Что значит пушкин наше все
Пушкин — наше все / Pushkin Is Our Everything
Что делает Пушкина средоточием «русской ментальности»? Этот вопрос не дает покоя думающим людям не только в России. В Лондоне, в день 215-й годовщины со дня рождения Поэта, американский режиссер М. Бекльхаймер представил новую документальную ленту «Пушкин – наше все».
Проходят столетия, но имя Пушкина все так же значимо для мировой культуры. Изученная до дня и часа жизнь, тома исследований литературного богатства, воспоминания современников не проливают свет на феномен Пушкина — «первого нашего поэта, прозаика, историка, гражданина, любовника и друга», того, о ком сказано: Пушкин — наше все.
Филологи, литераторы, кинематографисты и просто неравнодушные люди не оставляют стараний проникнуть в суть загадочной фразы Аполлона Григорьева и расшифровать, наконец, «культурный геном», который с первыми стихотворными строчками «У Лукоморья…» встраивается в нашу ментальность: «Пушкин — наше все».
Документальная лента американского режиссера Майкла Бекльхаймера (Michael Beckelhimer) с таким названием была впервые показана в лондонском Пушкинском Доме 6 июня 2014 года в честь дня рождения Александра Сергеевича Пушкина и Дня Русского Языка. Режиссер попытался ответить на вопрос, почему поэт, погибший на дуэли в 1837 году, остается и по сей день самым читаемым автором в России. «Сейчас Пушкин нужен России как никогда», — считает один из героев фильма.
Вырванные из контекста, слова А. Григорьева могут показаться спорными. Почему именно Пушкин — наше все, а не Лермонтов или, к примеру, Толстой? Отчего имя Пушкина неизменно первым возникает в сознании обобщающим символом русской поэзии, русского языка, русского миропонимания? Почему цитаты из произведений Первого поэта России настолько вошли в живую речь, что авторства их мы уже не осознаем? Почему же именно Пушкин — это наше все?
Прежде чем ответить на эти вопросы, прочтем высказывание А. Григорьева полностью: «Пушкин — наше все: Пушкин представитель всего нашего душевного, особенного, такого, что останется нашим душевным, особенным после всех столкновений с чужими, с другими мирами. Пушкин — пока единственный полный очерк нашей народной личности, самородок, принимавший в себя… все то, что принять следует, отстранивший все, что отстранить следует, полный и цельный… образ народной нашей сущности. Сфера душевных сочувствий Пушкина не исключает ничего до него бывшего и ничего, что после него было и будет правильного и органически — нашего. Вообще же не только в мире художественных, но и в мире общественных и нравственных наших сочувствий — Пушкин есть первый и полный представитель нашей физиономии». Действительно, он — наше все.
Каждый читающий эти строки наверняка услышит в них отголосок собственных ощущений. На уровне субъективных чувств так и есть. Но существует ли объективная закономерность? В чем причина и каков механизм созвучия творчества одного человека с мироощущением народа? Юрий Бурлан на тренинге «Системно-векторная психология» впервые объясняет феномен Пушкина на уровне психического бессознательного. Системно исследуя векторальную матрицу российской ментальности и структуру психической организации поэта А. С. Пушкина, можно с уверенностью сказать: уретрально-звуковой Пушкин всей своей «вольностью святой» был обречен на роль вождя российской словесности, «властителя дум», по его же определению.
Провидение рукоположило его быть образцом для передачи во времени лучших качеств российской ментальности: свободолюбия, бесстрашия, легкой отдачи собственной жизни во имя высшей цели, милости к падшим, вечного и бесконечного духовного поиска. Пушкин на самом деле достоин того, чтобы о нем сказали, что он — наше все.
Творчество и жизнь Пушкина неразделимы. Поэт письменным Словом творил новую реальность, гениально реформируя русский литературный язык своими чудесными строфами. Уже в Лицее к нему, 17-летнему, как волхвы на поклонение, приезжали именитые поэты: Жуковский, Вяземский, Батюшков. Усмотрев в беспокойном юноше будущее солнце русской поэзии, пииты взяли его под свое крыло. Жуковский так и остался на всю жизнь «побежденным учителем», а по сути, заступником перед царем и спасителем Поэта от него же самого — бескомпромиссного, скорого на гнев и не желающего быть шутом при государе.
Современный русский язык в привычном нам виде немыслим без тектонического сдвига, совершенного Пушкиным. «Руслан и Людмила», «Борис Годунов», «Евгений Онегин» явились провозвестниками нового литературного русского языка. До Пушкина так не писали. Не смели, например, назвать ногу ножкой, а он посмел. Посмел нарушить границы дозволенного и установить свои правила игры на русском литературном поле, обозначив все темы и идеи последующего развития отечественной словесности.
Что Пушкин сделал для нас? Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь и знаем, что Кощей над златом чахнет — такова его доля в наших лесостепях; что колдун, случается, несет богатыря, но недолго; что нельзя стяжать благ материальных — окажешься у разбитого корыта; что народ безмолвствует, а потом как грянет бой, Полтавский бой, и ура! мы ломим, гнутся шведы… Мы думаем языком, который подарен нам Пушкиным, в самом прямом смысле этого слова. Не случайно с 2011 года День русского языка отмечается 6 июня, в день рождения поэта. Философ И. Ильин писал: «Не для того сходимся мы, чтобы вспомнить или «помянуть» Пушкина так, как если бы бывали времена забвения или утраты. Но для того, чтобы засвидетельствовать и себе, и ему, что все, что он создал прекрасного, вошло в самую сущность русской души и живет в каждом из нас; что мы неотрывны от него так, как он неотрывен от России; что мы проверяем себя его видением и его суждениями; что мы по нему учимся видеть Россию, постигать ее сущность и ее судьбы; что мы бываем счастливы, когда можем подумать его мыслями и выразить свои чувства его словами; что его творения стали лучшей школой русского художества и русского духа; что вещие слова «Пушкин — наше все» верны и ныне и не угаснут в круговращении времен и событий. »
Правнук эфиопа, написавший первые стихи по-французски, уретрально-звуковой Пушкин всем своим душевным устройством оказался русским. Не владея в юности как следует русским языком, этот «француз» сделал русскую литературу способом выживания миллионов русских, а русский язык — мощнейшим средством освоения многоязыких просторов Империи.
Игрок и острослов, дуэлянт и кутила, франт и любовник всех хорошеньких женщин, Пушкин неизмеримо больше, чем все, написанное о нем. Он определил развитиене только литературы, не только языка — все это лишь следствия главного. Создатель энциклопедии русской жизни на века заклеймил коллективное бессознательное России своей знаменитой печаткой-талисманом. По этому клейму, по этой печати мы опознаем своих, независимо от национальности, расы и страны проживания. А. С. Пушкинъ — это и пароль, которым мы отзываемся друг другу во тьме безвременья, и победный клич на вершине успеха: Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!
Пушкин — наше все. Он сосредоточил в себе главные, лучшие, решающие свойства российской ментальности. Как Ноев ковчег, творчество Пушкина вобрало в себя все, что необходимо сохранить в любой катастрофе. Чтобы выжить — во что бы то ни стало — и остаться собой.
Что значит пушкин наше все
Мысль о том, что «Пушкин — наше всё», была высказана в 1859 году Аполлоном Григорьевым и до сих пор остается до конца не распознанной. Аполлон Григорьев, русский писатель и оригинальный мыслитель, считал, что поэты — «глашатаи великих истин и великих тайн жизни», и видел в Пушкине воплощение всего самобытного, особенного, что есть в русском народе, что отличает его сознание и даже образ жизни от представителей других миров.
Как древние греки узнавали себя в «Илиаде» и «Одиссее» Гомера, немцы — в сочинениях Иоганна Вольфганга Гете, французы — у Виктора Гюго, так русский человек находит себя в пушкинских героях — нередко в идеальном облике. Как заметил Николай Гоголь, Пушкин — «русский человек в своем развитии», «в нем русская природа, русская душа, русский язык, русский характер отразились в такой же чистоте, в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла».
Со временем Пушкин разошелся на цитаты, был принят в бытовой обиход. Его мысль пронизывает сознание представителей самых разных социальных групп и профессий. У деревенского мальчишки или студента, профессора истории или философии, лингвиста, писателя — у каждого свой Пушкин: кому-то интересны его сказки, кто-то наслаждается его лирикой или ясностью мысли, высказанной в прозе. Но одновременно он и один на всех. Почему?
Возможно, потому, что творчество Пушкина и его жизнь пришлись на время формирования отечественной культуры Нового времени, когда определились ее язык и ее будущность. Именно Пушкину предстояло завершить формирование литературного языка, начатое его предшественниками в XVIII веке. Как писал Иван Тургенев, «ему [Александру Пушкину] одному пришлось исполнить две работы, в других странах разделенные целым столетием и более, а именно: установить язык и создать литературу».
Культура живет национальной памятью и вечно возобновляемым потоком традиции. В этом смысле Пушкин, с которым наша культура уже почти два века состоит в своеобразном диалоге, неизменно предстает в ней желанным собеседником, хотя не всегда обе стороны выступали как равноправные в этом диалоге.
В течение нескольких десятилетий после смерти Александра Пушкина в 1837 году многим казалось, что историческая роль поэта исчерпана и его следует отнести к разряду завершенных — классических — явлений литературы. Поэт Владислав Ходасевич позднее назвал это время «первым затмением пушкинского солнца». Критики утверждали тогда, что пушкинское творчество — значимая, но перевернутая страница истории, а Аполлон Григорьев, напротив, призывал присмотреться к Пушкину как к выразителю народной души.
Бурные 1860-е годы поставили перед поэзией новые общественные задачи, и уже поэт новой эпохи Николай Некрасов объявил Пушкина «собратом по борьбе за свободное слово». Следом разгорелся жаркий спор западников и славянофилов, в котором Пушкина представляли то носителем европейской культуры, то хранителем «русского духа», преодолевшим «иноземные влияния». Постепенно на передний план общественного сознания выступила «литература совести», устремленная к идеалу, взыскующая в слове писателя утешения и надежды. И вновь внимание общества обратилось к Пушкину — к тому, кто наиболее последовательно и определенно выразил этот нравственный идеал. В пространстве культуры станут эталонными и жизнь, и судьба, и слово поэта: «Оставь герою сердце! Что он будет без него? Тиран!»
Мог ли предвидеть Аполлон Григорьев, что в начале XX века перед лицом неминуемой гибели, краха старого мира поэты условятся перекликаться («аукаться») именем Пушкина «в надвигающемся мраке»? Мог ли представить Владислав Ходасевич, который и предложил в 1921 году отыскивать единомышленников, «своих», через отношение к Пушкину, что в лютые блокадные дни 1942 года в Ленинграде у дома на Мойке, 12, сойдутся несколько человек, чтобы 10 февраля отметить годовщину смерти Пушкина, и что единственно произнесенные тогда слова «Красуйся, град Петров, и стой / Неколебимо как Россия. », приобретут новый, всепобеждающий смысл?
Нет в нашей истории другого поэта, с которым общественное сознание так легко продолжало бы давно начатый разговор «по душам», так живо «аукалось». Причина тому не только в гениальности Пушкина–художника и мыслителя, но в гармоничной цельности его миросозерцания. Кажется, что его тексты содержат естественный отклик и точные ответы едва ли не на все вопросы, встающие перед человеком со дня его рождения до смерти. Пушкин для русского сознания — это и «смутное влеченье чего-то жаждущей души», и «сказка ложь, да в ней намек», и иронично-мудрое «чорт догадал меня родиться в России с душою и талантом», но также и сердечное «веленью Божию, о Муза, будь послушна!» и пронзительное «я жить хочу, чтоб мыслить и страдать»!
Мысль о том, что «Пушкин — наше всё», была высказана в 1859 году Аполлоном Григорьевым и до сих пор остается до конца не распознанной. Аполлон Григорьев, русский писатель и оригинальный мыслитель, считал, что поэты — «глашатаи великих истин и великих тайн жизни», и видел в Пушкине воплощение всего самобытного, особенного, что есть в русском народе, что отличает его сознание и даже образ жизни от представителей других миров.
Как древние греки узнавали себя в «Илиаде» и «Одиссее» Гомера, немцы — в сочинениях Иоганна Вольфганга Гете, французы — у Виктора Гюго, так русский человек находит себя в пушкинских героях — нередко в идеальном облике. Как заметил Николай Гоголь, Пушкин — «русский человек в своем развитии», «в нем русская природа, русская душа, русский язык, русский характер отразились в такой же чистоте, в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла».
Со временем Пушкин разошелся на цитаты, был принят в бытовой обиход. Его мысль пронизывает сознание представителей самых разных социальных групп и профессий. У деревенского мальчишки или студента, профессора истории или философии, лингвиста, писателя — у каждого свой Пушкин: кому-то интересны его сказки, кто-то наслаждается его лирикой или ясностью мысли, высказанной в прозе. Но одновременно он и один на всех. Почему?
Возможно, потому, что творчество Пушкина и его жизнь пришлись на время формирования отечественной культуры Нового времени, когда определились ее язык и ее будущность. Именно Пушкину предстояло завершить формирование литературного языка, начатое его предшественниками в XVIII веке. Как писал Иван Тургенев, «ему [Александру Пушкину] одному пришлось исполнить две работы, в других странах разделенные целым столетием и более, а именно: установить язык и создать литературу».
Культура живет национальной памятью и вечно возобновляемым потоком традиции. В этом смысле Пушкин, с которым наша культура уже почти два века состоит в своеобразном диалоге, неизменно предстает в ней желанным собеседником, хотя не всегда обе стороны выступали как равноправные в этом диалоге.
В течение нескольких десятилетий после смерти Александра Пушкина в 1837 году многим казалось, что историческая роль поэта исчерпана и его следует отнести к разряду завершенных — классических — явлений литературы. Поэт Владислав Ходасевич позднее назвал это время «первым затмением пушкинского солнца». Критики утверждали тогда, что пушкинское творчество — значимая, но перевернутая страница истории, а Аполлон Григорьев, напротив, призывал присмотреться к Пушкину как к выразителю народной души.
Бурные 1860-е годы поставили перед поэзией новые общественные задачи, и уже поэт новой эпохи Николай Некрасов объявил Пушкина «собратом по борьбе за свободное слово». Следом разгорелся жаркий спор западников и славянофилов, в котором Пушкина представляли то носителем европейской культуры, то хранителем «русского духа», преодолевшим «иноземные влияния». Постепенно на передний план общественного сознания выступила «литература совести», устремленная к идеалу, взыскующая в слове писателя утешения и надежды. И вновь внимание общества обратилось к Пушкину — к тому, кто наиболее последовательно и определенно выразил этот нравственный идеал. В пространстве культуры станут эталонными и жизнь, и судьба, и слово поэта: «Оставь герою сердце! Что он будет без него? Тиран!»
Мог ли предвидеть Аполлон Григорьев, что в начале XX века перед лицом неминуемой гибели, краха старого мира поэты условятся перекликаться («аукаться») именем Пушкина «в надвигающемся мраке»? Мог ли представить Владислав Ходасевич, который и предложил в 1921 году отыскивать единомышленников, «своих», через отношение к Пушкину, что в лютые блокадные дни 1942 года в Ленинграде у дома на Мойке, 12, сойдутся несколько человек, чтобы 10 февраля отметить годовщину смерти Пушкина, и что единственно произнесенные тогда слова «Красуйся, град Петров, и стой / Неколебимо как Россия. », приобретут новый, всепобеждающий смысл?
Нет в нашей истории другого поэта, с которым общественное сознание так легко продолжало бы давно начатый разговор «по душам», так живо «аукалось». Причина тому не только в гениальности Пушкина–художника и мыслителя, но в гармоничной цельности его миросозерцания. Кажется, что его тексты содержат естественный отклик и точные ответы едва ли не на все вопросы, встающие перед человеком со дня его рождения до смерти. Пушкин для русского сознания — это и «смутное влеченье чего-то жаждущей души», и «сказка ложь, да в ней намек», и иронично-мудрое «чорт догадал меня родиться в России с душою и талантом», но также и сердечное «веленью Божию, о Муза, будь послушна!» и пронзительное «я жить хочу, чтоб мыслить и страдать»!
Пророки в своём Отечестве: Пушкин в семье русских прорицателей.
Давно уже стала привычной фраза: «Пушкин – наше всё!». Её повторяют многие, хотя далеко не все знают, кто и по какому поводу заявил об этом с предельной точностью. А сделал это в 1859 году, спустя 12 лет после гибели Александра Сергеевича Пушкина, русский поэт, мемуарист и мыслитель Аполлон Александрович Григорьев (1822-1864), известный идеолог почвенничества. Он утверждал, что поэты вообще – «глашатаи великих истин и великих тайн жизни», а Пушкин, по его мнению, – первейший из них.
Аполлон Григорьев ещё не произносил с той же определённостью другой, часто употребляемой ныне фразы: «Пушкин – пророк». Но не вытекает ли это из всего того, что сказано поэтом и мыслителем? Разве нельзя назвать глашатаями великих истин и тайн жизни, скажем, таких великих современников Пушкина, как святой преподобный Серафим Саровский или вещий Авель-прорицатель. Правда они родились значительно раньше, нежели Пушкин – святой преподобный Серафим Саровский (в миру Прохор Мошнин) – в 1754 году, а преподобный Авель-прорицатель (в миру Василий Васильев) – в 1757 году. Но ушли из жизни примерно в одно и то же время с великим поэтом – Серафим Саровский в 1833 году, а вещий Авель в 1841-м. Пушкин был убит в 1837 году. То есть всю вторую половину своих жизней и Серафим Саровский, и Авель дышали одним с Пушкиным воздухом и переживали одни и те же события в истории страны. И пророчествовали они, так же, как и Пушкин, о временах грядущих, предрекая России славу великую. «Россия расцветёт, аки крин небесный», – предвидел Авель; Россия «сольётся в одно целое с прочими землями славянскими и составит громадный народный океан, пред которым будут в страхе прочие племена земные», – говорил Серафим Саровский. И всё это касалось далёкого ещё, как для них, так и для Пушкина, будущего, о котором Александр Сергеевич заявлял, что двадцать первый век будет «веком сияния Руси».
Принято считать, что великим старцам будущее открыто Всевышним за их высочайшую духовность, за их подвижнический образ жизни, за их твёрдую веру и нелицемерное служение Богу. Но можно ли причислить Пушкина к людям такого сорта, можно ли причислить его к таковым радетелям веры, каковыми были святые старцы? Едва ли! Он был, как представляется по всем тем фактам, которые известны нам, внешне – только внешне, для непосвящённых – обычным мирянином, просто наделённым необыкновенным поэтическим даром, даром литератора, драматурга, сказителя. Но только ли?
Я упомянул о схожести пророчеств о будущем России, сделанных Серафимом Саровским и Авелем с теми предсказаниями, которые оставил нам Пушкин. Но святые старцы просто сообщали нам то, что открыто им о будущем, предлагая принять это за истину в последней инстанции. И мы приняли, потому что верим в святость подвижников. Мы приняли, хотя современники Пушкина, если и приняли, то далеко не все, а большинство отвергло и то, что говорил русский гений и то, о что предрекали духовные пророки. Именно потому и трагические события первой четверти двадцатого века показались для многих неожиданными, труднообъяснимыми, а практически для всех – кровавыми. А ведь они были предсказаны с точностью до года и вещим Авелем, и Серафимом Саровским. Недаром император Николай II, по свидетельству современников, говорил в труднейшие и опаснейшие минуты: «До восемнадцатого года я ничего не боюсь!». Предсказал революционный переход тех времён и Пушкин, о чём мы ещё поговорим в книге.
Пушкин оставил предсказания, основанные на очень точных математических расчётах. В этих предсказаниях подробно объяснены причины тех или иных событий, как, например, сделано это в уникальной таблице «Россия – не Европа», о которой мы поговорим подробно.
Мало того, Пушкин зашифровал многие свои пророчества в произведениях, оставив ключ для их прочтения, причём, завещал расшифровать тогда, когда для этого настанет время – в 1979 году.
Святые старцы покидали шумный мир, уединялись в тишине, вели затворническую жизнь и в молитвах получали откровения Отца Небесного и Пресвятой Богородицы.
Александр Сергеевич Пушкин жил мирской жизнью, учился в самом удалённом от религиозного аскетизма, но по-армейски жёстком, хоть и не военном, учебном заведении – Императорском Царскосельском лицее, где богослужения, молитвы, да и вообще религиозность, существовали в то время лишь как необходимая дань традициям Православной Руси. К тому же во времена императора Александра I сама Русская Православная церковь, была в сложном положении, даже вера именовалась греко-латинской. Давление на церковь постоянно нарастало, начиная с раскола, случившегося при царе Алексее Михайловиче. Оно усилилось в эпоху Петра I и едва не ни привело к окончательному уничтожению Православия в страшный период «бироновщины». Правда при императрице Елизавете Петровне пришло некоторое отдохновение, ибо сама государыня демонстрировала искреннюю, нелицемерную веру. Но при императоре Петре III был взят курс на замену православного вероисповедания католицизмом. Спас переворот, в результате которого к власти пришла императрица Екатерина II.
Вся это церковная борьба привела к тому, что святые духовные пророки стали действовать во имя веры во имя Святой Руси, но действовать во многом вне церкви. Они уединялись в пустынях и творили свои великие дела, обращаясь к Силам Небесным напрямую, без посредников в виде священства.
У Александра Сергеевича Пушкина был свой, особый взгляд веру и религию, на церковь и священство. Это тоже предмет обстоятельного разговора.
А пока попробуем сравнить предречённое нашим великим поэтом, нашим русским гением с тем, что пророчествовали о России великие старцы, его, как уже отмечено, современники.
Для этого рассмотрим, пока в этой главе вкратце, уникальный труд, оставленный нам Александром Сергеевичем – хронологическую пророческую таблицу «Россия – не Европа».
Об этой таблице впервые рассказали в своей книге «Русский пророк Пушкин» известные пушкинисты (теперь всё чаще говорится – пушкинцы) В.М. Лобов и Г.Н. Качура. Они напечатали саму таблицу «Россия – не Европа», составленную на основании исторической модели великого поэта и раскрывающую «Ритмы революционных переходов в России».
Эта таблица вместе с рядом других уникальных документов и зашифрованных рукописей, хранится в Таганрогском музее научных работ Александра Сергеевича Пушкина.
Пушкин говорил о ней в романе «Евгений Онегин», но говорил, как всегда, не всем понятными символами:
Когда благому просвещенью
Отдвинем, более границ,
Со временем (по расчисленью
Философических таблиц,
Лет чрез пятьсот) дороги, верно,
У нас изменятся безмерно.
Авторы книги «Русский пророк Пушкин» дали к таблице (См. Таблицу) некоторые важные разъяснения.
В книге особо почёркнуто, что эта модель и прежде, во времена Пушкина, и последующие годы была известна лишь очень узкому кругу представителей Русского культурного слоя, да и теперь о ней мало кто знает, хотя и книги вышли, и интернет сообщениями полнится. А ведь именно по этой таблице русский социолог, культуролог, публицист и естествоиспытатель Николай Яковлевич Данилевский (1822-1885) написал свою знаменитую работу «Россия и Европа», названную его современниками катехизисом славянофильства.
Комментируя Пушкинскую таблицу, авторы книги Г.Н. Качура и В.М. Лобов разъясняют следующее:
«Вверху – модель России, внизу – модель Европы. Тёмным цветом выделены частные цивилизации, светлым выделены общественные цивилизации. Годы посередине обозначают начало революционного перехода».
То есть, разъяснено, что ритмы революционных переходов в России и в Европе диаметрально противоположны: «У каждого народа бывает две цивилизации: общественная и частная, которые строго и закономерно чередуются с ритмом 314 лет…»
Деление на такие периоды объясняет многое в историческом процессе, позволяет понять истоки происходящего. Авторы пишут:
«Цивилизации равны и противоположны. В частной – люди ставят личные интересы выше общественных, в общественной – наоборот.
Революция – это переход от одной противоположности к другой в ритме 78,5 лет. Каждая революция имеет свою ведущую часть общества и руководителя».
По словам авторов книги, Александр Сергеевич Пушкин указал в своей таблице и пояснениях к ней на строгую и чёткую предопределённость событий, происходящих в мире. Он разобрал те исторические события, которые уже происходили в прошлом, и предсказал то, что неизбежно произойдёт в будущем.
В своих комментариях к опубликованной таблице Г.Н. Качура и В.М. Лобов, авторы книги «Русский пророк Пушкин», разъяснили происшедшее в прошлом и будущем. Пушкинская таблица уникальна. Она точно указывает на характер исторических событий в России и раскрывает их глубинные истоки. Авторы книги указывают:
«С 1606 года происходил переход от общественной экономики к частной. Ведущая часть общества – бояре, руководитель – Годунов».
Тут неточность. Борис Годунов умер 13 апреля 1605 года, но, с другой стороны, ведь переход к частной экономике проходит не вдруг, не сразу, то есть, можно, конечно, сказать, что он возглавил уход от общественной экономики, уход от тех достижений в русской жизни, которые были во времена правления Иоанна Грозного, оболганного и оклеветанного. Вспомним хотя бы знаменитый Домострой! Всё это было утрачено, едва оборвалась династия Рюриковичей.
Совсем не случайно Александр Сергеевич Пушкин взялся за трагедию «Борис Годунов», в которой, порой, даже в ущерб точному историзму тех или иных сцен, как раз и говорит о поведении своих героев, об их характерах, на которые влияло время перемен.
С 1684 года – переход к частному правлению. Ведущая часть общества – купцы, руководитель – Пётр Первый».
То есть налицо обрушение всего доброго и вечного, что было – в отличии от написанного клеветниками – в Московской Руси Иоанна Грозного. Отравление царя Иоанна Грозного и его сына – царя Феодора Иоанновича – привело к уничтожению Династии Рюриковичей и оказалось для России едва ли ни гибельным.
Но смотрим таблицу далее:
«С 1763 года – переход к общественному настроению. Ведущая часть общества – дворяне, руководитель – Пугачёв». Так поясняют авторы книги. Позволю себе не согласиться с ними относительно Пугачёва. Авторы книги сделали большую натяжку, основанную на представления советского времени, когда мятеж против России, возглавленный Пугачёвым, почитался за великое благо.
Во-первых, Пугачёв поднял мятеж не в 1763 году, а десять лет спустя – в 1773 году. До этого он дважды был арестован за уголовные преступления и дважды бежал. И никаким лидером борьбы за народное дело он не был, а, как известно, провозгласил себя царём и создал некоторое подобие царского двора, даже с фрейлинами и т.д. По последним данным, Пугачёв ещё во время Семилетней войны попал в плен и там, в плену, был вовлечён в масонскую ложу. Цель восстания, поднятого Пугачёвым, вовсе не борьба за счастье народное. Он не выразитель общественного настроение. Перед ним была поставлена задача: уничтожить Православное Русское Самодержавие и истребить родовую аристократию. Из этой задачи вытекала и другая – помешать России выйти на Балканы и освободить братские славянские народы от бесчеловечного османского ига.
В Пушкинской таблице указан 1763 год, как год перехода к общественной цивилизации «по настроению». Это год, следующий за годом переворота 28 июня 1762 года, в результате которого на престоле Русских Царей оказалась Екатерина Великая, как раз и нёс те изменения, что указаны в таблице. И, чтобы там не говорили хулители самодержавия и клеветники Екатерины Великой, именно в её деятельности прослеживается желание вывести страну из петровского и бироновского мракобесия. В таблице чётко указан 1763 год!
Какие же признаки нёс отрезок времени в 78,5 лет, следующих за этой датой? Есть ли в них черты, характерные для общественной цивилизации? Да, безусловно, есть!
Давайте вспомним тех, кого обычно причисляют к «стае славной Екатерининских орлов». Символом екатерининской эпохи и первых десятилетий общественной цивилизации (по настроению), были имена Александра Васильевича Суворова и Фёдора Фёдоровича Ушакова, справедливо названного «Суворовым на море». Символом этого времени являются имена Петра Александровича Румянцева и Григория Александровича Потёмкина.
Суворовский принцип: «Сам погибай, а товарища выручай!» – вошёл в традиции Русского воинства. Вспомним и такие суворовские слова: «Доброе имя должно быть у каждого честного человека; лично я видел это доброе имя в славе моего Отечества; мои успехи имели исключительной целью его благоденствие»; или: «Истинная слава не может быть отыскана; она проистекает из самопожертвования на пользу блага Отечества».
Общественное – выше личного! Это выражено и в таких словах Суворова: «Я забывал себя, когда дело шло о пользе моего Отечества!».
А вот слова, которые любила повторять Екатерина Великая:
«Крупные и решительные успехи достигаются только дружными усилиями всех. а кто умнее, тому и книги в руки!».
Ставили общественное выше личного и Государыня Императрица Екатерина Великая, и её сын Павел Петрович, и внук Николай Павлович, и блистательные екатерининские полководцы Пётр Александрович Румянцев, Григорий Александрович Потёмкин и величайший государственный деятель последующих царствований Алексей Андреевич Аракчеев.
Это было в крови у суворовских чудо-богатырей и у многих русских патриотов, таких, как скажем, как «московский Сусанин», который во время пожара в Москве завёл Наполеона, бежавшего из Кремля (пока от огня), в маленькие пылающие улочки, где тот едва не погиб.
Примеров можно привести великое множество, хотя общественная цивилизация «по настроению» лишь только зарождалась и зарождалась она именно в народных массах, в народных недрах, в настроении народа.
Но вернёмся к таблице.
Далее в ней указан 1841 год…
«С 1841 года переход к общественному мировоззрению. Ведущая часть общества – интеллигенция, руководитель – Пушкин».
Снова налицо неверная трактовка таблицы. Очередной этап перехода «к общественному мировоззрению» осуществлялся не враждебной России интеллигенцией (интелиgент-агент-цией), ставшей духовным заместителем загнанного в подполье Императором Николаем Первым масонства, а культурным слоем Русского общества. Об ордене русской интеллигенции написано уже немало. Достаточно сказать, что именно в чреве этой жадной своры светской черни зародились планы по убийству Пушкина и отравлению Государя Императора Николая Первого, как важных этапов на пути разрушения России и превращения её в сырьевой придаток Запада. Подробнее об этой враждебной России и всему русскому миру своре – в последующих главах.
Ну а в связи с размышлениями о будущем России, наиболее интересны такие даты, указанные в таблице:
«С 1920 год – переход к общественной экономике. Ведущая часть коммунисты, руководитель – Ленин».
Мы ещё поговорим в одной из последующих глав о том невероятном влиянии, которое оказали Пушкинские работы на Ленина, на советское правительство. А пока отметим лишь одно – преобразования в России были неотвратимы, и на неизбежность их прямо указано в Пушкинской таблице, освещающей ритмы революционных переходов.
Далее авторы книги отмечают:
«С 1998 года – переход к общественному правлению. Ведущая часть общества – пушкинисты».
Время было тяжелейшее. Дефолт, постоянные вопли из наполненного чернухой телеящика о неизбежной гибели России, о её превращении в клубок дерущихся между собой «банановых республик». К тому нашу страну с сатанинским изуверством толкали ельциноиды, вскормленные эпохой ельцинизма.
Дни настают борьбы и торжества,
Достигнет Русь завещанных границ,
И будет старая Москва
Новейшею из трёх её столиц.
Или стихотворение «Рассвет», тоже пророческое:
Ещё молчат колокола,
А уж восток заря румянит;
Ночь бесконечная прошла,
И скоро светлый день настанет.
Вставай же, Русь! Уж близок час!
Вставай Христовой службы ради!
Уж не пора ль, перекрестясь,
Ударить в колокол в Царьграде?
Раздайся благовестный звон,
И весь Восток им огласися!
Тебя зовёт и будит он, –
Вставай, мужайся, ополчися!
В доспехи веры грудь одень,
И с Богом, исполин державный.
О Русь, велик грядущий день,
Вселенский день и православный!
В ноябре 1881 года Михаил Дмитриевич Скобелев писал: «Тогда уже для слишком многих из нас было очевидно, что Россия обязательно заболеет тяжёлым недугом, свойства нравственного и заразительно растлевающего… Позорящая ныне Россию крамола есть, в весьма значительной степени, результат того почти безвыходного разочарования, которое навязано было России мирным договором, не заслуженным ни ею, ни её Знамёнами».
В 1882 году Константинополь остался в турецких руках, и не засиял на Софии Православный крест. Не в том ли разгадка гибели Александра Второго и блистательного генерала Скобелева, не в том ли и разгадка скорой смерти творца Берлинского конгресса, укравшего у России победу, некоего английского правителя Дизраэли, который отбыл, причём, конечно, далеко не в лучший мир, а в гиену огненную 19 апреля 1881 года.
Об этом конгрессе святитель Феофан Затворник писал: «Конгресс, видимо, не о пользах освобождённых народов хлопотал, а всё направлял к тому, чтобы унизить Россию. И по всем пунктам, без всякой нужды сделал урезки…».
Но никому не дано остановить предрешённое Всевышним. То, о чём говорится в пророчествах, может быть отодвинуто по каким-то причинам, ведь, по словам Серафима Вырицкого, «пути Господни неисповедимы для человека», может быть отложено, но не отменено. Серафим Вырицкий предрекал также: «Иерусалим станет столицей Израиля, а со временем он должен стать и столицей мiра. Ибо там истинный центр Земли, там был распят и воскрес Спаситель мiра». Первая часть пророчества исполнилась. Дело за второй. Только вот как понимать её? На этот вопрос мы видели ответ в пророчествах Вещего Авеля-прорицателя:
«Велика будет… Россия, сбросив иго безбожное. Вернётся к истокам древней жизни своей… Дымом фимиама и молитв наполнится и процветет аки крин небесный. Великая судьба предназначена ей. Оттого и пострадает она, чтобы очиститься и возжечь свет в откровении языков… И на Софии в Царьграде вновь воссияет крест Православный, и Царьград снова станет Русским городом…».
Итак, ещё раз о неверии в пророчества и о прорицаниях, в которые одни верят, а другие нет.
Относительно пророчеств вообще, а не только пророчеств добрых, в книге «К Богодержавию» говорится:
«Известна поговорка: «накликать беду». Существо дела сводится к тому, что внесение в настоящее информации о тех или иных возможных вариантах будущего изменяет вероятностные предопределения различных вариантов. Это при бедственном характере вносимой информации может и быть программированием катастрофического будущего».
Это по-научному. А если взять духовную составляющую? Почему нам помогают молитвы? Не потому ли, что энергетика связывается с Высшими Силами?
А если призывать к негативу? Что будет? Мысль, как известно, материальна, и говорить постоянно о грядущих бедах, значит, призывать их на свою голову или головы своего народа.
Не напрасно ведь в народе обычно резко одёргивали этаких каркающих провидцев, осаживая словами: «не накликай беду», или: «каркай на свою голову».
Ну а как может сказаться на будущем неверие в пророчества добрые, светлые? Мы уже рассмотрели примеры, когда высшие силы – мы можем говорить Бог, Всевышний, Создатель, Вседержитель, имея в виду ту светлую, добрую силу, которая ведёт нас по жизни, воспитывая наши души, проходящий школу жизни на Земле – так вот мы рассмотрели примеры, когда исполнение тех или иных пророчеств откладывалось. Видимо, ничего не может быть незыблемым и раз и навсегда решённым. Вот сейчас нет-нет да заговаривают самозванные пророки о конце света, о страшных катастрофах и даже пытаются указать время их свершения.
В этом плане не лучше ли обратиться к тому, что писал на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков замечательный русский мыслитель, которого называли певцом Православного Русского Самодержавия, Лев Александрович Тихомиров. Он заявлял, что не берётся рассуждать о сроках наступления последних времён. И в то же время указывал, что не бесполезно представить себе общую картину мировой истории с точки зрения развития дела Божия, и что кажется она ему таковой:
«Господь Бог послал в мир Спасителя, Который, действием Духа Святого, подвиг человечество ко спасению. Сила Божественной благодати дана человечеству для созидания из себя Церкви, Невесты Христовой, в которой в течение известного времени должны соединиться со Христом все, которые могут быть спасены.
С другой стороны, силы зла, древнего змия, также напряглись в борьбе против Бога, в той же среде человечества, отстаивая своё господство. Для этого силы зла выдвинули некоторую «тайну беззакония», вступившую в действие уже во времена Апостолов.
И вот в человечестве идёт борьба добра и зла. Она представляет эволюционный процесс, которого отдельные фазисы указаны в Апокалипсисе, но продолжительность этих фазисов, а, стало быть, и общий срок жизни мира не указаны. Эти сроки, думаю я, и не предназначены Богом в смысле чего-то насильственного, неизбежного, а предопределены только в смысле предусмотрения Божия».
Нам известны имена многих святых пророков. Именно им Всемогущий Бог время от времени открывает то, что считает необходимым довести до разума человеческого, ведь как точно выразился Лев Тихомиров, «Господь знает весь будущий ход борьбы добра и зла и только потому предопределяет спасение одних и гибель других».
Естественно, у читателя возникнет вопрос, для чего нужно человеку знать пророчества, ибо вовсе не человек, а только Бог, Всемогущий Бог может изменить что-то? Отвечая на этот вопрос, Л. Тихомиров писал: «В мировом процессе борьбы добра и зла огромна роль свободы человека к добру и злу. От неё зависит успешность действия того и другого, а потому и продолжительность сроков той или иной стадии борьбы, в результате же, следовательно, и общий срок мировой революции».
Конца света человечество ожидало на протяжении всей своей истории. Много толков по этому поводу можно слышать и ныне. Мыслитель Лев Александрович Тихомиров по этому поводу писал:
«Апостол Павел говорит солунянам, что день Господень не придёт, пока не явится отступление и не объявится человек греха, сын погибели (антихрист), которого явление ныне чем-то задерживается и который явится, как только это «удерживающее» будет «отнято от среды». Когда же это удерживающее отнимется, дав возможность тайне беззакония взять верх? Мне кажется – это может случиться всегда… Время и сроки скрыты от самих Ангелов… Всё это объясняется, мне кажется только тем, что в действительности сроки зависят от напряжения свободной воли человека к добру и злу. В воле Господа – чтобы спаслось возможно больше людей, и вот, быть может, стремление свободной воли человека к Богу и есть то «удерживающее», которое не даёт явиться антихристу. Есть объяснение, что «удерживающее» – это действие Святого Духа. Но действие Святого Духа и не отнимается от среды, пока не явится отступление от свободного влечения человека к Богу».
Всемогущим Богом всё предопределено и предустроено так, что, как заметил мыслитель, «если бы свободная воля людей воспрянула снова, хотя бы поражённая гнусным видом мерзости запустения и устремилась бы снова к Богу, то антихрист, уже совсем готовый войти в наши двери, был бы снова отброшен в свою бездну до более благоприятных для него условий».
Исходя из вышесказанного, к пророчествам следует относиться как к предостережениям. Причём, предостережения могут несколько изменяться. Они могут меняться от самых суровых до благоприятных. И зависит это от тех процессов, которые происходят в духовной жизни. И сроки свершения могут отодвигаться в зависимости от различных условий.
Лев Александрович Тихомиров писал:
«В определении продолжительности каждого периода и всего срока мировой жизни участвуют три элемента. Из них два постоянных и один – переменный. Сатана в каждую минуту готов завладеть миром и выпустить для этого всегда готового антихриста. Другой элемент – спасительная благодать Божия точно также всегда, независимо от сроков готова защитить нас. Обе эти силы – противоположные по целям и стремлениям, одинаковы по определённости и постоянству напряжения в своих целях и стремлениях. Но есть третий элемент – сам человек. Напряжение его свободной воли искать Бога или сатану – есть величина переменная. Её-то действие и решает вопрос о продолжительности сроков. Они Господом Богом предусмотрены, и в этом смысле предопределено как Божественное действие благодати, так и попущение злу. Но всё это предусмотрено и предопределено лишь в зависимости от человеческой свободной воли, которую Господь не насилует ни в какую сторону. То есть, иными словами, сами люди своим праведным или неправедным поведением создают условия для тех или иных путей развития исторического процесса.
Это обстоятельство – зависимость сроков от нас самих – и есть, мне кажется, причина того, что сроки нам не открыты. Знание их сковывало бы нашу свободную волю различными соображениями «ещё не скоро» или «уже ничего не поделаешь». Между тем нужно, чтобы наше делание или не делание обусловливалось не такими соображениями, а свободным исканием добра и зла, свободным желанием быть или, наоборот, – с сатаной.
С этой точки зрения, для христианина нужно не численное предусмотрение сроков, а различение духовно-нравственной зрелости добра и зла для того, чтобы бороться за добро против зла и созидать дело Божие в соответствии с состоянием мира. В этом смысле различение лица времени нужно и полезно. Мне кажется, что только в этом смысле и в Апокалипсисе сказано: «Блажен соблюдающий слова пророчества книги сей».
Александр Сергеевич Пушкин зашифровал свои пророчества во многих своих произведениях, хорошо нам известных, но не всегда правильно понимаемых. Он говорил о будущем даже в своих удивительных сказках, причём, не раз старался подсказать, что сказки – не просто сказки. Вспомним:
«Сказка ложь, да в ней намек – добрым молодцам – урок».
Давай те же со всем вниманием подойдём к тем урокам, которые попытался нам преподать Александр Сергеевич Пушкин в своих бессмертных произведениях.