Что значит погибнуть непорочности
Толкования Священного Писания
Содержание
Толкования на Иов. 2:9
Свт. Иоанн Златоуст
И сказала ему жена его: ты все еще тверд в непорочности твоей! похули Бога и умри
Всего, одним словом, лишен был (праведник); оставлена была ему только жена, это исконное орудие диавола. Оставлена была жена не потому, что диавол пощадил ее, но потому, что сохранял ее для себя в качестве орудия. Он помнил, конечно, что именно с помощью жены одолел он первого человека, и вот теперь сохраняет жену, чтобы тем же самым орудием воспользоваться в своих коварных целях. Но там он встретил Адама, здесь Адама не встречает. Там он встретил Адама и Еву; здесь Еву нашел, а Адама не нашел. Говорит Иову жена: ты все еще тверд в непорочности твоей! похули Бога и умри? Вот поистине слова диавола! Ты все еще тверд? Это вопль того, кто терпит искушение. Меня искушают, а ты говоришь: все еще тверд? Меня поражают, а ты изнемогаешь под ударами, на меня падающими? Доколе ты будешь сидеть, ожидая день ото дня спасения? Против воли воспевает диавол добродетели праведника, провозглашает его терпение, (свидетельствуя), что он боролся с надеждой. Доколе?
О праведном и блаженном Иове. Слово 3-е.
Сам ты сидишь в смраде червей, проводя ночь без покрова. (По переводу 70-ти)
Весьма выразительно сказано: «сам» – он, праведный, достойный удивления, достигший в наших глазах вершины добродетели. И посмотри, как и не упоминает о потере имущества, и не умалчивает, не оставляет без внимания, а намекает так, как можно было сказать об этом с наибольшею выразительностью; говорит именно: «а я скитаюсь и служу, перехожу с места на место, из дома в дом». Намекает и на потерю и выражает большое свое участие в страдании. Самые слова таковы, что способны увеличить несчастие, так как говорит: «Хожу по дворам других – не только прошу милостыни, но и скитаюсь, исполняю странный и новый вид служения, всюду ходя и нося печать несчастия и всем показывая постигшее меня бедствие, иной раз переходя в другое место и стучась в двери ради ежедневного пропитания, и это – та, которая имела столько имущества». Этим она хотела сказать: «Не только мы лишились детей, опоры памяти о нас, и сам ты находишься в таком ужасном положении, но и впали мы в крайнюю нищету, добывая себе пищу по обычаю наемников, – мы, щедро дававшие пропитание нуждающимся; я не нахожу себе места и для служения, не могу выйти из постыдной бедности в одном доме, а скитаюсь, служа и прося милостыни, – я, которая прежде обильно питалась». Смотри, как к его страданиям приплетает собственные: «Если недостаточны, – говорит, – твои, то пусть в силе будут мои».
Отрывки на (книгу) блаженного Иова.
Прп. Исихий Иерусалимский
И сказала ему жена его: ты все еще тверд в непорочности твоей! похули Бога и умри
Гомилии на Книгу Иова.
Прп. Нил Синайский
И сказала ему жена его: ты все еще тверд в непорочности твоей! похули Бога и умри
Огорчает же тех, которые не расположены к подвижническому труду, по лености и по малодушью своему остаются только зрителями чужих подвигов, как слово Божие и жену великого Иова представляет неспособною даже и видеть те страдания, какие переносил Иов; почему и говорит она подвизающемуся мужу: «Доколе терпиши?». Ибо слова «доколе терпиши» показывают, что ей трудно было смотреть на те искушения, которые терпел он. Не говорит она: «Долго ли тебе страдать, или мучиться и утруждаться, но: «Доколе терпиши?». Ни болезни его не состраждет, ни мужеству не удивляется, но порицает терпение, как напрасное и ни с чем не сообразное, советует сетовать на продолжительность страдания, а не разделяет скорби страждущего. Таковы люди слабые и женоподобные: впав в трудное положение, не только подвизающихся не поощряют они к мужеству словами, которые нередко и ослабевшему в духе придают бодрость, но сокрушают и уничтожают последнюю бодрость, жалуясь на страдания как на нестерпимые; и кого должны были по справедливости ублажать, о тех жалеют и плачут как о людях жалких.
К монаху Агафию.
Лопухин А.П.
И сказала ему жена его: ты все еще тверд в непорочности твоей! похули Бога и умри
Толковая Библия.
Анализ повести «Бедная Лиза», суть, смысл и идея произведения
 |
| «Бедная Лиза». Иллюстрация М. В. Добужинского |
Повесть «Бедная Лиза» является выдающимся произведением эпохи сентиментализма русской литературы.
Анализ повести «Бедная Лиза» Карамзина: суть, смысл и идея произведения
В них Карамзин оказался крупным новатором: вместо обработки традиционных старых сюжетов, взятых из античной мифологии или из древней истории, вместо создания новых вариантов уже приевшихся читателям «восточных повестей» то утопического, то сатирического содержания, Карамзин стал писать произведения в основном о современности, об обыкновенных, даже «простых» людях вроде «поселянки» Лизы, крестьянина Фрола Силина.
В большей части этих произведений автор присутствует в качестве рассказчика или действующего лица, и это опять-таки было новшеством, это создавало у читателей если не уверенность в том, что им сообщают о действительном событии, то по крайней мере впечатление о реальности повествуемых фактов.
Наибольший успех выпал на долю повести «Бедная Лиза».
Обольщение крестьянской или мещанской девушки дворянином — сюжетный мотив, часто встречающийся в западных литературах XVIII века, особенно в период перед французской
революцией 1789 года, — был в русской литературе впервые разработан Карамзиным в «Бедной Лизе».
Трогательная судьба прекрасней, нравственно чистой девушки, мысль о том, что трагические события могут встречаться и в окружающей нас прозаической жизни, то есть что и в русской действительности возможны факты, представляющие поэтические сюжеты, —
способствовали успеху повести. Немалое значение имело и то, что автор учил своих читателей находить красоту природы, и притом у себя под боком, а не где-нибудь вдали, в экзотических
странах.
Еще более важную роль играла гуманистическая тенденция повести, выраженная как в сюжете, так и в том, что впоследствии стали называть лирическими отступлениями,—
в замечаниях, в оценках рассказчиком поступков героя или героини. Таковы знаменитые фразы: «Ибо и крестьянки любить умеют!» или: «Сердце мое обливается кровию в сию минуту, Я забываю человека в Эрасте — готов проклинать его— но язык мой не движется — смотрю на небо, и слеза катится по лицу моему. Ах! для чегё пишу не роман, а печальную быль?»
Литературоведы отмечают, что Карамзин осуждает героя повести с этической, а не социальной точки зрения и в конце концов находит для него нравственное оправдание в его последующих душевных муках: «Эраст был до конца жизни своей несчастлив. Узнав о судьбе Лизиной, он не мог утешиться и почитал себя убийцею». Это замечание литературоведов справедливо лишь до определенной границы.
Для Карамзина, задумывавшегося в эти годы над проблемой любви как чувства, вкладываемого в человека природой, и над противоречиями, которые возникают при столкновении этого естественного чувства с законами, повесть «Бедная Лиза» была важна в качестве первоначальное постановки данного вопроса.
В сознании Карамзина история молодого дворянина, человека от природы неплохого, но испорченного светской жизнью и в то же время искренне — пусть в отдельные только минуты — стремящегося выйти за пределы крепостнической морали окружавшего его общества, представляет большую драму. Эраст, по словам Карамзина, «был до конца своей жизни несчастлив». Осуждение своего преступления в отношении Лизы, постоянные посещения ее могилы — пожизненное наказание для Эраста, «дворянина с изрядным разумом и добрым сердцем, добрым от природы, но слабым и
ветреным».
Еще более сложно, чем отношение к Эрасту, отношение Карамзина к героине повести. Лиза не только прекрасна внешностью, но и чиста помыслами, невинна. В изображении Карамзина Лиза — идеальный, не испорченный культурой, «естественный» человек. Именно поэтому Эраст и называет ее своей пастушкой. Он говорит ей: «Для твоего друга важнее всего
душа, чувствительная, невинная душа — и Лиза будет всегда ближайшая к моему сердцу». И крестьянка Лиза верит его словам. Она полностью живет чистыми, искренними человеческими чувствами. Автор находит оправдание этому чувству Лизы к Эрасту.
Какова же нравственная идея повести? Почему должна погибнуть прекрасная человеческая личность, не совершившая никакого преступления перед законами природы и общества?
Почему, говоря словами автора, «в сей час надлежало погибнуть непорочности!»? Почему, следуя традиции, Карамзин пишет: «Между тем блеснула молния, и грянул гром»? Впрочем,
традиционное истолкование бури после какого-либо события в качестве проявления гнева «божества Карамзин смягчает: «Казалось, что натура сетовала о потерянной Лизиной невинности».
Было бы неверно утверждать, что Карамзин осуждал свою героиню за утрату чувства «социальной дистанции», за то, что она забыла свое положение крестьянки (по-видимому, не крепостной), или «за нарушение добродетели». Если «в сей час надлежало погибнуть непорочности», значит, судьба Лизы предопределена свыше и прекрасная девушка не
виновата ни в чем. Почему же «натура сетовала».
Вероятнее всего, идея повести состоит в том, что устройство мира (не современное, а вообще!) таково, что прекрасное и справедливое не всегда может осуществляться: одни могут быть счастливы, как, например, идиллические родители Лизы или герои «Натальи, боярской дочери», другие — она, Эраст — не могут.
Это, по существу, теория трагического фатализма, и она пронизывает большую часть повестей Карамзина.
Былью, напомним, он называл и «Бедную Лизу». Для него и после него на долгие годы в русской литературе слово «быль» сделалось термином-определением повествовательного жанра с невыдуманным сюжетом и постепенно вытеснило старый термин «справедливая повесть», «истинная повесть» и т; д. Трудно предположить, что, называя ряд своих повестей
былями, Карамзин прибегал в данном случае к литературному приему, с целью возбудить у читателей особый интерес к своим произведениям.»
(статья П. Беркова и Г. Макогоненко, «Карамзин Н.М. Избранные сочинения в двух томах», том 1, 1964 г.)
8 волнующих сцен соблазнения в русской литературе
Пьер Безухов и Элен Курагина
«Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, чтоб ему стоило немного нагнуться, чтобы коснуться до нее.
И, раз увидев это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману».
Анна Одинцова и Евгений Базаров
«Отцы и дети», Иван Тургенев
«— И вы желали бы знать причину этой сдержанности, вы желали бы знать, что во мне происходит?
— Да, — повторила Одинцова с каким-то, ей еще непонятным, испугом.
— И вы не рассердитесь?
— Нет? — Базаров стоял к ней спиною. — Так знайте же, что я люблю вас, глупо, безумно. Вот чего вы добились.
— Евгений Васильич, — проговорила она, и невольная нежность зазвенела в ее голосе.
Он быстро обернулся, бросил на нее пожирающий взор — и, схватив ее обе руки, внезапно привлек ее к себе на грудь. Она не тотчас освободилась из его объятий; но мгновенье спустя она уже стояла далеко в углу и глядела оттуда на Базарова. Он рванулся к ней.
— Вы меня не поняли, — прошептала она с торопливым испугом. Казалось, шагни он еще раз, она бы вскрикнула. Базаров закусил губы и вышел».
Анна Каренина и Алексей Вронский
«Анна Каренина», Лев Толстой
«Он извинился и пошел было в вагон, но почувствовал необходимость еще раз взглянуть на нее — не потому, что она была очень красива, не по тому изяществу и скромной грации, которые видны были во всей ее фигуре, но потому, что в выражении миловидного лица, когда она прошла мимо него, было что-то особенно ласковое и нежное. Когда он оглянулся, она тоже повернула голову. Блестящие, казавшиеся темными от густых ресниц, серые глаза дружелюбно, внимательно остановились на его лице, как будто она признавала его, и тотчас же перенеслись на подходившую толпу, как бы ища кого-то.
Она потушила умышленно свет в глазах, но он светился против ее воли в чуть заметной улыбке».
Григорий Мелехов и Аксинья Астахова
«Тихий Дон», Михаил Шолохов
«От арбы оторвалась серая укутанная фигура и зигзагами медленно двинулась к Григорию. Не доходя два-три шага, остановилась.
Рывком кинул ее Григорий на руки — так кидает волк к себе на хребтину зарезанную овцу, — путаясь в полах распахнутого зипуна, задыхаясь, пошел.
— Ой, Гри-и-иша. Гри-шень-ка. Отец.
Вырываясь, дыша в зипуне кислиной овечьей шерсти, давясь горечью раскаяния, Аксинья почти крикнула низким стонущим голосом:
— Пусти, чего уж теперь. Сама пойду!»
Лиза и Эраст
«Бедная Лиза», Николай Карамзин
«Она бросилась в его объятия — и в сей час надлежало погибнуть непорочности!
Эраст чувствует в себе трепет — Лиза также, не зная, отчего, но зная, что с нею делается. Ах, Лиза, Лиза! Где ангел-хранитель твой? Где твоя невинность? Заблуждение прошло в одну минуту. Лиза не понимала чувств своих, удивлялась и спрашивала. Эраст молчал — искал слов и не находил их».
Анна фон Дидериц и Дмитрий Гуров
«Дама с собачкой», Антон Чехов
«У нее в номере было душно, пахло духами, которые она купила в японском магазине. Гуров, глядя на нее теперь, думал: «Каких только не бывает в жизни встреч!» От прошлого у него сохранилось воспоминание о беззаботных, добродушных женщинах, веселых от любви, благодарных ему за счастье, хотя бы очень короткое; и о таких — как, например, его жена, — которые любили без искренности, с излишними разговорами, манерно, с истерией, с таким выражением, как будто то была не любовь, не страсть, а что-то более значительное; и о таких двух-трех, очень красивых, холодных, у которых вдруг промелькало на лице хищное выражение, упрямое желание взять, выхватить у жизни больше, чем она может дать, и это были не первой молодости, капризные, не рассуждающие, властные, не умные женщины, и когда Гуров охладевал к ним, то красота их возбуждала в нем ненависть, и кружева на их белье казались тогда похожими на чешую.
Анна Сергеевна, эта «дама с собачкой», к тому, что произошло, отнеслась как-то особенно, очень серьезно, точно к своему падению, — так казалось, и это было странно и некстати. У нее опустились, завяли черты и по сторонам лица печально висели длинные волосы, она задумалась в унылой позе, точно грешница на старинной картине».
ЖизньКлассное чтение:
10 эротических сцен
из школьной программы
Что мы пропустили, скучая на уроках литературы
К началу нового учебного года Wonderzine вспоминает эротические эпизоды литературных произведений из обязательной школьной программы, которые в свое время здорово повлияли на наше восприятие сексуальных отношений. Если вы постигали науку страсти нежной не на уроках литературы, а где-то еще, смотрите, что вы пропустили.
А. С. Пушкин
«Руслан и Людмила»
Хазарский царь Ратмир, соперник Руслана, отправляется на поиски Людмилы, но не доезжает, окруженный полунагими южными девами, которые предлагают ему отдохнуть с дороги, перекусить и попариться в бане. Наверное, этот отрывок учит пятиклассников целеустремленности и настойчивости в достижении цели. Словом, не надо терять голову: важно помнить, зачем вы отправляетесь в путешествие.
В молчанье дева перед ним
Стоит недвижно, бездыханна,
Как лицемерная Диана
Пред милым пастырем своим;
И вот она, на ложе хана
Коленом опершись одним,
Вздохнув, лицо к нему склоняет
С томленьем, с трепетом живым,
И сон счастливца прерывает
Лобзаньем страстным и немым…
Н. М. Карамзин
«Бедная Лиза»
Она бросилась в его объятия — и в сей час надлежало погибнуть непорочности! Эраст чувствовал необыкновенное волнение в крови своей — никогда Лиза не казалась ему столь прелестною — никогда ласки ее не трогали его так сильно — никогда ее поцелуи не были столь пламенны — она ничего не знала, ничего не подозревала, ничего не боялась — мрак вечера питал желания — ни одной звездочки не сияло на небе — никакой луч не мог осветить заблуждения. — Эраст чувствует в себе трепет — Лиза также, не зная отчего — не зная, что с нею делается. Ах, Лиза, Лиза! Где ангел-хранитель твой? Где твоя невинность?
И. С. Тургенев
«Отцы и дети»
29 лет — не тот возраст, в котором стоит предаваться безумствам в объятьях нигилистов. Деревня, хозяйство, размеренная жизнь, карты с соседом и учебники по экспериментальной физике Гано — вот что должно составлять тихую размеренную жизнь женщины после 25-ти.
Одинцова протянула вперед обе руки, а Базаров уперся лбом в стекло окна. Он задыхался; все тело его видимо трепетало. Но это было не трепетание юношеской робости, не сладкий ужас первого признания овладел им: это страсть в нем билась, сильная и тяжелая — страсть, похожая на злобу и, быть может, сродни ей. Одинцовой стало и страшно и жалко его.
— Евгений Васильич, — проговорила она, и невольная нежность зазвенела в ее голосе.
Он быстро обернулся, бросил на нее пожирающий взор — и, схватив ее обе руки, внезапно привлек ее к себе на грудь. Она не тотчас освободилась из его объятий; но мгновенье спустя она уже стояла далеко в углу и глядела оттуда на Базарова. Он рванулся к ней.
— Вы меня не поняли, — прошептала она с торопливым испугом. Казалось, шагни он еще раз, она бы вскрикнула. Базаров закусил губы и вышел.
Л. Н. Толстой
«Война и мир»
Когда перечитываешь эпизод соблазнения Анатолем Курагиным Наташи Ростовой, не можешь не удивиться тому, как мало изменилась техника соблазнения за два столетия: слова, жесты, флирт с напряженными душными паузами и волшебная сила недоговаривания. Но что еще более поразительно — эти нехитрые приемы, эта манящая ложь работают четко, по щелчку. И снова, и снова, и снова. И в 15, и в 25, и в 30.
Потом она помнила, что попросила у отца позволения выйти в уборную оправить платье, что Элен вышла за ней, говорила ей смеясь о любви ее брата и что в маленькой диванной ей опять встретился Анатоль, что Элен куда-то исчезла, они остались вдвоем, и Анатоль, взяв ее за руку, нежным голосом сказал:
— Я не могу к вам ездить, но неужели я никогда не увижу вас? Я безумно люблю вас. Неужели никогда. — И он, заслоняя ей дорогу, приближал свое лицо к ее лицу.
Блестящие большие мужские глаза его так близки были от ее глаз, что она не видела ничего, кроме этих глаз.
— Натали?! — прошептал вопросительно его голос, и кто-то больно сжимал ее руки.
«Я ничего не понимаю, мне нечего говорить», — сказал ее взгляд.
Горячие губы прижались к ее губам, и в ту же минуту она почувствовала себя опять свободною, и в комнате послышался шум шагов и платья Элен.
ЖизньКлассное чтение:
10 эротических сцен
из школьной программы
Что мы пропустили, скучая на уроках литературы
К началу нового учебного года Wonderzine вспоминает эротические эпизоды литературных произведений из обязательной школьной программы, которые в свое время здорово повлияли на наше восприятие сексуальных отношений. Если вы постигали науку страсти нежной не на уроках литературы, а где-то еще, смотрите, что вы пропустили.
А. С. Пушкин
«Руслан и Людмила»
Хазарский царь Ратмир, соперник Руслана, отправляется на поиски Людмилы, но не доезжает, окруженный полунагими южными девами, которые предлагают ему отдохнуть с дороги, перекусить и попариться в бане. Наверное, этот отрывок учит пятиклассников целеустремленности и настойчивости в достижении цели. Словом, не надо терять голову: важно помнить, зачем вы отправляетесь в путешествие.
В молчанье дева перед ним
Стоит недвижно, бездыханна,
Как лицемерная Диана
Пред милым пастырем своим;
И вот она, на ложе хана
Коленом опершись одним,
Вздохнув, лицо к нему склоняет
С томленьем, с трепетом живым,
И сон счастливца прерывает
Лобзаньем страстным и немым…
Н. М. Карамзин
«Бедная Лиза»
Она бросилась в его объятия — и в сей час надлежало погибнуть непорочности! Эраст чувствовал необыкновенное волнение в крови своей — никогда Лиза не казалась ему столь прелестною — никогда ласки ее не трогали его так сильно — никогда ее поцелуи не были столь пламенны — она ничего не знала, ничего не подозревала, ничего не боялась — мрак вечера питал желания — ни одной звездочки не сияло на небе — никакой луч не мог осветить заблуждения. — Эраст чувствует в себе трепет — Лиза также, не зная отчего — не зная, что с нею делается. Ах, Лиза, Лиза! Где ангел-хранитель твой? Где твоя невинность?
И. С. Тургенев
«Отцы и дети»
29 лет — не тот возраст, в котором стоит предаваться безумствам в объятьях нигилистов. Деревня, хозяйство, размеренная жизнь, карты с соседом и учебники по экспериментальной физике Гано — вот что должно составлять тихую размеренную жизнь женщины после 25-ти.
Одинцова протянула вперед обе руки, а Базаров уперся лбом в стекло окна. Он задыхался; все тело его видимо трепетало. Но это было не трепетание юношеской робости, не сладкий ужас первого признания овладел им: это страсть в нем билась, сильная и тяжелая — страсть, похожая на злобу и, быть может, сродни ей. Одинцовой стало и страшно и жалко его.
— Евгений Васильич, — проговорила она, и невольная нежность зазвенела в ее голосе.
Он быстро обернулся, бросил на нее пожирающий взор — и, схватив ее обе руки, внезапно привлек ее к себе на грудь. Она не тотчас освободилась из его объятий; но мгновенье спустя она уже стояла далеко в углу и глядела оттуда на Базарова. Он рванулся к ней.
— Вы меня не поняли, — прошептала она с торопливым испугом. Казалось, шагни он еще раз, она бы вскрикнула. Базаров закусил губы и вышел.
Л. Н. Толстой
«Война и мир»
Когда перечитываешь эпизод соблазнения Анатолем Курагиным Наташи Ростовой, не можешь не удивиться тому, как мало изменилась техника соблазнения за два столетия: слова, жесты, флирт с напряженными душными паузами и волшебная сила недоговаривания. Но что еще более поразительно — эти нехитрые приемы, эта манящая ложь работают четко, по щелчку. И снова, и снова, и снова. И в 15, и в 25, и в 30.
Потом она помнила, что попросила у отца позволения выйти в уборную оправить платье, что Элен вышла за ней, говорила ей смеясь о любви ее брата и что в маленькой диванной ей опять встретился Анатоль, что Элен куда-то исчезла, они остались вдвоем, и Анатоль, взяв ее за руку, нежным голосом сказал:
— Я не могу к вам ездить, но неужели я никогда не увижу вас? Я безумно люблю вас. Неужели никогда. — И он, заслоняя ей дорогу, приближал свое лицо к ее лицу.
Блестящие большие мужские глаза его так близки были от ее глаз, что она не видела ничего, кроме этих глаз.
— Натали?! — прошептал вопросительно его голос, и кто-то больно сжимал ее руки.
«Я ничего не понимаю, мне нечего говорить», — сказал ее взгляд.
Горячие губы прижались к ее губам, и в ту же минуту она почувствовала себя опять свободною, и в комнате послышался шум шагов и платья Элен.