письме. Могут быть изменены наклон, размеры букв, их связность и разгон. Но чаще всего это оказывается бесполезным, даже если человек что-либо напишет левой рукой. Подобные попытки подделать почерк легко разоблачают опытные почерковеды. Они хорошо умеют отличить подлинного левшу от неудачливого жулика.
Еще Гете, собравший и изучивший обширную коллекцию автографов, полагал, что характер человека отражается в его письме. И почерковед всегда сможет по почерку рассказать немало о характере автора изучаемого письма.
Источник: История инструментов для письма. Авт. Е. Кох и журнал ЮТ.
Другие страницы по теме «Физика в доме»:
Азбука физики Научные игрушки Простые опыты Этюды об ученых Решение задач Презентации
До того, как на территорию Англии был завезен латинский алфавит, местные племена – англы, юты, саксы – пользовались рунами для письменности. Эти символы состояли из прямых линий, которые легко вырезались на камнях и подходили для передачи кратких сообщений. Рунами частично был записан Эксетерский кодекс, стихи на Рутвельском кресте VIII века нашей эры и другие произведения.
Христиане, прибывшие из Рима, привезли с собой пергамент, веленевую бумагу и рукописные книги. Руны не подходили для письма на бумаге, а вот новый шрифт оказался полезным. Рунический алфавит не был универсальным и повсеместным, он не использовался в качестве устоявшейся рукописной традиции, а без развитой письменности английский язык мог исчезнуть, будучи поглощенным языками завоевателей, которые прибудут на территорию Англии.
Первичные цели письменного английского
Вначале письменный английский использовался только для чисто практических целей – записать законы, вести списки, составлять уставы. В VII веке он начал посягать на более важные сферы жизни, но Библия до сих пор оставалась неприкосновенной – она была составлена на латыни и не должна была переводиться на английский.
После завоеваний викингов и норманнов письменность английского языка была в полном беспорядке. Правил правописания как таковых не существовало, слова как только не записывались – кто как слышал и кто как хотел. Так как официальным письменным языком на протяжении трехсот лет была латынь, а в устной речи господствовал французский, никто не занимался составлением нормативов для английского вплоть до XV века.
Примеры различного написания английских слов
Формирование правописания не было логичным и не упростило письменный язык, но придало ему единую форму и облегчило использование в стране.
В 1883 году Lewis Edson Waterman преобразил историю письма. Более века Waterman играет ключевую роль в развитии отрасли современных пишущих принадлежностей. Являясь результатом долгого технического и творческого поиска, каждая новая модель отвечает самым высоким стандартам письменных принадлежностей. Техническое совершенство целого спектра Waterman дает полную свободу выбрать ту модель, которая соответствует стилю и личности. Ручки Waterman полностью гарантированы от механических повреждений из-за некачественных материалов или плохой сборки. Они будут исправлены, заменены или обменяны на новые бесплатно, при обращении в любой из филиалов компании Waterman. Идея надежной и безопасной перьевой ручки пришла в голову американскому страховому агенту Льюису Эдсону Ватерману, когда его контракт испортило протекшее перо. Это изобретение произвело революцию в истории канцелярских принадлежностей. Ватерман изучил причины неравномерности поступления воздуха и тока чернил и нашел решение, использовав принцип капиллярности: дополнительные прорези в баллоне для чернил позволили воздуху заменять собой чернила по мере их расходования. Результатом стала равномерная, постоянная подача чернил. В 1884 году Ватерман получил патент на свое изобретение и открыл мастерскую по производству безопасных ручек. Первую ручку, сделанную там, он назвал The Regular («Стабильная»). Дела пошли так хорошо, что спустя год бывший страховой агент уже открыл фабрику! В 1889 году на фабрике Ватермана была выпущена первая ручка с увеличенным пером из 14-каратного золота и новым резервуаром, собиравшим лишние чернила. В 1900 году на Всемирной Выставке успех «гения пера» был отмечен Первым призом. Именно на заводе Ватермана начался выпуск ручек, колпачок которых был оснащен зажимом, а также безопасных ручек. Такое название они получили благодаря тому, что их можно плотно закрыть и избежать протекания. Убирающееся перо при закручивании его внутрь корпуса не позволяло чернилам вытечь наружу. И именно ручка WATERMAN сыграла главную роль в окончании Первой мировой войны: в 1919 году премьер-министр Великобритании Ллойд Джордж подписал золотой ручкой WATERMAN Версальский мирный договор.
В 1940-е годы братья Джозеф (Ласло) и Георг Биро изобрели шариковую авторучку в том виде, каком мы знаем её сейчас. В 1943 г. Были изготовлены первые коммерческие образцы. Во время Второй Мировой войны правительство Великобритании приобрело патент Ласло. Шариковые ручки стали использовать штурманы в авиации и офицеры в нелегких боевых условиях. В начале технология производства стержней была дорогой. Шариковые стержни были согнуты для увеличения емкости чернил и имели «двойную длину». Технология развивалась в сторону более тонких шариков и удешевления стержней. Правда, потребовалось некоторое время, чтобы оценить свойства, заложенные в этом устройстве. Надо было расстаться с многолетней привычкой статического сжатия, почувствовать: нет сжатия – нет боли. Удерживая Ring-Pen, рука легко и свободно «бежит» по бумаге, не развивая синдром канала запястья, нет мозоли на среднем пальце. Многие компании работают над развитием своих идей и борются за право «задавать моду» в 21-м веке. Возможно, в «историческом» списке появится что-то новое. Может вскоре, а может только через века, о чем свидетельствует история. Однако эта самая ручка, какая бы она ни была, простая или сверхзолотая, и является настящим символом памяти для последующих поколений. Ею мы пишем нашу историю, ею оставляем наставления и назидания…
Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal
Из истории пишущих принадлежностей
В качестве “краски ” использовались: чернила, красная глина, тушь, лак, серебряная и золотая краски. Известны книги написанные кровью.
Р ецепт самых древних чернил не сохранился, но известно, что египтяне свои папирусы писали смесью сажи и масла. Аналогичным составом пользовались древние китайцы.
Не менее дорогими были чернила, изготовленные с применением золота и серебра. В библиотеке Упсальского университета в Швеции хранится «серебряная библия», которой более полутора тысяч лет. Она написана серебряными чернилами на красном пергаменте.
Сложная технология получения краски и высокое ее качество (окрашенные пурпуром ткани не выцветали по 200 лет) обуславливали исключительную дороговизну пурпурных красок и, соответственно, чернил. По понятным причинам широкое распространение получил совершенно иной вид чернил. Сначала это была черная краска, которая применялась и в живописи и для письма. Древнеримские художники делали чернила из плодовых косточек, виноградной лозы, мягкой древисины, сажи, древестного и костного угля. Интересно, что и до настоящего времени лучшая черная краска приготовляется из сажи, полученной при сжигании виноградных косточек.
В Хv1 веке стали известны железные чернила, сохранившие свое значение и до наших дней. Вот как их делали на Руси.
«Первое устругав зеленые корни ольховые без моху молодыя и в четвертый день положи кору в горшок и налити воды или квасу дораго или сусла яшнаго, а коры наклади полог горшок и варить в печи, и гораздо бы кипело и прело довольно бы день до вечера, и положим в горшок железены немного, и поставити горшок совсем, где бы место ни студено ни тепло, и на третий день разлейте чернила. Приготовить сосуд кукшин и в нем железа обломков старых мечи довольно или от кузнеца трести, завязав в плат впусти в горшок сусло чернильное, процедите сквозь плат и налити кукшин полон, и сосуд заткнув поставить в сокровенное место на двадцать дней. То есть скорое оное и книжное чернило».
В ХV111 веке вместо «железин» появился железный купорос, что резко повысило скорость приготовления чернил, которые на Руси стали называть «чернила добрыя».
В 1847 году профессор Рунге приготовил чернила из экстракта кампешевого (сандалового ) дерева, которое широко распространено в тропиках. Сок этого дерева содержит химическое вещество гематоксилин, которое при окислении превращается в пигмент фиолетово-черного цвета. Американский вариант чернил получил большое распространение, особенно в качестве школьных чернил. Лучшим сортом отечественных кампешевых чернил были глубоко-черные чернила «Пегас».
Еще сравнительно недавно потребность в чернилах была огромна. К примеру, в Советском Союзе в середине 80-х годов только Московский завод художественных красок выпускал в год 1млн. флаконов чернил для авторучек, а всего в стране было 80 таких заводов!
С овременные пишущие перья мало похожи на на те, которыми писали в старину. Сохранилось только название.
Перо с расщепом, напоминающее то, которое применяется и до наших дней, изобретено в Древнем Египте. Тростниковую палочку, с помощью которой писали папирусы, расщепляли. По канальцу между половинками тоненькой струйкой стекали чернила. Толщина текста регулировалась нажатием на кончик пера. Все почти также как в современном пере.
Первые письменные данные о металлических перьях относятся к Х111 и Хv1 столетиям. В критических монографиях, разбирающих происхождение рукописей Роберта Д’Артуа, говорится, что переписчик, с целью лучшей подделки почерка графа Д’Артуа, родного брата короля Людовика 1Х, употреблял «бронзовое перо».
При раскопках в Италии античного города Аоста, существовавшего за 400 лет до нашей эры, также найдено бронзовое перо. Все это свидетельствует о давнишнем существовании металлического пера, предназначенного для писания чернилами. Есть сведения о практическом употреблении металлических перьев и в Хv столетии, то есть в начале книгопечатания. В 1700 году такие перья изготавливались в Англии, в Бермингеме по заказу всех желающих неким мастером Горризоном.
Первый же патент на узаконенное производство перьев выдан в 1771 году в Голландии, о чем имеется запись в Голландской патентной книге. Известный поэт Попэ даже посвятил перу свою торжественную оду, в которой восхваляются все его чудесные качества. Но все же надо думать, что стальное перо в то время все-таки являлось скорее предметом роскоши, а не повседневным орудием, облегчающим нелегкий труд многочисленной армии переписчиков.
Лишь с 1816 года стальные перья широко входят в обыденную жизнь, после того, как агличанин Джон Митчел запатентовал конструкцию, несущую все основные черты современного пера. Только в одном Бермингеме к концу Х1Х столетия насчитывалось 13 фирм, которые ежегодно выпускали на рынок около 200 миллионов штук перьев.
И если прежде перо было единым по своему виду и изготовлению, то еще два десятилетия назад использовались ученические и канцелярские перья, чертежные и плакатные, картографические и нотные и пр. У перьев были собственные имена:»лягушка»,»солдатик», n 55, узорчатое 86-е, «рондо», «звездочка» и др.
Известны коллекционеры перьев. К примеру, житель Цюриха С. Вердер с 1978 года собирает перья. В его коллекции насчитывается 5200 перьев различных марок, разного вида и устройства, 1500 коробочек для перьев, а также 200 чернильниц.
. из истории пишущей ручки
И сторически первой пишущей ручкой, вероятно, следует считать острую палочку, с помощью которой писали глиняные книги. Во времена восковых книг для письма служила металлическая палочка- стиль, с одного конца острая, а с другого закругленная. Этим концом стирали и подправляли написанное. Тот, кто писал не аккуратно, имел плохой стиль.
Известно, что незадолго до появления стальных перьев были выпущены в продажу маленькие перышки, сделанные из гусиного пера, но вставлявшиеся в ручку. Следовательно, ручка в традиционном понимании появилась раньше стального пера, а не одновременно с ним, как можно было бы предположить.
А это устройство из двух ручек и двух чернильниц придумано задолго до появления копировальной бумаги с целью дублирования рукописей.
. из истории письменного прибора
Е ще сравнительно недавно на столах больших начальников можно было увидеть письменные приборы. Подражая им, О. Бендер, для придания респектабельного вида Черноморскому отделению Арбатовской конторы по заготовке рогов и копыт, приобрел дорогую бронзовую чернильницу в виде нескольких избушек для разного цвета чернил. Называлось это произведение «Лицом к деревне» и стоило полтораста рублей.
Во времена, когда писали гусиным пером, письменный прибор состоял чернильницы и из песочницы с воткнутым в него гусиным пером.
. из истории карандаша
Француз Жак Конте первый приготовил карандаш из смеси графитового порошка и глины. Глину примешивают для того, чтобы сделать карандаш менее ломким.
Казалось бы, что можно усовершенствовать в конструкции карандаша? Но и это устройство волновало фантазию изобретателей. Во некоторые усовершенствования.
До сих пор производят двухцветные красно-синие карандаши. Но существует патент на сдвоенный карандаш с соостным расположением двух стержней.
Изобретение. копировальной бумаги
Бюрократия порождает множество лишних бумаг, большинство из которых изготавливается даже не в одном экземпляре. Во время археологических раскопок были найдены глиняные таблички, которые содержали один и тот же текст в нескольких экземплярах. Копировали египетские и римские рабы-писари. В средние века тысячи монахов «денно и ночно» просиживали за переписыванием кодексов. Один человек за один раз мог изготовить только одну копию. И, наконец, в 1810 году в Париже состоядось изобретение, которое назвали копировальной бумагой.
. из истории пишущей машинки
И мя автора самой первой пишущей машинки неизвестно. Однако известно, что еще в 1714 году в Англии вышло королевское распоряжение, предписывающее одному из механиков лондонской водопроводной станции создать приспособление для печатания различных текстов. К сожалению, хроника умалчивает было ли выполнено это предписание. Потребовалось еще полтора столетия для того, чтобы пишущие машинки стали серийно выпускаться промышленность.
Не отставал от технического прогресса известный предприниматель и сын турецкоподданого Остап Бендер.»На базаре была куплена старая пишущая машинка «Адлер», в которой не хватало буквы «е», и ее пришлось заменить буквой «э». Поэтому первое же отношение, отправленное Остапом, в магазин канцелярских принадлежностей, звучало так:
Отпуститэ податэлю сэго курьеру т. Паниковскому для Чэрноморского отдэлэния на 150 (сто пятьдэсят) канцпринадлэжностей в крэдит на счэт Правлэния в городе Арбатове.
ПРИЛОЖЭНИЭ. Беэ приложэний.»
Вот некоторое технические особенности популярных в то время моделей.
У портативного «Банкенсдерфера-5М» было всего три ряда клавиш и перемещающаяся вдоль вала печатающая шайба с нанесенными на нее литерами. Позже эта идея была использована в пишущих машинках с шаровидной головкой.
Еще в 1889 году «Смитс и братья» выпускали почти бесшумную и очень быструю машинку, в которой литерные рычаги были закреплены на ширикоподшипниках.
Оригинальная пишущая машина была изобретена в 1870 нашим соотечественником Алисовым и по внешнему виду напоминала. шарманку. После того как первая партия этих машин была изготовлена, правительство потребовало обязательного утверждения цензурой печатаемых на них материалов. В результате машина Алисова практического применения не нашла.
А эта пишущая машинка марки «Мercedes» сохранилась в «недрах» библиотеки со времен Московского торфяного института.
Первые машинки известной марки «Башкирия» собирались в ручную в 20-е годы в Уфе бывшие беспризорники, объединенные в трудовые коммуны. Серийный выпуск советских машинок начался в 40-х годах с модели «Ленинград». Первой электрической машинкой был американский «Электроматик» выпуска 1935 г. Затем последовали «Эрики», «Оптимы», «Ятрани», которые практически повсеместно вытеснены персональными компьютерами.
В начале всеобщей компьютеризации.
Пионером применения вычислительных машин в литературном труде стал знаменитый писатель- фантаст Артур Кларк. В начале 60-х годов компанией IBM писателю была подарена ЭВМ. Речь, конечно, не идет о персональном компьютере. Машина занимала целую комнату и стоила больших денег. По словам писателя работа за терминалом в первое время не способствовала полету фантазии автора.
Когда восьмилетние мальчики из аристократических семей отправлялись на жительство в школы, что же в это время делали их сестры?
Считать и писать они учились сначала с нянями, а потом с гувернантками. По несколько часов в день, зевая и скучая, глядя с тоской в окно, они проводили в комнате, отведенной под занятия, думая о том, какая прекрасная погода для поездки верхом. В комнате ставился стол или парта для ученицы и гувернантки, шкаф с книгами, иногда черная доска. Вход в комнату для занятий часто был прямо из детской.
«Моя гувернантка, ее звали мисс Блэкберн, была очень симпатичной, но ужасно строгой! Чрезвычайно строгой! Я боялась ее как огня! Летом мои уроки начинались в шесть утра, а зимой в семь, и если я приходила позже, то платила пенни за каждые пять минут опоздания. Завтрак был в восемь утра, всегда одно и то же, миска молока с хлебом и ничего больше до того времени, как я стала подростком. Я до сих пор терпеть не могу ни того, ни другого, Не учились мы только полдня в воскресенье и целый день на именины. В классной комнате была кладовка, где хранились книги для занятий. Мисс Блэкберн клала туда же на тарелке кусок хлеба для своего ланча. Каждый раз, когда я что-то никак не могла запомнить, или не слушалась, или возражала чему-нибудь, она запирала меня в этой кладовке, где я сидела в темноте и дрожала от страха. Особенно я боялась, что туда прибежит мышка есть хлеб мисс Блэкберн. В своем заточении я оставалась до тех пор, пока, подавив рыдания, могла произнести спокойно, что теперь я хорошая. Мисс Блэкберн заставляла меня заучивать наизусть страницы истории или длинные поэмы, и если я ошибалась хоть на слово, она заставляла учить меня в два раза больше!»
Если нянек всегда обожали, то бедных гувернанток любили довольно редко. Может быть оттого, что няни выбирали свою судьбу добровольно и оставались с семьей до конца своих дней, а гувернантками всегда становились по воле обстоятельств. В эту профессию чаще всего были вынуждены идти работать образованные девушки из среднего класса, дочери безденежных профессоров и клерков, чтобы помочь разорившейся семье и заработать себе на приданое. Иногда гувернантками были вынуждены становиться и дочери аристократов, потерявших свое состояние. Для таких девушек униженность от их положения являлась преградой к тому, чтобы они могли получать хоть некоторое удовольствие от своей работы. Они были очень одиноки, и слуги всячески старались выразить им свое презрение. Чем родовитее была семья бедной гувернантки, тем хуже к ней относились.
Прислуга считала, что если женщина вынуждена работать, то она приравнена в своем положении к ним, и не желала ухаживать за ней, старательно демонстрируя свое пренебрежение. Если же бедняжка устраивалась в семью, в которой не было аристократических корней, то хозяева, подозревая, что она смотрит на них свысока и презирает за отсутствие надлежащих манер, недолюбливали ее и терпели только для того, чтобы их дочери научились держать себя в обществе.
Кроме обучения своих дочерей языкам, игре на пианино и акварельному рисунку, родители мало заботились о глубоких знаниях. Девушки много читали, но выбирали не нравоучительные книги, а любовные романы, которые потихоньку потаскивали из домашней библиотеки. Спускались в общую обеденную залу они только для ланча, где сидели за отдельным столом вместе со своей гувернанткой. Чай с выпечкой в пять часов относился наверх в комнату для занятий. После этого дети уже не получали никакой еды до следующего утра.
«Нам разрешалось намазать хлеб маслом или джемом, но никогда тем и другим, и съесть только одну порцию ватрушек или кексов, которые мы запивали большим количеством свежего молока. Когда нам исполнилось пятнадцать или шестнадцать, нам уже не хватало этого количества еды и мы постоянно ложились спать голодными. После того как мы слышали, что гувернантка прошла в свою комнату, неся поднос с большой порцией ужина, мы потихоньку босиком спускались по черной лестнице на кухню, зная, что там в это время никого нет, так как громкий разговор и смех слышались из комнаты, где ели слуги. Украдкой мы набирали, что могли и довольные возвращались в спальни».
Леди Гартврич (Бетти) была младшей сестрой леди Твендолен, которая вышла замуж за Джека Черчилля. Когда она вошла в возраст, то была приглашена на охотy довольно далеко от дома. Чтобы добраться до места, она должна была воспользоваться железной дорогой. До станции рано утром ее проводил конюх, который обязан был встретить ее здесь в тот же вечер. Далее с поклажей, составлявшей все снаряжение для охоты, она ехала в вагоне-стойле вместе с лошадью. Считалось вполне нормальным и приемлемым, что молодая девушка путешествует, сидя на соломе, со своим конем, поскольку считалось, что он будет ей защитой и забьет ногами любого, кто войдет в вагон-стойло. Однако если бы она без сопровождения находилась в пассажирском вагоне со всей публикой, среди которой могли быть мужчины, общество бы такую девушку осудило.
В колясках, запряженных маленькими пони, девочки могли одни ездить за пределы имения, навещая своих подружек. Иногда путь лежал через лес и поля. Абсолютная свобода, которой юные леди наслаждались в имениях, пропадала мгновенно, как только они попадали в город. Условности поджидали их здесь на каждом шагу. «Мне разрешали одной в темноте скакать верхом через лес и поле, но если бы я утром захотела пройтись через парк в центре Лондона, полный гуляющей публикой, чтобы встретиться со своей подругой, ко мне тут же приставили бы горничную».
В течение трех месяцев, пока родители и старшие дочери вращались в обществе, младшие на своем верхнем этаже вместе с гувернанткой твердили уроки.
Одна из известных и очень дорогих гувернанток мисс Вульф открыла в 1900 году для девочек классы, которые работали до Второй мировой войны. «Я сама посещала их, когда мне исполнилось 16, и поэтому на личном примере знаю, каким было лучшее образование для девочек в это время. Мисс Вульф до этого преподавала и лучших аристократических семьях и, в конце концов, получила в наследство достаточную сумму, чтобы купить большой дом на Южной Адлей-стрит Мэйтер. В одной его части она устроила классы для избранных девочек. Она выучила лучших леди нашего высшего света, и я могу смело сказать, что и я сама очень много выиграла от этого прекрасно организованного беспорядка в ее образовательном процессе. На три часа утром мы, девочки и девушки разных возрастов, встречались за длинным столом в нашей уютной комнате для занятий, бывшей гостиной в этом элегантном особняке XVIII века. Мисс Вульф — маленькая, хрупкая женщина в огромных очках, делавших ее похожей на стрекозу, объясняла нам предмет, который нам предстояло изучать в этот день, затем направлялась к книжным шкафам и вынимала оттуда книги для каждой из нас. В конце занятий устраивалось обсуждение, иногда мы писали сочинения на темы по истории, литературе, географии. Одна наша девочка захотела заниматься испанским языком, и мисс Вульф моментально принялась учить ее грамматике. Казалось, не было предмета, который бы она не знала! Но самый главный ее талант заключался в том, что она умела разжигать в юных головках огонь жажды познания и любопытства к изучаемым предметам. Она учила нас находить во всем интересные стороны, У нее много было знакомых мужчин, которые иногда приходили к нам в школу, и мы получали точку зрения на предмет противоположного пола».
Помимо перечисленных уроков девушки учились также танцам, музыке, рукоделию и умению держаться в обществе. Во многих школах в качестве тестирования перед приемом давалось задание пришить пуговицу или обметать петлю. Однако подобная картина наблюдалась только в Англии. Русские и немецкие девушки были гораздо более образованными (по признанию леди Гартврич) и знали прекрасно три-четыре языка, а во Франции девушки были и более изысканны в манерах поведения.
Как трудно сейчас нашему свободомыслящему поколению, практически не подвластному общественному мнению, понять, что всего лишь немногим более ста лет назад именно это мнение определяло судьбу человека, особенно девушек. Также невозможно для поколения, выросшего вне сословных и классовых границ, представить мир, в котором на каждом шагу вставали непреодолимые ограничения и преграды, Девушкам из хороших семей никогда не разрешалось оставаться наедине с мужчиной, даже на несколько минут в гостиной их собственного дома. В обществе были убеждены, что стоит мужчине оказаться наедине с девушкой, как он тут же будет ее домогаться. Таковы были условности того времени. Мужчины находились в поиске жертвы и добычи, а девушки ограждались от желавших сорвать цветок невинности.
Все викторианские мамы были сильно озабочены последним обстоятельством, и чтобы не допустить слухов о своих дочерях, которые часто распускались с целью устранения более счастливой соперницы, не отпускали их от себя и контролировали каждый их шаг. Девушки и молодые женщины к тому же находились под постоянным доглядом со стороны слуг. Горничные их будили, одевали, прислуживали за столом, утренние визиты юные леди делали в сопровождении лакея и конюха, на балах или в театре находились с мамками и свахами, а вечером, когда возвращались домой, сонные служанки раздевали их. Бедняжки практически совсем не оставались одни. Если мисс (незамужняя леди) ускользала от своей горничной, свахи, сестры и знакомых всего лишь на час, то уже делались грязные предположения о том, что что-то могло случиться. С этого момента претенденты на руку и сердце словно испарялись.
Беатриса Поттер — любимая английская детская писательница в своих мемуарах вспоминала, как однажды со своей семьей она отправилась в театр. Ей в то время было 18 лет, и она прожила в Лондоне всю свою жизнь. Однако возле Букингемского дворца, здания парламента, Стрэнда и Монумента — известных мест в центре города, мимо которых нельзя было не проехать, она ни разу не была. «Поразительно констатировать, что это было первый раз в моей жизни! — писала она в своих воспоминаниях. — Ведь если бы я могла, то с удовольствием прошлась бы здесь одна, не дожидаясь, пока кто-нибудь сможет меня сопровождать!»
А в это же время Белла Уилфер, из книги Диккенса «Наш общий друг», добиралась в одиночку через весь город от Оксфорд-стрит до тюрьмы Холлоуэн (более трех миль), по словам автора, «как будто ворона перелетает», и никто при этом не думал, что это странно. Однажды вечером она отправилась искать своего отца в центр города и была замечена только потому, что в финансовом районе на улице в то время находилось лишь несколько женщин. Странно, две девушки одного возраста, и так по-разному относились к одному вопросу: можно ли им выйти одним на улицу? Конечно, Белла Уилфер — вымышленный персонаж, а Беатриса Поттер жила на самом деле, но дело еще и в том, что существовали разные правила для разных сословий. Бедные девушки были гораздо свободнее в своих передвижениях в силу того, что некому было следить за ними и сопровождать везде, куда бы они ни направлялись. И если они работали в качестве прислуги или на фабрике, то дорогу туда и обратно они проделывали в одиночестве и никто не думал, что это неприлично. Чем выше статус женщины, тем большим количеством правил и приличий она была опутана.
Незамужняя американка, приехавшая в сопровождении тети в Англию навестить родственников, должна была по делам наследства вернуться домой. Тетя, опасавшаяся повторного долгого плавания, не поехала с ней, Когда через полгода девушка опять появилась в британском обществе, она была принята очень холодно всеми важными дамами, от которых зависело общественное мнение. После того как девушка самостоятельно проделала такой далекий путь, они не считали ее достаточно добродетельной для своего круга, предполагая, что, находясь без присмотра, она могла сделать что-то недозволенное. Замужество для молодой американки было поставлено под угрозу. К счастью, обладая гибким умом, она не стала укорять дам в несовременности взглядов и доказывать им их неправоту, а вместо этого в течение несколько месяцев демонстрировала образцовое поведение и, зарекомендовав себя в обществе с правильной стороны, обладая к тому же приятной внешностью, очень удачно вышла замуж.
Став графиней, она быстро заставила замолчать всех сплетников, все еще имевших желание обсуждать ее «темное прошлое».
Жена должна была слушаться и подчиняться мужу во всем, так же как и дети. Мужчина же должен быть сильным, решительным, деловым и справедливым, поскольку на нем лежала ответственность за всю семью. Вот пример идеальной женщины: «Было что-то необъяснимо нежное в ее образе. Я никогда не позволю себе повысить голоса или просто заговорить с ней громко и быстро, боясь испугать ее и причинить боль! Такой нежный цветок должен питаться только любовью!»
Нежность, молчание, неосведомленность о жизни были типичными чертами идеальной невесты. Если девушка много читала и, не дай бог, не пособия по этикету, не религиозную или классическую литературу, не биографии известных художников и музыкантов или другие приличные издания, если у нее в руках видели книгу Дарвина «О происхождении видов» или подобные научные произведения, то это выглядело так же плохо в глазах общества, как если бы она была замечена в чтении французского романа. Ведь умная жена, начитавшись подобной «гадости», стала бы высказывать мужу идеи, и он не только бы чувствовал себя глупее ее, но и не смог бы держать ее в узде. Вот как пишет об этом незамужняя девушка Молли Хагес из бедной семьи, которая сама должна была зарабатывать себе на жизнь. Будучи шляпной модисткой и потеряв свое дело, она отправилась в Корнуолл к своей кузине, которая побаивалась ее, считая современной. «Через некоторое время кузина отвесила мне комплимент: «Они сказали нам, что вы умны. А вы совсем нет!»»
На языке XIX века это означало, что, оказывается, вы достойная девушка, с которой я с удовольствием подружусь. Тем более что высказано оно было девушкой из глубинки девушке, что приехала из столицы — рассадницы порока. Эти слова кузины навели Молли на мысль, как она должна была себя вести: «Я должна скрывать факт, что получила образование и работала сама, а еще больше прятать свой интерес к книгам, картинам и политике. Вскоре со всей душой я отдалась сплетням о любовных романах и «до какой степени некоторые девушки могут дойти» — любимая тема местного общества. В то же время я нашла вполне удобным для себя казаться несколько странной. Это не считалось пороком или недостатком. Знание — вот что я должна была прятать от всех!»
Уже упоминаемая девушка из Америки Сара Дункан заметила горько: «В Англии незамужняя девушка моих лет не должна много говорить. Было довольно трудно для меня это принять, но позднее я поняла, и чем дело. Свои мнения нужно держать при себе.Я стала говорить редко, мало и нашла, что лучшая тема, которая устраивает всех, — это зоопарк. Никто не осудит меня, если я говорю о животных».
Также прекрасная тема для разговора — опера. Очень популярной в это время считалась опера «Гильберт и Силливан». В произведении Гиссинга под названием «Женщины в разброде» герой навестил подругу эмансипированной женщины:
«— Что, эта новая опера «Шильберг и Силливан» действительно так хороша? — спросил он ее.
— Очень! Вы что, действительно еще не видели?
— Нет! Мне, право, стыдно в этом признаться!
— Сегодня же вечером идите. Если, конечно, вам достанется свободное место. Какую часть театра вы предпочитаете?
— Я бедный человек, как вам известно. Я должен удовлетвориться дешевым местом».
Еще несколько вопросов и ответов — типичная смесь банальности и напряженной дерзости, и герой, всматриваясь в лицо собеседницы, не удержался от улыбки. «Неправда ли, наш разговор был бы одобрен за традиционным чаем в пять часов. Точно такой же диалог я слышал вчера в гостиной!»
Подобное общение с разговорами ни о чем кого-то приводило в отчаяние, но большинство было вполне счастливо.
До 17—18 лет девушки считались невидимками. Они присутствовали на вечеринках, но не имели права слова сказать, пока к ним кто-нибудь не обращался. Да и тогда их ответы должны быть очень краткими. В них как бы закладывалось понимание, что девушку заметили только из вежливости. Родители продолжали одевать дочерей в похожие простые платья, чтобы они не привлекали к себе внимания женихов, предназначавшихся для их старших сестер. Никто не смел перепрыгнуть свою очередь, как это случилось с младшей сестрой Элизы Беннет в романе Джейн Остин «Гордость и предубеждение». Когда же наконец наступал их час, все внимание разом обращалось на распустившийся цветок, родители одевали девушку во все лучшее, чтобы она заняла достойное место среди первых невест страны и смогла привлечь внимание выгодных женихов.
Каждая девушка, вступая в свет, испытывала страшное волнение! Ведь с этого момента она становилась заметной. Она больше не была ребенком, которого, погладив по головке, отсылали из залы, где находились взрослые. Теоретически она была подготовлена к этому, но практически у нее не было ни малейшего опыта, как вести себя в подобной ситуации. Ведь в это время идеи вечеров для молодежи не существовало вовсе, так же как и развлечений для детей. Балы и приемы давались для знати, для королевских особ, для гостей родителей, и молодым разрешалось всего лишь присутствовать на этих мероприятиях.
Многие девушки стремились замуж только из-за того, что они считали худшим из зол собственную мать, говорящую, что некрасиво сидеть, положив ногу на ногу. Они на самом деле не имели никакого понятия о жизни, и это считалось их большим достоинством. Опытность рассматривалась как дурной тон и почти приравнивалась к дурной репутации. Ни один мужчина не хотел бы жениться на девушке со смелым, как считалось, дерзким взглядом на жизнь. Невинность и скромность — вот черты, которые высоко ценились в юных девах викторианцами. Даже цвета их платьев, когда они отправлялись на бал, были удивительно однообразны — разные оттенки белого (символа невинности). До замужества они не носили украшений и не могли надевать яркие платья.
Какой контраст с эффектными дамами, одевавшимися в лучшие наряды, выезжавшими в лучших экипажах, весело и раскованно принимавшими гостей в богато обставленных домах. Когда матери выходили на улицу вместе со своими дочерьми, то, во избежание объяснений кто эти красивые дамы, заставляли девушек отворачиваться. Об этой «тайной» стороне жизни юная леди не должна была знать ничего. Тем большим ударом было для нее, когда после замужества она обнаруживала, что неинтересна своему супругу и он предпочитает проводить время в обществе подобных кокоток. Вот как описывает их журналист «Дейли Телеграф»:
«Я засмотрелся сильфидами, когда они летели или плыли в своих восхитительных костюмах для выездов и опьяняюще прекрасных шляпках, некоторые в бобровых охотничьих с развевающимися вуалями, другие в кокетливых кавалерских с зелеными перьями. И пока эта великолепная кавалькада проезжала мимо, озорник ветер слегка приподнял их юбочки, обнажая маленькие, облегавшие ножку сапожки, с военным каблучком, или обтягивающие брючки для верховой езды».
Сколько волнения при виде одетых ножек, гораздо более, чем теперь при виде раздетых!
Не только весь строй жизни был построен так, чтобы блюсти нравственность, но и одежда являлась неизбежной преградой на пути порока, ведь на девушке было надето до пятнадцати слоев нижних сорочек, юбок, лифов и корсетов, избавиться от которых она не могла без помощи горничной. Даже если предположить, что ее кавалер был искушен в женском белье и мог ей помочь, то большая часть свидания ушла бы на избавление от одежды и затем натягивание ее вновь. При этом опытный глаз горничной мгновенно увидел бы неполадки в нижних юбках и сорочках, и секрет все равно был бы раскрыт.
Месяцы, а то и годы проходили в викторианское время между зарождением симпатии друг к другу, начинавшейся с подрагивания ресниц, робких взглядов, чуть дольше задержавшихся на предмете интереса, вздохов, легкого румянца, частого сердцебиения, волнения в груди, и решающим объяснением. С этого момента все зависело от того, нравился ли претендент на руку и сердце родителям девушки. Если нет, то ей старались подобрать другого кандидата, отвечающего основным критериям того времени: титул, респектабельность (или мнение общества) и деньги. Заинтересовав будущего избранника дочери, который мог быть старше ее в несколько раз и вызывать омерзение, родители успокаивали ее тем, что стерпится-слюбится. В такой ситуации привлекала возможность быстро овдоветь, особенно если супруг оставлял завещание в ее пользу.
Если девушка не выходила замуж и жила с родителями, то чаще всего она являлась пленницей в собственном доме, где к ней продолжали относиться как к несовершеннолетней, не имевшей собственного мнения и желаний. После смерти отца и матери, наследство чаще всего оставлялось старшему брату, и она, не имея средств к существованию, переезжала жить в его семью, где всегда ставилась на последнее место. Слуги обносили ее за столом, жена брата ею командовала, и опять она оказывалась в полной зависимости. Если не было братьев, то девушка, после того как родители оставляли этот мир, переезжала в семью сестры, потому что считалось, что незамужняя девушка, даже если она взрослая, не способна сама о себе позаботиться. Там было еще хуже, так как в этом случае ее судьбу решал деверь, то есть чужой человек. При выходе замуж женщина переставала быть хозяйкой собственных денег, которые отдавались за нее в приданое. Муж мог пропить их, прогулять, проиграть или подарить любовнице, и жена даже не могла его упрекнуть, так как это бы осудили в обществе. Конечно, ей могло повезти, и ее любимый муж мог быть удачливым в делах и считаться с ее мнением, тогда жизнь действительно проходила в счастье и покое. Но если же он оказывался тираном и самодуром, то оставалось только ждать его смерти и бояться одновременно остаться без денег и крыши над головой.
Чтобы заполучить нужного жениха, не стеснялись никаких средств. Вот сценка из популярной пьесы, которую лорд Эрнест сам написал и часто ставил в домашнем театре:
«Богатый дом в имении, где Хильда, сидя в собственной спальне перед зеркалом, причесывает свои волосы после события, произошедшего во время игры в прятки. Входит ее мать Леди Драгон.
Леди Драгой. Ну и наделала же ты дел, дорогая!
Хильда. Каких дел, мама?
Леди Драгон (насмешливо). Каких дел! Просидеть всю ночь с мужчиной в шкафу и не заставить его сделать предложение!
Хильда, Совсем не всю ночь, а всего лишь недолго до ужина.
Леди Драгон. Это одно и то же!
Хильда. Ну что я могла сделать, мама?
Леди Драгон. Не притворяйся дурой! Тысячу вещей ты могла бы сделать! Он тебя целовал?
Леди Драгон. И ты просто сидела как идиотка и позволяла в течение часа себя целовать?
Хильда (рыдая). Ну, ты же сама говорила, что я не должна противиться лорду Пати. И если он захочет поцеловать меня, то я должна позволить.
Леди Драгон. Ты действительно настоящая дура! А что же ты не закричала, когда князь нашел вас двоих в его гардеробе?
Хильда. А почему я должна была закричать?
Леди Драгон. У тебя совсем нет мозгов! Ты разве не знаешь, что как только ты услышала звук шагов, ты должна была крикнуть: «Помогите! Помогите! Уберите руки от меня, сэр!» Или что-нибудь подобное. Тогда бы он был вынужден на тебе жениться!
Хильда. Мама, но ты никогда мне об этом не говорила!
Леди Драгон. Боже! Ну, это же так естественно! Ты должна была сама догадаться! Как я теперь объясню отцу. Ну, хорошо. Бесполезно говорить с безмозглой курицей!
Входит горничная с запиской на подносе.
Горничная. Моя леди, письмо для мисс Хильды!
Хильда (прочитав записку). Мама! Это лорд Пати! Он просит меня выйти за него замуж!
Леди Драгой (целуя дочь). Моя дорогая, дорогая девочка! Ты не представляешь, как я счастлива! Я всегда говорила, что ты у меня умница!»
В приведенном отрывке показано еще одно противоречие своего времени. Леди Драгон не увидела ничегo предосудительного в том, что дочь, вопреки всем Нормам поведения, целый час находится наедине с мужчиной! Да еще и в шкафу! А все это потому, что они играли в очень распространенную домашнюю игру «прятки», где правилами не только разрешалось, но и предписывалось разбегаться, разбившись на пары, так как девушки могли испугаться темных комнат, освещенных лишь масляными лампами и свечами. Прятаться при этом разрешалось где угодно, даже в шкафу хозяина, как было в приведенном случае.
С началом сезона в свете происходило оживление, и если девушка не нашла себе мужа в прошлом году, ее взволнованная мамаша могла сменить сваху и начать охоту за женихами сызнова. При этом возраст свахи не имел значения. Иногда она была даже моложе и игривее, чем сокровище, которое предлагала и в то же время тщательно оберегала. Удаляться в зимний сад разрешалось только с целью предложения руки и сердца.
Если девушка во время танцев исчезала на 10 минут, то в глазах общества она уже заметно теряла свою ценность, поэтому сваха во время бала неотступно вертела головой во все стороны, чтобы ее подопечная оставалась в поле зрения. Девушки во время танцев сидели на хорошо освещенном диванчике или в ряд поставленных стульях, и молодые люди подходили к ним, чтобы записаться в бальную книжечку на определенный номер танца.
Два танца подряд с одним и тем же кавалером обращали на себя внимание всех, и свахи начинали шептаться о помолвке. Три подряд было позволено только принцу Альберту и королеве Виктории.
И уж конечно же было совершенно неприемлемым для дам делать визиты к джентльмену, за исключением очень важных дел. То и дело в английской литературе того времени приводятся примеры: «Она постучала нервно и тут же пожалела об этом и осмотрелась, боясь увидеть подозрительность или насмешку у проходивших добропорядочных матрон. У нее были сомнения, ведь не следует одинокой девушке посещать одинокого мужчину. Она взяла себя в руки, распрямилась и постучала снова уже увереннее. Джентльмен был ее управляющим, и ей действительно надо было срочно переговорить с ним».
Однако все условности заканчивались там, где царила бедность. Какой надзор мог быть за девушками, вынужденными зарабатывать на кусок хлеба. Разве кто-то думал о том, что они одни ходили по темным улицам, разыскивая напившегося отца, а на службе также никого не заботило то, что служанка оставалась одна в комнате с хозяином. Нравственные нормы для низшего класса были совсем иными, хотя и здесь главным считалось то, чтобы девушка сама о себе позаботилась и не перешла последней черты.
Родившиеся в бедных семьях работали до изнеможения и не могли противиться, когда, к примеру, владелец магазина, в котором они служили, склонял их к сожительству. Не могли отказать, зная даже, какая участь постигла многих других, работавших ранее на том же месте. Зависимость была страшная. Отказав, девушка лишалась места и была обречена потратить долгие недели, а то и месяцы в поисках нового. А если последние деньги заплачены за жилье, значит, ей нечего было есть, она в любой момент могла упасть в голодный обморок, но торопилась найти работу, иначе можно было лишиться и крыши над головой.
А представьте, если при этом она должна была кормить престарелых родителей и маленьких сестер! Ей не оставалось ничего иного, кроме как принести себя в жертву ради них! Для многих бедных девушек это могло бы быть выходом из нищеты, если бы не рождавшиеся вне брака дети, которые меняли все в их положении. При малейшем намеке на беременность любовник оставлял их, порой без всяких средств к существованию. Даже если он и помогал какое-то время, все равно деньги кончались очень быстро, и родители, ранее поощрявшие дочь, чтобы с помощью заработанных таким путем средств кормить всю семью, теперь, не получая больше денег, позорили ее ежедневно и осыпали проклятиями. Все гостинцы, которые она получила до этого от богатого любовника, проедались. Позор и унижение ожидали ее на каждом шагу. Устроиться на работу беременной женщине было невозможно — значит, она оседала лишним ртом на шее и так бедной семьи, а после рождения ребенка оставались постоянные заботы, кто будет смотреть за ним, пока она находится на работе.
И все равно, даже зная все обстоятельства, перед искушением хоть на некоторое время скрыться от угнетавшей нищеты, приоткрыть занавеску в совсем другой радостный, нарядный мир, пройти по улице в сногсшибательных по своей красоте и дороговизне нарядах и посмотреть свысока на людей, от которых столько лет зависела работа, а значит и жизнь, устоять было почти невозможно! В какой-то мере это был их шанс, о котором они бы жалели в любом случае, приняв его или отвергнув.
Статистика была неумолима. На каждую бывшую продавщицу из магазина, гордо выхаживавшую в дорогих нарядах на квартиру которую снимал для нее любовник, приходились сотни, чья жизнь была сломана по той же причине. Мужчина мог лгать о своем статусе, или запугивать, или подкупать, или брать силой, мало ли путей, которыми можно сломать сопротивление. Но, добившись своего, он чаще всего оставался равнодушен к тому, что случится с бедной девушкой, которая ему обязательно надоест. Сможет ли бедняжка устроить свою жизнь? Как она оправится от позора, обрушившегося на нее? Умрет ли она от горя и унижения или сумеет выжить? Что будет с их общим ребенком? Бывший возлюбленный, виновник ее позора, теперь сторонился несчастной и, как бы боясь испачкаться, отворачивался в сторону, давая понять, что не может быть ничего общего между ним и этой грязной девкой. Она к тому же может быть еще и воровка! Извозчик, трогай!»
Еще хуже было положение бедного незаконнорожденного дитяти. Даже если отец оказывал материальную помощь до его совершеннолетия, то и тогда каждую минуту своей жизни он чувствовал, что его появления на свет не хотели и что он не такой, как другие. Еще не понимая слова незаконнорожденный, он уже знал, что оно имеет постыдное значение, и всю жизнь не мог отмыться от грязи.
Текст Татьяны Диттрич (из книги «Повседневная жизнь викторианской Англии».
masterok