Что сейчас с нурпаши кулаевым
Пичушкин и Кулаев: были ли они вместе
Судя по данным ФСИН России, публикуемым в связи с судьбой Нурпаши Кулаева, этот пожизненник после вынесенного приговора суда некоторое время провел на острове Огненном в так называемом «Вологодском пятаке», затем Кулаева отправили в «Полярную сову» (ФБУ ИК-18, Ямало-Ненецкий автономным округ).
Оба, и Пичушкин, и Кулаев – активные интервьюируемые персонажи (с дозволения руководства пенитенциарного учреждения) – и «битцевский маньяк», и «последний бесланский террорист» дали массу интервью СМИ.
«Уживчивый» сиделец
Судя по многочисленным интервью, которые давали СМИ Александр Пичушкин и Нурпаша Кулаев, они оба в плане соседства с сокамерниками были и остаются проблемными соседями. Роман Малиновский, начальник отряда, в котором де-юре состоит Пичушкин, заявлял журналистам, что осужденный маньяк крайне неуживчив с сокамерниками. Он скрытен, необщителен, готов говорить только о себе. Пичушкина неоднократно отправляли в карцер за оскорбления офицеров «Полярной совы».
По мнению Нурпаши Кулаева, высказанном им в фильме «Беслан. Трагедия страны» (прошел в свое время на российских федеральных каналах), «Полярная сова», где он сидит – это одновременно и учеба, и испытание, которое способствует переосмыслению пережитого. Журналистам Кулаев в последнее время говорит, что просто жаждет освобождения, поскольку «ситуация может измениться»: осужденный к высшей мере искренне верит, что его оправдают или хотя бы смягчат наказание.
Психолог ФБУ ИК-18 Владимир Каруев неоднократно говорил журналистам, интересующимся отношением Нурпаши Кулаева к заключению, о том, что настроение у этого заключенного (впрочем, как и у остальных пожизненников) может меняться каждую минуту, и верить тому, что он скажет, по меньшей мере, наивно. Кулаев способен наговорить всякого, но уживается он с сокамерниками трудно. За весь период заключения их у него перебывало свыше ста.
«Матери Беслана»: Кулаева не выпустят, свобода для него — смертный приговор
Суд не пойдет на освобождение единственного осужденного за совершение теракта в бесланской школе № 1 Нурпаши Кулаева, считает сопредседатель комитета «Матери Беслана» Анета Гадиева.
Ранее 40-летний Нурпаши Кулаев, отбывающий сейчас пожизненный срок, запросил о смягчении наказания. Он намерен обжаловать вынесенный ему приговор, ссылаясь на то, что адвокат плохо его защищал.
По словам Анеты Гадиевой, пострадавшие в бесланском теракте были возмущены, узнав, что Нурпаши Кулаев может затребовать пересмотра дела.
«Мы уже 17 лет требуем, чтобы, помимо Кулаева, были названы и другие виновные в гибели такого большого числа людей, это в первую очередь чиновники, руководившие оперативным штабом по освобождению заложников, а вместо этого теперь может получиться так, что единственный осужденный по бесланскому теракту выйдет на свободу», — приводит слова Гадиевой «Коммерсантъ».
Она отметила, что «официальные органы и суд не пойдут» на освобождение террориста.
Кулаев подал прошение о пересмотре приговора уполномоченному по правам человека в Северной Осетии Тамерлану Цгоеву. Обращение по закону будет рассмотрено в течение месяца.
В мае 2006 года после судебного процесса, длившегося год, единственного выжившего участника захвата бесланской школы № 1 в сентябре 2004 года Нурпаши Кулаева Верховный суд Северной Осетии приговорил к высшей мере наказания. Но, согласно мораторию, действующему на территории Российской Федерации, расстрел был заменен на пожизненное заключение. В судебном процессе приняли участие более тысячи пострадавших в результате теракта, представители исполнительной власти Северной Осетии, а также сотрудники силовых структур, осуществлявших штурм школы, в ходе которого погибли 334 заложника, 186 из которых — дети.
Защитником Кулаева на суде был Альберт Плиев. До того как Плиев взялся защищать Кулаева, он выступал в качестве адвоката по ряду уголовных дел, связанных с убийствами и изнасилованиями.
Комментируя свое назначение на дело Кулаева, Плиев отмечал, что был в то время дежурным адвокатом и не мог отказаться. Добровольно ни один североосетинский адвокат представлять интересы Кулаева в суде не хотел.
Кулаев отбывает наказание в ИК «Полярная сова» в поселке Харп на Ямале.
Где сейчас Нурпаши Кулаев – единственный осужденный участник захвата школы в Беслане
«Полярная сова». Романтичное название самой таинственной колонии России. Место легендарное и пугающее. Все, кто хоть немного знаком с его историей, неприятно содрогаются лишь при упоминании названия. Ею пугают, ее боятся, про нее снимают фильмы.
На встречу с террористом
Идем по коридору, чтобы попасть в комнату, где обычно с заключенными работает психолог. Там меня уже ждет Нурпаши Кулаев, говорят сопровождающие. Меня торопливо заводят в помещение. Тут же по левую руку начинается торопливое перечисление зазубренных фраз: имя, фамилия, статьи. Произнесены они были уже тысячи раз, будут сказаны еще больше. «Пожалуйста, остановитесь, не надо», — обрывают Кулаева, перечисление бы заняло слишком много времени.
И вот он перед тобой. Опасность. Угроза. Это остро чувствуется, несмотря на то, что он заперт в клетке. Перед тобой тот, на плечах которого «висит» больше 300 жизней. Жизней детей, женщин, стариков. Что от него ждать? О чем он думает? Желает ли он мне смерти? Он улыбается. Но эта улыбка из клетки смотрится зловеще.
Кулаев выглядит уставшим. Ему 38 лет, но годы, проведенные в «Полярной сове», не прошли бесследно. На лице появились нехарактерные для его возраста морщины. Это взрослый мужчина, где-то с проседью. Взгляд цепкий и пронзительный.
Кулаев начинает сбивчиво, речь прерывистая и дерганая, чувствуется, что общается он не так часто:
— Скоро будет 12 лет, как я нахожусь в «Полярной сове». Состояние пока нормальное, но такие условия содержания на любого бы давили, это же не дом.
Мы с ним говорим о многих вещах. Постепенно его речь становится увереннее. Он рассказывает о быте, с кем в камере, как себя чувствует:
— Я все время хочу на волю. Я же человек (смеется). Я же не в тюрьме родился. Человек не создан для таких условий. Да, я согласен, что не заслужил этого. По крайней мере за Беслан… Беслан – это уже не мое.
Свой рассказ он вел без особенных проявлений эмоций. Ни восторгов, ни сожалений. Простое повествование, тихое изложение прошлого. За окном светило солнце и было тепло. Но в комнате после его слов все потускнело, повеяло холодом.
Кулаев понурым взглядом обводит помещение, клетку. Было тяжело понять, что он чувствует, но угадывалось огорчение. В этот момент закрались мысли о том, что очень хочется покинуть «Полярную сову». Просто выйти за ворота и глубоко вдохнуть теплого северного воздуха:
— Я верующий человек, верю, что все происходит по воле господа. Я себя знаю, знаю себе цену. Если бы мне сейчас сказали: есть выбор – жить ради своих родственников или расстрел, по желанию, я бы умолял, чтобы не расстреляли. Потому что мои родственники ждут меня. Выйду я или нет — не имеет значения. То, что я живой, для них уже радость. Как я могу лишить их этого?
Логично напрашивается вопрос, почему он не подумал о своих детях, когда направился в Беслан:
— Вам легко говорить. Но там уже ничего не выбираешь. Другого выбора нет. Если один раз попал в бандгруппу, выбора больше нет. Видите, я вышел из нее и докуда доехал.
Перед поездкой к Кулаеву читал много историй о том, что заключенные не хотят находиться с ним в одной камере, считая его самым кровожадным преступником в колонии. Он отвечает, что содержится еще с двумя заключенными:
— В душу к другим не лезу, но сам не замечал, чтобы кто-то боялся. Я уже больше 150 человек пересидел (улыбается). Конечно, здесь люди разные, но я не интересуюсь их делами: за что они сидят, что они делали. Потому что после этого будет тяжело с ними существовать.
Уточняю: что, в прессе публиковалась ложь? Он тут же заявляет:
— Я вообще по жизни неконфликтный человек. Не люблю это.
При этих словах вспоминаю, что привело его в «Полярную сову». Только обвинение Кулаеву читали два дня. Столько времени ушло на перечисление жертв теракта. Спрашиваю Нурпаши о людях, погибших в здании школы. Он спокойно отвечает:
— Слава богу, я к этому не причастен.
— Здесь вполне можно жить, вовсе не aд земной, как я думал. Здесь я первый раз, например, поел макароны. У нас дома такого не было, я кушал лишь бараний шашлык да свежую зелень.
Интересно, что Кулаев ест исключительно то, что имеется в тюремном меню. От каких-либо передач и посылок с воли Нурпаши наотрез отказался. Как и от свиданий с близкими родственниками. Считает, что так бережет их нервы. Кстати, дома в Чечне у него осталась жена Жанна и двое детей. Иногда они пишут Нурпаши короткие письма, а вот пользоваться сотовым и вообще любым телефоном ему запрещено:
— Я раскаиваюсь в том, что совершил. Тогда шла война и я полагал, что нахожусь на войне. Сейчас я стараюсь не вспоминать лица тех детей Беслана.
Нурпаши жалуется также на отсутствие каких-либо физических занятий:
— Эх, шил бы что-то, да и то не дают!
Говорит, что придумал собственную особую гимнастику, которая позволяет ему сохранять физическую форму даже в тюрьме. А еще выступает против высшей меры:
— Я за отмену «Вышки». Если человек оказался в заключении здесь, в «Сове», то это еще не значит, что он не желает жить. Надо всегда обстоятельно смотреть, как такое дело случилось с конкретным человеком, где и в каких условиях он вырос, почему с ним такое случилось.
Общение с Кулаевым длилось больше часа. Все это время он находился в клетке, где кроме него едва умещались две дощечки — одна для сидения, вторая для рук. Он не проявлял волнения, негодования или злости. Был совершенно спокоен. На протяжении всей беседы рядом находились двое сопровождающих от УФСИН, но их он не замечал.
Когда вопросы закончились, в крохотную комнату вошли три или четыре конвоира. Кулаева увели.
Где умрет бесланский террорист
ИК-18 «Полярная сова» — исправительная колония особого режима, в которой содержатся осужденные к пожизненному лишению свободы. Есть участок строгого режима и участок колонии-поселения для мужчин и женщин. Она находится за полярным кругом в поселке Харп. Место здесь живописное, с реками и горами, невероятными пейзажами. Пейзажами, которые более 340 заключенных «Полярной совы» никогда не увидят.
Сначала заходим в помещение видеоконтроля. 12 огромных экранов, передают картинку около 300 камер наблюдения. Ими покрыта вся территория, «мертвых зон» нет. Контролем перекрыты все камеры, запираемые помещения, коридоры, комнаты для обыска, места, где даже теоретически могут быть совершены противоправные действия. Как в отношении сотрудников колонии, так и против осужденных. Также в колонии есть датчики движения, сигнализации.
Надзор ведется круглосуточно. Стоит в камере пожизненно осужденных появиться хоть намеку на конфликт, дежурный предупредит, попросит успокоиться. Эта связь работает и в обратную сторону. Пожизненно заключенный всегда может обратиться к дежурному.
Спрашиваю у психолога колонии Владимира Каруева:
— Случаются ли конфликты между заключенными?
— Бывают, но редко, все заканчивается словесной перепалкой, драк не бывает.
Вообще, за душевным состоянием заключенных следят трепетно, в день психолог принимает 10-12 человек, старается уловить изменения в настроении осужденных:
— Все заключенные разные, в том числе и по характеру преступления. У них сиюминутное настроение. Тот же Нурпаша Кулаев может неделю не смотреть в мою сторону. При этом работа психолога строится на согласии, если осужденный не согласен, я не имею права заставить его говорить.
Перед проходом на территорию колонии короткий инструктаж. Телефоны остаются под замком. Дальше без связи с внешним миром. Полностью доверяешься сотрудникам. Досмотр на проходной. Не жесткий, но доскональный.
Контроль пройден. Шаг, и ты на территории. Казалось бы, за спиной лишь одно административное здание, а за ним свобода. Не верится, что она так близка, но в то же время так далека. Каково это, жить до конца дней с этим осознанием? Эта мысль не отпускает.
Рядом пять-шесть сотрудников «Полярной совы». Они не отходят практически ни на шаг на территории колонии, просто молча идут рядом. Они не высказывают опасений, но напряжение чувствуется. Место опасное. По правую руку — участок строго режима, по левую — особого, здесь содержатся пожизненно осужденные.
Отличительная черта этого места — клетки, заборы, колючая проволока и тишина, прерываемая лишь возгласами «здравствуйте, гражданин начальник!». Будешь проходить рядом с одним и тем же заключенным хоть тысячу раз, ровно столько же раз он повторит «здравствуйте, гражданин начальник». Через несколько минут от этого становится не по себе. Время здесь словно замерло. Нет ничего, что указывало бы на его движение. Даже ночь здесь не сменяет день, а дождь, кажется, идет лениво и нерасторопно.
Сначала мне любезно предлагают посмотреть, где работают, чем занимаются и что едят заключенные. Идем в пошивочный цех. Я спрашиваю у сопровождающих:
— Пожизненно осужденные тоже могут здесь работать?
— Нет. Передвижение пожизненно лишенных свободы по территории колонии минимально, оно проходит под усиленным надзором, выход из камер минимален, если только на прием к врачу, прогулку и на беседу с сотрудниками тех или иных служб. А так все остальное время они находятся в камерах.
Как позже рассказал осужденный на пожизненный срок, в камере они проводят по 22 часа в сутки.
Двигаясь к теплице, где заключенные выращивают овощи и зелень, проходим мимо футбольной площадки. Она также вся обтянута колючей проволокой и решетчатым забором. Вдоль площадки деревянный забор, на нем рисунки с флагами и эмблемой столичного «Спартака». Мне объясняют:
— Что вы хотели, у нас содержатся заключенные со всей России, в том числе из Москвы.
По пути встречаем пестро разрисованные заборы, рядом с ними самодельные прудики и тележки. Это заключенные сделали своими руками для конкурса. Нарисованы горные пейзажи и леса. Нарисована воля, которой они лишены.
Под крылом полярной совы
В самом начале участка для пожизненно осужденных встречает легендарная полярная сова. Скульптура выполнена в виде хищной птицы, которая пикирует в погоне за добычей. Жертва еще даже не понимает, что через несколько мгновений ее ожидает погибель. Очень символично.
Как рассказывают сопровождающие, большая часть пожизненно заключенных долго не осознает, что свободы им никогда не видеть, они живут призрачной надеждой на освобождение. Это то самое мгновение до момента, когда жизнь вцепится мертвой хваткой и придет это зловещее понимание — это конец.
На участке четыре двухэтажных корпуса, где содержатся пожизненно лишенные свободы. В камерах они в основном находятся по двое или трое. Есть, правда, и одиночное содержание.
В коридорах корпуса прохладно. По обе руки — камеры. Людей не слышно, висит мертвая тишина. Лишь временами слышится звон металлических дверей. Коридор преграждают решетки. На каждой висят таблички с напоминанием закрыть их на два оборота.
Койка, столик, намертво приделанный к стене, шкаф, тумба, емкость с питьевой водой, раковина. Из бытового — кружка, кипятильник, бритвенные принадлежности. На потолке лампа, закованная в решетку, на противоположной от входа в камеру стене окно, тоже в решетке. Таков быт того, кто никогда не увидит свободы.
На этом разнообразие заканчивается. Общение только с сокамерниками, обращаться к сотрудникам колонии можно лишь для решения вопросов. Можно читать или писать, не более. И так каждый день. Из новинок для этих людей — уединенный туалет. Ни интернета, ни мобильных телефонов, ни электрических бритв… Почти все то, что в обычной жизни стало обыденностью, многие осужденные даже не видели.
Раскаиваюсь, но наказание жестоко
После общения с Нурпаши Кулаевым снова лязгнул железный засов. Пугающий звук. Звук неволи.
За окном по-прежнему светило солнце. Но от мыслей о Беслане, о словах Кулаева, что он не заслужил такого наказания, все казалось темным и мрачным. Повисла тишина. Сопровождающие тоже молчали. Каждый обдумывал что-то свое.
Кулаев охотно шел на контакт, отвечал на все вопросы, рассказывал много нового, того, что не говорил раньше из страха за жизнь родных. Но из-за содержания этих откровений вышел тяжелый диалог. Кулаев ушел, оставив после себя грустные мысли. Мысли о разбитых жизнях, искалеченных судьбах, погибших детях.
Вспомнились и его слова о том, что привело его в «Полярную сову»:
— Я лишь однажды отказал не тому человеку и вот куда пришел.
Захватчик школы в Беслане рассказал, как ему хочется жить
Фото: Ева Меркачева
В самой строгой зоне страны под названием «Полярная сова» Кулаева сторонятся даже маньяки и жестокие убийцы. Так и говорят: «Больше, чем он, никто из нас не убил». Сам Кулаев печалится больше не о погибших бесланских детях, а о своих собственных, которых не видел много лет и вряд ли увидит когда-нибудь вообще.
Справка «МК»: «Нурпаши Кулаев был приговорен Верховный судом Северной Осетии 26 мая 2006 года к смертной казни. Высшая мера была заменена на пожизненное заключение».
35-летний Нурпаши передвигается только в наручниках. Это общее правило для всех арестантов «Полярной совы». Между им и мной — два уровня решеток.
Кулаев даже пытается выдавить из себя жалкое подобие улыбки. Я зачитываю ему вопросы, которые хотела бы задать многим осужденным «Полярной совы» в рамках своего рода социологического исследования. Он выслушивает и говорит, что готов ответить на все и даже больше.
— Вы давно здесь?
— С 2007-го года, то есть в общей сложности уже 9 лет.
— Что вас больше всего потрясло в этой тюрьме?
— Отношение администрации. Я столько разного слышал про эту колонию, что думал — вот он, настоящий ад. Оказалось, нет. Здесь можно жить. Тем более, что иного выхода нет, и ко всему можно привыкнуть.
— И к «баланде»? Как вам здешняя еда?
— Знаете, я ведь в первый раз кашу и макароны попробовал только в «Полярной сове». У нас не принято есть такие блюда, вот мне и не приходилось до этого. Дома я ел шашлык, зелень. А тут кашу и макароны. Ну ничего, это полезно. Питаюсь я только тюремной пищей, запретил родным пересылать мне деньги и передачи.
— Почему?
— Не нужно это. И я запретил приезжать на краткосрочные свидания.
— Бережете их?
— И чем же стала для вас тюрьма?
— Она для меня — учебный центр. И большое испытание одновременно. Я многое переосмыслил.
— Раскаяние к вам пришло?
— Я сожалею, что принес столько горя и слез матерям. Я сожалею, что оказался в Беслане. Я выбрал не ту дорогу, это точно. И я виноват в этом. Но ко мне пришла война и я думал, что действую как на войне. Я поспешил с выводами. Тогда, в школе, я ставил себя на место родителей. Но куда мне было деваться с «подводной лодки»? Было уже поздно. Если честно, я стараюсь не вспоминать детей. Вот вы сейчас разворошили.
Бесланская школа после атаки террористов. Фото: ru.wikipedia.org
— Родители погибших детей не забывают о них никогда.
— Я понимаю. Детей не вернуть, что бы я ни говорил. И я ничего не могу сделать для родителей.
— А выплатить им иски?
— Нет никаких исков. Но я и без исков просто очень хочу работать, зарабатывать. Могу шить (тут сейчас обучают этому). Но мне нужна нагрузка физическая. Я сильный, а силу девать некуда.
— Спортом занимаетесь здесь?
— Да, разработал комплекс упражнений с собственным весом. За эти 9 лет я стал уже мастером в этом.
— Вам пишут письма?
— Родные пишут, но не часто. Многие письма мне из Чечни не доходят. Но я знаю, что жена меня ждет, дети ждут, у меня их двое. Самое невыносимое здесь — отсутствие возможности общаться с близкими. Запрещены даже звонки по телефону.
— Но от краткосрочных свиданий вы сами отказались.
— Да-да. Не нужно им сюда приезжать.
Я мечтаю освободиться, конечно, и поехать домой. Только тут понимаешь всю ценность дома, семьи. Я за минуту рядом с близкими многое бы отдал.
— Вы не жалеете, что отменили смертную казнь в России?
— Нет! Если бы меня сейчас стали расстреливать, я бы на колени упал и умолял: «Не убивайте!». Это же жизнь! Вот вы все думаете, что раз человек здесь, то он жить не хочет, то ему проще было бы, если бы его застрелили. Это не так. Если меня кто-то ждет, я готов тысячу лет быть здесь.
Я за отмену смертной казни. Вот казалось бы, в «Полярной сове» есть такие маньяки, которые ничего кроме смерти не заслуживают. Но надо посмотреть, где вырос человек, что он пережил. Я верующий человек, и мне страшна сама мысль, что я мог бы быть неверующим.
Кладбище, где похоронены жертвы трагедии. Фото: Михаил Ковалев
— Чем бы вы пожертвовали, чтобы оказаться сейчас на свободе?
— У меня есть только жизнь. Но я ей не пожертвую ради воли.
Пересмотр приговора пожизненно осужденному террористу назвали маловероятным
Нурпаши Кулаев в 2006. Фото: Владимир Мукагов / ТАСС
Пересмотр приговора пожизненно осужденному за захват школы № 1 в Беслане в 2004 году террористу Нурпаши Кулаеву маловероятен. Такое мнение высказал адвокат Дмитрий Джулай в беседе с NEWS.ru.
По словам эксперта, за всю историю прошение удовлетворили только одному пожизненно осужденному. Адвокат отметил, что Кулаев надеется на уменьшение срока так же, как и все пожизненно заключенные. При этом Джулай сомневается, что террористу пересмотрят приговор.
Кулаев по-прежнему не признает своей вины в совершении теракта. Во время допроса на суде он утверждал, что оказался в школе не по своей воле — якобы его заставили, и он до последнего не знал, куда его везут на автомобиле.
26 мая 2006 года Нурпаши Кулаева признали виновным в терроризме, убийстве двух и более человек, посягательстве на жизнь сотрудников правоохранительных органов и других преступлениях. Ввиду особой опасности, которую подсудимый представляет для общества, суд счел, что Кулаев заслуживает высшей меры наказания — смертной казни, но, учитывая мораторий в России, ее заменили на пожизненное заключение в колонии особого режима.