Что значит отменить человека

Жизнь«Культура отмены»: Как она устроена и надо ли её бояться

Ждёт ли нас всех обязательное наказание

Последние несколько недель в интернете активно обсуждают Джоан Роулинг: писательницу неоднократно обвиняли в трансфобии. Последняя ситуация связана с новой книгой «Troubled Blood», которую Роулинг написала под псевдонимом Роберт Гэлбрейт. В ней детектив расследует преступление, совершённое цисгендерным мужчиной, который переодевается в женщину и убивает цисгендерных женщин, — многие сочли это ещё одним доказательством трансфобных взглядов Роулинг, поскольку в сюжете есть опасный стереотип о трансгендерных людях. В твиттере появился хештег #RIPJKRowling — он был задуман как разговор о концепции «смерти автора» в отношении книг о Гарри Поттере.

Нашлись и те, кто выступали против критики Роулинг. Многие посчитали хештег и стремление отделить писательницу от её произведения излишне строгой мерой, проявлением так называемой культуры отмены, то есть стремления привлечь публичного человека к ответственности за непрогрессивные высказывания. Тем не менее, вопреки распространённым мнениям, «отмены» Джоан Роулинг не произошло: «Troubled Blood» возглавила британские книжные чарты. Призывы перестать поддерживать карьеру писательницы вообще не возымели практически никакого видимого эффекта: за первые пять дней было продано 65 тысяч копий новой книги.

«Культуру отмены» в России и мире обсуждают уже не первый год. С ней связано и много страхов, в первую очередь по поводу возможных перегибов в желании привлечь публичных людей к ответственности. Многие опасаются, что новые нормы кардинально изменят то, как мы общаемся в публичном поле: например, что любое неосторожное высказывание в настоящем или в прошлом может стоить человеку карьеры и любых перспектив. Правда, ситуация Джоан Роулинг наглядно показывает, что процесс устроен сложнее: масштабная публичная кампания в её случае не означает потерю доходов и контрактов, а те, кто осуждают Роулинг за трансфобию, не всегда призывают полностью отказываться от её наследия — а предлагают лишь осознанно оценивать личность автора.

Так называемая cancel culture, то есть культура отмены — относительно новое явление. Упоминания «отмены» чего-либо встречались в девяностых и начале десятых — правда, они не были связаны с мнениями и репутацией. Употребление глагола сancel в относительно новом значении, в контексте осуждения, связано в первую очередь с афроамериканскими пользователями твиттера десятых. Фразу, что что-то «отменено», использовали, чтобы выразить недовольство, но в первую очередь иронично — например, в шутке об «отмене» плохой кофемашины.

Ситуация Джоан Роулинг наглядно показывает, что масштабная публичная кампания в её случае не означает потерю доходов и контрактов

Сегодня английское cancel всё чаще используют в контексте критики и публичного обсуждения недопустимого поведения: например, когда говорят о том, что нужно «отменить» человека, последовательно выступающего с дискриминационными взглядами. Выражение чаще встречается в английском языке, но «культура отмены» постепенно закрепляется и в русском — хотя говорить о становлении института репутации в русскоязычном культурном поле пока рано, сегодня о возможных последствиях дискриминационных высказываний задумываются куда чаще, чем несколько лет назад.

«Отмену» называют, например, культурным бойкотом — это довольно точно описывает суть протеста. Основной механизм действия здесь — финансовый: если человек лишается доходов из-за своих взглядов, возможно, он решится их пересмотреть. Всё это, конечно, не исключает последствий и в других сферах — например, увольнения, если компания решит, что репутационные риски слишком высоки. Так произошло, например, с актрисой и комедианткой Розанной Барр, известной по ситкому «Розанна». Сериал шёл с 1988 по 1997 год, а в 2017 году его решили возродить ещё на один сезон. Но спустя всего несколько месяцев «Розанну» закрыли из-за расистских и исламофобских высказываний Барр: актриса написала в твиттере о бывшей помощнице Барака Обамы Валери Джарретт, что та является потомком «братьев-мусульман и „Планеты обезьян“». Вскоре после этого Розанна принесла извинения, но одна из продюсеров шоу объявила, что покидает его, — а затем канал и вовсе закрыл ситком.

Джеймс Беннет, редактор раздела «Мнения» The New York Times, уволился сам из-за опубликованной в издании колонки, которую подвергли жёсткой критике. Материал написал младший сенатор штата Арканзас и сторонник Дональда Трампа Том Коттон: в колонке «Send in the Troops» («Введите войска») он призвал президента использовать военную силу против протестующих в связи с полицейской жестокостью и гибелью Джорджа Флойда. К самой колонке спустя несколько дней добавили примечание, что она не соответствует редакционным стандартам и не должна была быть опубликована. Случай Беннета в России обсуждали едва ли не как нарушение журналистского принципа «дать слово второй стороне», а на Западе — как случай, когда демократические ценности издания оказались для него важнее.

При этом как и любое движение, возникающее и развивающееся стихийно, «отмену» невозможно контролировать — как и действия каждого конкретного участника. Та же Джоан Роулинг, например, говорила, что сталкивалась с угрозами в контексте обсуждения её высказываний, а под хештегом #RIPJKRowling была не только конструктивная критика её взглядов, но и элементы травли.

Людей, которые относились бы к культуре отмены спокойно, кажется, практически не существует: пока одни активно поддерживают публичную критику, другие опасаются её повсеместного распространения и «общественного диктата». Этим летом сто пятьдесят писателей, активистов и академиков, среди которых Джоан Роулинг, Маргарет Этвуд, Глория Стайнем, Ноам Хомски и Салман Рушди, подписались под открытым письмом о «культуре отмены», опубликованным в журнале Harper’s. Авторы письма считают, что она ограничивает свободу слова, а меры, которые предпринимаются в рамках «отмены», не соответствуют проступкам. «Ограничение возможности спорить и дебатировать, исходит ли оно от строгого государства или нетолерантного общества, неизменно вредит тем, у кого в обществе мало власти, и мешает всем без исключения участвовать в демократических процессах. Плохие идеи необходимо побеждать, освещая их, споря с ними и переубеждая, а не пытаясь заглушить или отогнать их», — говорится в письме.

С такой точкой зрения согласны не все. «Я много пишу о расизме и исламофобии, и я получила за это время столько угроз убийства, призывов уволить меня и расистских оскорблений, что не могу упомнить все, — говорит канадская писательница и журналистка Сара Хаги. — Но когда люди, которые считают культуру отмены проблемой, говорят, что она приводит к замалчиванию, я знаю, что они имеют в виду не эти нападки на меня».

Впрочем, споры вокруг «бойкота» возникают не только из-за этого. Либеральная афроамериканская активистка Лоретта Росс, например, говорит, что считает культуру отмены «токсичной». Она убеждена, что в рамках культуры отмены критика нередко становится «горизонтальной»: «Люди стремятся вычеркнуть всех, с кем они не полностью совпадают во взглядах, вместо того чтобы продолжать обращать внимание на тех, кто получает выгоду от дискриминации и несправедливости». Так, по мнению активистки, глубинные причины дискриминации и несправедливости могут оставаться нетронутыми.

Но самый частый страх по поводу культуры отмены, конечно, связан с тем, что теперь многим людям приходится особенно тщательно следить, что они выносят в публичное поле. Сегодня внимание могут обратить даже на мимолётное высказывание — но никто не хочет, чтобы на их карьеру повлияли твиты пятилетней давности.

Встречаются и ситуации, когда как таковой «отмены» не происходит: человек приносит извинения и остаётся в своей сфере

Опасение, что карьера будет безвозвратно разрушена из-за одного неосторожного действия или высказывания, на практике редко оправдывается. Широкое распространение культуры отмены принято ассоциировать с движением #MeToo, когда в насилии публично обвинили нескольких знаменитостей. С серьёзными последствиями, впрочем, столкнулись немногие. В первую очередь это Харви Вайнштейн, но ситуацию с ним нельзя назвать просто «отменой»: речь об уголовных преступлениях и вине, доказанной в суде. Более того, процесс в отношении Вайнштейна нельзя назвать быстрым. О его действиях и масштабе проблемы знали многие: шутки о его недопустимом поведении встречались в разных сериалах и шоу. Но публикация расследования потребовала огромных усилий: продюсер годами использовал своё влияние, чтобы замалчивать происходящее.

Встречаются и ситуации, когда как таковой отмены не происходит: человек приносит извинения и остаётся в своей сфере. Режиссёр Джеймс Ганн, уволенный из-за старых твитов, в которых он шутит о педофилии и насилии, после публичных извинений смог вернуться к работе. Самый яркий российский пример последнего времени — Регина Тодоренко, которая после публичной критики из-за высказываний о домашнем насилии сняла просветительский фильм на тему и пожертвовала средства на борьбу с проблемой.

Но журналист New York Times Джона Энгел Бромвич считает, что культуру отмены саму по себе не стоит оценивать ни как исключительно хорошее, ни как исключительно плохое явление. Он предлагает говорить о ней совсем в другом контексте — как о новом инструменте распределения силы, который появился благодаря соцсетям. Кажется, как и в любых обсуждениях «новой этики», речь здесь скорее о возможности обрести голос: соцсети помогают найти союзников в масштабе, который прежде нельзя было представить. Они дают возможность выбора — не поддерживать тех, чьи идеи тебе не близки.

В конце концов, культура отмены нужна не для мести или наказания. Это скорее способ установить новые нормы и публично проговорить, что́ больше неприемлемо. Ошибиться может любой человек — и гораздо важнее дать возможность обсудить и признать эту ошибку. При этом не стоит относиться к феномену «отмены» буквально. Общественное давление — легитимный и адекватный инструмент установления важных этических правил, но это не значит, что проступок не предполагает «искупления», а борьбу с конкретным человеком нужно вести до последней капли крови.

Источник

Канселлинг: что такое культура отмены и кого она касается

Как можно кого-то отменить, если вы уверены, что это на пользу

Вместе с онлайн-англицизмами «троллинг», «буллинг», «хейтинг» в разговорный обиход проникло понятие «канселлинг», которое считается довольно юным — в том числе там, где его придумали. «Отменять» кого-либо не приходило в голову даже любителям поковеркать родной язык американцам, пока в 1991-м выражение Cancel that bitch (извините) не прозвучало с экрана в боевике «Нью-Джек сити». Спустя пару декад схожее словосочетание разлетелось по интернету с подачи героя популярного реалити-шоу и общего одобрения пользователей. Теперь никого не удивляет, что можно отменить не только событие, но и человека, чьи поступки вызывают осуждение.

Что такое канселлинг

Культура отмены (cancel culture, «кансел культура»), или культура исключения (call-out culture), — распространившаяся в эпоху соцсетей форма остракизма, когда ревностные активисты призывают к бойкоту конкретных персонажей или организаций за высказывания, которые считают неправильными и нежелательными. Онлайн-словарь dictionary.com определяет термин cancel culture как «прекращение поддержки публичных фигур и компаний после того, как они сделали или сказали что-то, что считается возмутительным или оскорбительным».

Чем культура отмены отличается от активного хейтинга? Тем, что базовое действие культуры отмены — его отсутствие, а точнее, «прекращение поддержки». Кансенллинг — это, по сути, бойкот определенной персоны либо бренда, практика публичного осуждения за общественно неприемлемый поступок, некорректную фразу в интервью, твит с расистской шуткой. За такие действия провинившегося могут как минимум лишить платформы и голоса в соцсетях, как максимум — карьеры, бойкотируя проекты или навсегда вычеркивая из медийного пространства.

Для миллениалов и зумеров cancel-формат стал одним из способов борьбы против укоренившихся дискриминационных стереотипов, навязанных старшими поколениями. Сторонники канселлинга уверены, что нежелание человека менять взгляды, даже если он воспитывался в более консервативной атмосфере, должно быть наказано и ему/ей придется изменить их на те, что разделяет его аудитория, или столкнуться с разгневанными поклонниками и финансовыми потерями.

Как проявляется культура отмены

Как правило, канселят инфлюенсеров и знаменитостей, потому что они зарабатывают на внимании аудитории. Культура отмены заставляет инфлюенсеров задумываться о репутации. Заслужить второй шанс после канселлинга возможно, но очень непросто. Подписчики осознают свою власть и понимают, что считается каждый голос и каждый фолловер. К ним прислушиваются рекламодатели. Основной фокус культуры отмены — возможность повлиять на инфлюенсеров и привлечь их к ответственности, в том числе материальной, за слова и поступки. «Лучший способ отменить кого‑то, — приводит New York Times слова профессора Университета Вирджинии Мередит Кларк, — лишить его внимания и денег».

«Не обязательно иметь реальную власть, чтобы добиться перемен, — объясняет принцип культуры отмены профессор Калифорнийского университета в Санта-Барбаре Анна Хадли. — Когда люди канселят Канье Уэста или кого-то не менее значимого, это расценивается как коллективный способ сказать: „Мы повысили твой социальный статус и доходы, но теперь отказывемся уделять тебе прежнее внимание. Допустим, у нас нет прямого влияния на тебя, но мы можем тебя игнорировать“».

Упомянутый Канье Уэст был, к примеру, отменен в 2018-м — после того, как опубликовал в твиттере фото в кепке с надписью Make America Great Again и назвал Трампа своим братом. После этой выходки от рэпера отписалось около 9 млн подписчиков. Впрочем, Канье это ничуть не парит. «Меня отменяли до появления сancel сulture и до того, как впервые прозвучал этот термин», — говорил он в одном из интервью.

Источник

Что значит отменить человека

В феврале 2020 года, как раз накануне введения глобального режима пандемии, канадская правительственная компания «Горизонты политики», занимающаяся прогнозированием будущего, обнародовала важнейший документ – «Изучение биоцифровой конвергенции». Он написан как приглашение к диалогу о будущем человечества, но на самом деле представляет собой мировоззренческую программу нового мирового порядка, к построению которого призывает сам папа римский. Каковы ее черты, как она связана с ковидом и в чем связь с древними гностическими учениями – в материале Накануне.RU.

В написании программы участвовали люди, которые имеют непосредственное отношение к Всемирному экономическому форуму (ВЭФ), глава которого недавно обнародовал программу «великого обнуления» или «великого сброса». Так, Кристель Ван дер Эльст была руководителем отдела стратегического прогнозирования ВЭФ, а Николас Дэвис был членом исполнительного комитета ВЭФ. О других авторах таких фактов нет, некоторые из них фигурируют в канадских органах власти, но это не столь важно. Все подобные документы выходят из каких-то национальных структур, после чего приобретают глобальный масштаб. Чего же хотят их авторы?

Слово «конвергенция» означает сближение, вплоть до соединения. Одну мы уже пережили, это была конвергенция двух социальных систем – социалистической и капиталистической, она закончилась разрушением СССР. Теперь объявлена вторая. Она не объявляется прямо, а просто продвигается как якобы неизбежное будущее.

Главная идея биоцифровой конвергенции (БЦК) – полностью объединить людей с цифровыми технологиями.

То есть заявляется цель ни много ни мало заменить человека биоцифровым объектом.

«Изменяйте людей – наши тела, умы и поведение. Изменять или создавать другие организмы», – призывают авторы.

Какими средствами это нужно достигать? Их три.

1. Полная физическая интеграция биологических и цифровых объектов. Она означает, что цифровые технологии встраиваются в организмы, а биологические компоненты становятся частью цифровых технологий. Упоминается создание новых гибридных форм жизни.

«То есть речь идет не просто о том, что в человека вставляют импланты, а робот становится человекоподобным, речь идет о создании новой гибридной формы. И это что-то чудовищное, в XX веке мы с подобным не сталкивались», – говорит директор Центра геополитики Института фундаментальных и прикладных исследований МосГУ Ольга Четверикова

2. Коэволюция биологических и цифровых технологий, то есть совместная эволюция «цифры» «под человеческое тело» и тела под «цифру».

«Самое главное, обратите внимание: фактически не делается различий между человеком, животным, растением, Землей. В этой связи возвращаю вас, кстати, к Декларации трансгуманизма, которая была написана еще в 2002 году, где говорилось о том, что необходимо с уважением относиться ко всем «интеллектам», откуда бы они ни исходили – от человека ли, от робота, от искусственного человека или от животного. То есть это реально уничтожение в человеке человеческого», – отмечает эксперт.

К слову, в начале сентября в лице главы Минздрава РФ Михаила Мурашко российское руководство подписалось под принципом единого здоровья людей и животных при координирующей роли ВОЗ.

3. Концептуальная конвергенция биологических и цифровых систем. Здесь провозглашается отход от идеи о том, что живые и неживые организмы принципиально различны. Живое через технологии подчиняется цифровому управлению.

«Что значит концептуальные? Меняется концепция. Они не просто ставят эксперимент над людьми и внедряют новые технологии – меняется сама концепция, при которой фактически исчезает понятие морали и нравственности. Самое главное, что речь идет фактически о том, что стирается грань между биологическими и цифровыми системами, живыми организмами и неживыми организмами», – подчеркивает Ольга Четверикова.

Она отмечает, что осуществляется глубинная перестройка всех понятий о человеке.

Как все это делается на практике? Например, через изменение генома человека, которое упоминается как одна из «благородных» целей, создание искусственных органов, подключение мозга к компьютеру, «превращение организмов в биокомпьютеры» (цитата), выращивание искусственной пищи. Последнее – это борьба за климат, ведь коровы и вообще животные выделяют углекислый газ и участвуют в повышении средней температуры на планете. А поэтому человечеству, в планах «глобальных демиургов», придется отказаться от мяса.

Об отказе от мяса ради спасения планеты говорят многие говорящие головы в западных странах.

Частью человеческого существования может стать биодизайн, то есть конструирование биоцифровых объектов, считают канадские оракулы. При этом обращают на себя внимание два весьма тревожных утверждения.

«БЦК опирается на широкий спектр биологических данных, которые могут изменить отношение граждан к предприятиям, предоставляющим услуги. Отношения между фирмами и частными лицами могут потребовать более высокого уровня доверия, поскольку фирмы стремятся получить доступ к очень интимным данным о нашей жизни и телах».

Речь здесь идет о том, чтобы вычеркнуть из жизни тех, кто не хочет сдавать свои биометрические данные и ставить под цифровое управление свою частную жизнь. Невозможно не заметить то, что вместе с ковидом и вакцинацией резко активизировались процессы цифрового закабаления людей с преследованием тех, кто пытается сохранить свою свободу. И совсем не случайно в приведенной цитате говорится о доверии. Довериться – это новое требование нового мирового порядка. Например, нужно верить в вакцину (не она должна доказать свою пользу, а вы обязаны априори верить в нее, иначе вы неверующий «антипрививочник» и «ковид-диссидент»). Так происходит демонтаж науки и вообще рационального знания.

А вот второе утверждение, имеющее уже самое прямое отношение к ковид-вакцинации:

«Страны могли бы начать конкурировать на основе строгости и скорости получения разрешений регулирующих органов».

Ну, насчет строгости – это для вида, а вот гонка в упрощенной регистрации вакцин – это как раз то, что происходило в 2020 году. В результате все вакцины были зарегистрированы в экстренном порядке, в том числе в России – с нарушением санитарных правил СП 3.3.2.561-96 «Медицинское иммунобиологические препараты. Государственные испытания и регистрация новых медицинских иммунобиологических препаратов», поскольку их регистрация была проведена до окончания результатов всех этапов испытаний препарата, доказывающих эффективность, специфическую активность и безопасность (п. 4.1.7).

Разумеется, ковид – лишь средство. Как говорит историк Андрей Фурсов, под видом борьбы с ковидом запущена попытка «антропологического перехода», признанного на конференции в Санта-Фе в 2018 году одним из желательных вариантов выхода из мирового кризиса капитализма. Она прошла в Институте сложности под эгидой АНБ. «Антропологический переход» подразумевает разделение человечества на две группы с таким уровнем неравенства и различий, который напоминает различия между биологическими видами.

К слову, четвертая промышленная революция, о которой говорит основатель ВЭФ Клаус Шваб, подразумевает именно это.

«Вот в чем суть. Речь идет о биоцифровизации, об изменении генома. В октябре 2019 года Гейтс говорил о создании некоего РНК-комплекса, который необходимо массово протестировать. Вот они его сейчас и тестируют. Для Шваба и тех людей, интересы которых он выражает, четвертая промышленная революция – это генетическое изменение человека. У нас уже с 15 октября функционирует центр изучения четвертой промышленной революции», – рассказал эксперт.

600? ‘600px’: ‘100%’ ); width:100%;» title=»Накануне.RU(2015)|Фото: Фото: Накануне.RU» />

13 октября Правительство РФ и ВЭФ подписали меморандум о создании в России этого центра.

«Стремительное развитие технологий разрушает прежние экономические и социальные системы. Для управления этими изменениями необходимы скоординированные совместные действия. Новый Центр четвертой промышленной революции в Москве станет важной частью глобальной сети ВЭФ. Важно оставить позади границы на благо совместной работы, формируя общемировое технологическое будущее», – подчеркнул президент форума Берге Бренде.

«Мы рады присоединиться к глобальной сети центров четвертой промышленной революции», – заявил генеральный директор АНО «Цифровая экономика» Евгений Ковнир.

То есть, если отбросить пустые слова, ставится цель «подключить» Россию к процессу глобального управления из заграничных центров. Уже в следующем году совместно с ВЭФ планируется развернуть проекты в области применения экспериментальных правовых режимов, искусственного интеллекта и интернета вещей. А в рамках экспериментальных правовых режимов как раз и происходит обнуление российского законодательства, например в образовании (проект «цифровая школа»). Так цифровизация размывает российскую государственность.

Что же касается биоцифровой конвергенции, то здесь все еще проще. Это воскрешение (хотя они никогда не умирали) западных средневековых идей о создании искусственной жизни и искусственного разума, которыми были одержимы многие европейские философы, ученые и даже богословы. Ведь западное богословие всегда кардинально отличалось от православного и было нацелено прежде всего на обладание властью через знание. В этом оно восходит к гностическим сектам, появившимся еще одновременно с апостолами (но они были и ранее в иудаизме, например каббала) и учившим о некоем тайном знании, дающем власть над миром, которое своим избранным ученикам будто бы и поведал Иисус Христос.

«Как управлять таким обществом, где все имеют равный доступ к информации, все имеют возможность судить напрямую, получать не препарированную информацию, получать ее не через обученных правительством аналитиков, политологов и огромные машины спущенных на головы СМИ. Каббала давала науку жизни… Она три тысячи лет была секретным учением, потому что люди понимали, что такое снять пелену с глаз миллионов людей и сделать их самодостаточными», – сказал он.

Идеология БЦК, похоже, тоже продвигается как наука жизни, только для избранных. Под предлогом «светлого биоцифрового будущего», кажется, проводится операция «Прикрытие», призванная отсечь от того самого будущего большинство населения Земли. Если читать ее между строк, то это все та же идея, что миром должны править избранные, а все остальные – подчиняться, причем эта кастовость должна быть закреплена на новом технологическом уровне. А для принуждения уже в конце ноября планируется подписать глобальное пандемическое соглашение, которое под предлогом пандемии и консолидации усилий намерено передать право на управление странами глобальным структурам. Фактически это соглашение о подчинении новому мировому порядку, который будет иметь ярко выраженный окрас «цифросанитарной диктатуры».

Идеология БЦК, как и экологизма или трансгуманизма, – это очень удобный повод очистить планету от «лишнего» населения, которое превратится в управляемые биоцифровые объекты, чтобы, чистую и спасенную, оставить ее для себя.

Источник