Что сейчас с грозовским
Мы четыре года не врём: сестра Глеба Грозовского прокомментировала приговор священнику
Фото: Федеральное агентство новостей / Денис Машкин
Родная сестра священника Любовь Грозовская заявила НЕВСКИМ НОВОСТЯМ, что у неё «вообще нет слов».
Напомним, уголовное дело в отношении священника было возбуждено осенью 2013 года, тогда же РПЦ отстранила Грозовского от служения. Долгое время священник находился в Израиле, но два года спустя его экстрадировали в Россию. Еще находясь за границей, Грозовский заявлял, что стал жертвой провокации. В заключительном слове он также сообщил, что «не насильник и не педофил», а когда узнал о предъявляемых обвинениях, то «долго не мог в эти сплетни поверить, и не предполагал, что можно раздуть все до мировых масштабов». Грозовский выражал надежду на «справедливое решение» и подчёркивал, что никогда «не делал различий между чужими и родными детьми, мальчиками или девочками».
Своей главной ошибкой Глеб Грозовский назвал переход «за грань того, что обычно считается обязанностью священника», потому что «в какой-то степени взял на себя обязанности родителя, таким образом желая повлиять на формирование самой личности ребёнка».
По словам Любови Грозовской, её брата при подготовке к работе с детьми из приютов и детских домов консультировали педагоги и психологи, которые указывали на необходимость тактильного контакта.
Мы четыре года не врем, только и делаем, что рассказываем правду. Началось всё с фильма «Сила в правде», потом интервью потерпевших. Накопилось столько материала, ведь мы всё это время шли на контакт, ищем контакта, а потерпевшие прячутся: кто в Германии, кто в Чехии… Но заработали родители денег, «срубили бабла»…».
Ранее Любовь Грозовская отмечала, что знает имена людей, причастных к клевете на брата. По её словам, в адрес священника еще до возбуждения уголовного дела поступали угрозы и просьбы прекратить заниматься миссионерской деятельностью.
# глебгрозовский – последние новости
Смотрите также:
Генпрокуратура оспорила в Верховном суде приговор священнику Грозовскому
Осуждённого за педофилию священника Грозовского решили пока не лишать сана
Священник Глеб Грозовский приговорён к 14 годам строгого режима за педофилию
Священника Грозовского будут судить по делу о педофилии
В день рождения супруги обвиняемому в педофилии Грозовскому снова продлили арест
Супруга Глеба Грозовского: Я осталась с мужем и ношу ему передачки
Обвиняемый в педофилии Грозовский начал знакомиться с материалами дела
Арестованный священник Грозовский оборудовал в своей камере молельный угол
Читаемое
В Москве подростки – испытатели вакцины «Спутник М» получат по 15 тысяч рублей
«Вдвоём мы вдвое сильнее»: Больше не бездомный дедушка, которого приютила семья из Челябинска, решил жениться
Последняя авантюра Пабло Эскобара: Как колумбийский наркокороль покупал секретную советскую подлодку у русской мафии
Золотые котлетки: Как депутат Виталий Латышев мог разбогатеть на малоимущих детях
New Shepard: Схема полёта, знаменитые пассажиры, эротичность и всё, что вы ещё хотели знать о корабле Безоса
«Совершал преступления с особым цинизмом»: священник Грозовский приговорён к 14 годам колонии за педофилию
Сегодня Приозерский городской суд Ленинградской области поставил точку в резонансном деле бывшего священника Глеба Грозовского. Он был признан виновными в совершении преступлений, предусмотренных пунктом «б» части 4 статьи 132 УК РФ — «Насильственные действия сексуального характера в отношении лиц, не достигших 14-летнего возраста».
«Признать Грозовского Глеба Викторовича виновным и по совокупности преступлений приговорить к лишению свободы сроком на 14 лет с отбыванием в колонии строгого режима с ограничением свободы сроком на один год», — огласила приговор судья Людмила Яшина.
Также судья постановила, что он должен выплатить по 400 тыс. рублей каждой из семей трёх потерпевших.
Сам Грозовский накануне вынесения приговора, когда ему предоставили последнее слово, заявил, что, по его мнению, «самого события преступления нет как такового» и что он рассчитывает на «человеческое понимание и справедливое решение». Также он ранее не раз говорил, что молится за детей и их родителей, якобы оговоривших его.
Дело бывшего священника и духовника футбольного клуба «Зенит» Глеба Грозовского рассматривалось в закрытом режиме с лета прошлого года.
По версии следствия, в 2011 году Грозовский в православном детском лагере совершил в отношении малолетней девочки «действия сексуального характера», а в 2013 году вновь совершил схожие действия в отношении уже двух девочек 9—10 лет в лагере православного детско-юношеского клуба в Греции.
Как отмечали следователи, свои преступления отец четверых детей совершал «с особым цинизмом и пользуясь беспомощным состоянием потерпевших в силу возраста».
Перестали ходить в церковь из-за страха
Напомним, уголовное преследование священника началось осенью 2013 года: ГСУ по Санкт-Петербургу и СУ по Ленобласти возбудили уголовные дела о педофилии, объединённые затем в одно производство. Впрочем, сразу после начала расследования священник сбежал из России в Израиль. Он утверждал, что все обвинения в его адрес были сфабрикованы. Так, на своей странице в соцсети «ВКонтакте» он писал, что в материалах дела — эмоции и нет ни одного доказательства вины.
«В ходе следствия вызывали для дачи показаний только обвинителей. Ни вожатых, ни родителей детей, которые были в лагере, тогда как в лагерях находились воспитатели, которые приезжали со своими детьми и видели всё своими глазами, плюс со мной была моя семья и мои четверо детей. По благословению моего епископа я направлен в командировку для помощи в центр для алко- и наркозависимых в Израиль, где и нахожусь по сей день», — писал Грозовский вскоре после начала следствия.
В свою очередь, родители трёх девочек, пострадавших от действий священника Глеба Грозовского, рассказывали, что после произошедшего их дети стали замкнутыми и перестали ходить в церковь из-за страха и разочарования. Одной девочке понадобилась помощь психотерапевта.
Политическое убежище
В октябре 2013 года экс-священник был объявлен в международный розыск, а в апреле 2014 года Генпрокуратура РФ направила запрос на выдачу Грозовского. 21 сентября 2014 года священника задержали в Израиле и заключили под стражу. Однако экстрадирован в Россию он был только в 2016 году.
За время нахождения в израильской тюрьме Грозовский успел сделать несколько громких заявлений: он объявил себя жертвой заговора неких не названных им лиц, а также попросил у израильского правительства политического убежища.
25 января 2017 года бывшему священнику было предъявлено обвинение в окончательной редакции в совершении трёх преступлений, после чего дело было направлено в суд. Летом 2017 года состоялось первое судебное заседание.
Адвокат Глеба Грозовского настаивал, что его подзащитный невиновен, что есть свидетели, которые могут это доказать. Также адвокат жаловался на многочисленные нарушения в ходе следствия.
Однако суд не согласился с доводами защиты и признал Грозовского виновным. 17 января священник был приговорён к 14 годам лишения свободы. Сам Грозовский после заседания успел заявить, что будет обжаловать приговор.
ИНТЕРВЬЮ: Квалифицированный эксперт о деле Грозовского: «Что будет с о. Глебом на зоне?» Полная версия
От редакции: Мы обратились к консультанту-эксперту, знакомому с правоприменительной практикой по делам о педофилии, с просьбой дать прогноз о перспективах уголовного преследования в отношении священника РПЦ МП Глеба Грозовского. Консультант (его имя известно редакции) согласился ответить на вопросы при условии соблюдения анонимности.
«Портал-Credo.Ru»: Итак, священник РПЦ МП Глеб Грозовский не по своей воле вернулся в Россию и доставлен в Санкт-Петербург. Вы лично сочувствуете ему?
Эксперт: Я не знаком с отцом Глебом, хотя читал некоторые его публичные выступления; впечатление осталось скорее неприятное.
Что касается его виновности в инкриминируемых ему преступлениях, уверенно судить не могу. Один епископ РПЦ МП, близко знакомый с отцом Глебом, уверял меня в невиновности Грозовского и заказном характере дела. А вот другие мои питерские знакомые, обладающие качественной инсайдерской информацией, уверены в его виновности — притом не обязательно только в формате, заданном предъявленными обвинениями.
— То есть там может быть что-то еще?
— Не исключено. А того, о чем говорят сейчас, может в итоге и не оказаться.
— А может ли не оказаться вообще ничего? То есть дело, как говорят, «развалится»?
— Поскольку речь идет о педофилии, исход дела Грозовского предопределен — суд и срок, весьма серьезный. Если, конечно, не случится чего-то экстраординарного. Так что тут скорее надо сочувствовать не Грозовскому, а множеству других людей, попавших в жернова российской репрессивной машины (слово «право» — право-судие, право-охранительные органы — здесь выглядит оксюмороном), чьи жизни сломаны приговором по «педофильским» статьям Уголовного кодекса РФ.
— Исход предопределен, так как российские суды практически не выносят оправдательных приговоров?
Так вот, преступления подобного рода — головная боль для юристов всего мира. Доказательная база может быть нулевой, аргументы «за» и «против» — слова против слов. Представьте себе, ребенок говорит: мы с дядей были наедине, и дядя сделал мне то-то и то-то. А дядя возражает: этого не было, ребенок врет. Где тут правда? И где гарантия, что ребенок не пытается таким образом отомстить дяде за какую-то обиду отнюдь не сексуального характера? А может быть, ребенка подучила так сказать его мама, у которой с дядей свои счеты? Ведь манипулировать детской психикой не столь сложно.
— Значит, встречаются дела, где обвинение строится исключительно на показаниях детей?
— Разумеется, ни один следователь этим не ограничится, ему нужна требуемая уголовно-процессуальным законом совокупность доказательств. Иногда комплектация такой совокупности выглядит смехотворно (но с учетом срока в приговоре — вовсе не смешно). В одном деле, где потерпевшим являлся четырехлетний мальчик, а молодой человек обвинялся в действиях по сути скорее развратного характера (о нюансах квалификации мы, возможно, еще поговорим), суд в приговоре среди прочих доказательств ссылался на клетку с попугаем. Мальчик говорил, что в квартире, где преступление якобы произошло, жил попугай — и клетку с птицей обнаружили при осмотре места происшествия.
— Вы считаете это смехотворным? На мой взгляд, это подтверждает слова ребенка.
— Осталось добавить, что семьи потерпевшего и осужденного дружили, ходили друг к другу в гости и попугая все видели не раз. В тот самый день обе семьи выпивали на квартире, где жил мальчик. Потребовались деньги для «продолжения банкета», молодой человек пошел за ними к себе домой, на квартиру с попугаем, а мальчик увязался за ним. По итогам же выпивки семьи вдрызг рассорились, и через несколько дней возникло дело: «Этот мерзавец что-то там вытворял с нашим ребенком!»
— Но ведь обвинение подтверждается и экспертизами?
— А такое вообще возможно? Экспертиза — это ведь научное исследование?
— Но мы говорим о педофилии, а тут уже почти взрослая женщина.
— Вы хотите сказать, что в делах о педофилии не работают ни закон, ни здравый смысл?
— Нет, почему же. Работают, но только тогда, когда это выгодно репрессивной машине. Презумпция виновности, явный обвинительный уклон судебного разбирательства, избирательное применение норм закона, пренебрежение принципом равноправия сторон обвинения и защиты — вот характерные черты таких процессов.
— В начале беседы вы сказали, что дела, связанные с педофилией, проблематичны не только для российских юристов?
— Вы считаете эти события взаимосвязанными? Но «после» не всегда означает «вследствие».
— «По плодам их узнаете их» (Мф. 7, 16). В остальном, извините, без комментариев.
— Тогда вернемся к мировой практике. Неужели здесь нет выхода?
— Разве что строгое соблюдение фундаментальных принципов — законности, справедливости, обоснованности — при проведении следственных действий и в судебном разбирательстве. Ну, а юридической панацеи, разумеется, нет. Однако «там», в той же «растленной гейропе», в отличие от духовно-скрепной России хотя бы не стесняются обозначать наличие проблемы. Например, в постановлении Европейского суда по правам человека от 25 июля 2000 года (дело «Матточиа против Италии», между прочим, очень характерное в плане нашего разговора) говорится:
«Европейский Суд констатирует тот факт, что судебные разбирательства по делам об изнасиловании затрагивают очень чувствительные и важные вопросы, вызывающие серьезную обеспокоенность общества, и что судебные дела, имеющие отношение к очень молодым или умственно неполноценным, часто вызывают у органов прокуратуры и судов серьезные трудности с доказательствами в ходе разбирательства».
— А не поможет ли в сложных случаях детектор лжи?
— Мировая юстиция относится к полиграфу (детектору лжи) скорее с недоверием, в некоторых странах его использование в уголовном процессе законодательно запрещено. А вот в России, благодаря тому же Следственному комитету и его руководству, полиграф едва не стал главным орудием следствия, критерием пресловутой бастрыкинской «объективной истины». Одно время полиграф применяли очень широко и как раз в делах о педофилии (впрочем, другим категориям преступлений тоже доставалось). Вспомним хотя бы громкое дело Макарова. Наконец это шарлатанство допекло даже судей — и суды стали исключать материалы полиграфологов из доказательной базы, признавая их недопустимыми доказательствами, не предусмотренными уголовно-процессуальным законом.
— Шарлатанство? Но почему? Ведь речь идет о научном исследовании с замерами различных физиологических параметров.
— Помните, кто говорил о выборах: «Важно не как голосуют, а как считают»? И здесь проблема не столько даже в технологии исследований, сколько в оценке их результатов. Начнем с того, что полиграфолог в уголовном процессе, как правило, имеет юридический статус специалиста, но не эксперта. В чем тут нюанс? Специалист — в отличие от эксперта — по сути лишь высказывает свои соображения касательно заданной темы. И (самое главное!), в отличие от эксперта он не несет уголовной ответственности за дачу заведомо ложного заключения. То есть без какого-то ущерба для себя может писать что ему вздумается. При этом заключение полиграфолога оформляется как совокупность предположений: не «лжет», к примеру, а «вероятно, лжет».
— Значит, при таком исследовании, в отличие от обывательских представлений, красная лампочка с надписью «Ложь!» при ответах не загорается?
— Совершенно верно. Для испытуемого результаты исследования вовсе не очевидны: он узнает их, лишь прочитав заключение. А этот документ, как правило, включает описание процесса исследования, изложение пояснений испытуемого, перечень вопросов полиграфолога и ответов испытуемого с оценкой последних полиграфологом — все в том же предположительном стиле. Формул типа «a+b=ложь» вы там не увидите.
— А что такое «пояснения испытуемого»?
— Думаете, что исследование на полиграфе сводится только к ответам на вопросы типа «А не вы ли убили-с старуху-процентщицу?» Отнюдь. Прежде чем задавать серии вопросов и фиксировать при ответах ваши физиологические параметры, полиграфолог обсуждает с вами исследуемую ситуацию, просит комментариев, грубо говоря — разводит вас на болтовню. И это непременно снимается на видео. Видеозапись, кстати, тоже входит в комплект материалов, которые получает следователь от полиграфолога. И при определенной юридической наглости ее могут рассматривать как дополнительное доказательство вашей виновности. Хотя закон такие «доказательства» вовсе не приветствует.
— Как доказательство виновности — в том случае, если вы неудачно прошли полиграф?
— Вы не проходите его удачно или неудачно — вам выдают заключение в котором написано то, что нужно следователю. Вот что происходит на самом деле. И никто ответственности за это не несет, потому что полиграф — не экспертиза, а выводы полиграфолога имеют чисто вероятностный характер.
— И все-таки: может ли случиться «нестыковка» детектора лжи и обвинения?
— Если только кто-то решит сам себя перехитрить. Помню любопытный случай. Дело об изнасиловании, большая давность, никаких экспертиз, все построено только на словах. Полиграф проходят обвиняемый и потерпевший. Обвиняемый говорит «ничего подобного не было» — полиграфолог заключает: «Вероятно, ложь». Потерпевший скромничает: «Был пьян, ничего не помню, только потом ощущал дискомфорт. «. Полиграфолог выводит: «Вероятно, правда». В таком виде дело уходит в суд — и тут у обвинения меняется установка: мол, как-то слабовато все выглядит, надо поубедительнее, товарищи. И послушный потерпевший в суде меняет показания: ах, я просто стеснялся сказать, все я помню, этот негодяй меня на самом деле вот так и вот так. Что делать с выводами полиграфолога? Судья, не мудрствуя лукаво, включает в приговор заключение по обвиняемому, а про «неудобное» заключение по потерпевшему как будто забывает. Не было такого — и все тут.
— А есть ли в полиграфе все-таки что-то положительное?
— Наверное, только то, что его прохождение есть дело сугубо добровольное, принудительно отправить на детектор лжи нельзя. Но, учитывая сказанное, судите сами: имеет ли смысл ввязываться в такой балаган. Сейчас, к счастью, про полиграф вспоминают все реже. Будем надеяться, что и он, и та самая «объективная истина» окончательно канут в лету вместе с бесславным завершением бастрыкинской эпохи российского следствия.
— Пока что мы с вами говорим об отдельных уловках, применяемых следствием и судом в делах о педофилии.
— И не только в педофильских делах, и ухищрениям таким нет числа.
—. Но давайте теперь вернемся к отложенному вопросу. Начало президентства господина Медведева ознаменовалось развертыванием всероссийской, можно сказать народной, «бессмысленной и беспощадной» кампании против педофилов — изредка явных, а по большей части мнимых. Зачем?
— Думаю, этот безумный паззл сложился из нескольких деталей. Кстати, кому не нравится слово «безумный» — вспомните историю про «мальчика в костюме Путина» и то, каких почестей удостоилась ее сочинительница.
— Очень похоже на 1937 год и статью 58 УК.
— Нет, берите чуть пораньше, начало тридцатых годов. Тогда следователи ОГПУ / НКВД еще составляли пухлые тома уголовных дел, худо-бедно документировали обвинение, то есть все-таки работали. А 1937 год — это уже дела из нескольких листов: донос, арест, обыск, допрос, обвинительное заключение, приговор, расстрел.
— Но ведь и мы могли увидеть такой «скорый суд» по делам о педофилии?
— Пожалуй. Здесь важны и следующие детали паззла. Вторая его часть: государственной власти в целом очень удобно иметь отработанную технологию избирательного террора — когда буквально любого гражданина, сколь угодно важного и серьезного, можно на счет «раз-два» не только надолго посадить, но и уничтожить как личность под восторженное улюлюканье народа. И обвинение в педофилии эксклюзивно: тут вам не взятка и не мошенничество, дети — это святое. Так мы переходим к третьей части паззла: народ-богоносец не только любит искать и изничтожать внутренних врагов, но и рад открывшейся возможности посредством доноса (вот теперь вспомним 1937 год) внешне законно и с гарантированным успехом решать свои проблемы.
— То есть «разбираться» с надоевшими родственниками, соседями, конкурентами посредством обвинения их в педофилии, как когда-то — в шпионаже и антисоветской агитации?
— Именно так. Семейные склоки и квартирные споры, рабочие и коммерческие несогласия — Следственный комитет и суд разрешат их так, что все на свободе останутся довольны, а недовольному — на зоне будет уже не до того.
Только один пример из множества. Жили-были дед и бабка; дед — вредный, капризный, истерический, вообще с жутким характером. Бабке и их детям он надоел донельзя, но сплавить старого никуда не получалось: даже в дом престарелых его брать отказались. И тут на помощь бабке пришла соседка, немало лет отсидевшая, в силу того бессовестная и юридически подкованная. Соседка потолковала со своей юной внучкой, и вскорости дед, обвиненный в насильственных домогательствах к той самой внучке, вместо дома престарелых отправился в колонию строгого режима. А бабка и соседка наконец спокойно вздохнули.
— Однако мы не увидели громких педофильских дел по настоящим VIP-персонам. А потом эта «эпидемия» вообще стала спадать.
— Однако были ведь педофильские процессы, заканчивавшиеся оправданием обвиняемого. Например, дело педагога Рябова, которого присяжные признали невиновным?
— Во-первых, дела о педофилии после истории с Рябовым были выведены из юрисдикции суда присяжных. И во-вторых — могу, конечно, заблуждаться, но на мой взгляд дело Рябова изначально было запрограммировано на развал, для того и велось, и освещалось в СМИ, и передавалось в суд. Зачем? А для того, чтобы продемонстрировать всяким злопыхателям и борзописцам: у нас срок получают действительно виновные, а вот невиновных — оправдывают! «Говорите, сажаем почем зря, практикуем беззаконие? Так нет же, посмотрите на гражданина Рябова: честнейшего и добрейшего человека злостно оговорили, но суд разобрался, восстановил справедливость. » Вот такая, можно сказать, пропагандистская акция российской Фемиды и ее прихвостней.
— И все же давайте вернемся к делу Грозовского. Насколько оно соответствует картине судебно-следственного произвола, которую мы до сих пор обсуждали?
— А могут ли с Грозовским что-то сделать в тюрьме?
— Давайте поговорим об этом в следующий раз.
— Мы остановились на том, угрожает ли что-то священнику РПЦ МП Глебу Грозовскому, оказавшемуся в российской тюрьме.
— Даже после израильской тюрьмы?
— Там хотя бы оставалась надежда, что экстрадиция не состоится. Теперь он попал на конвейер, который (мы об этом уже говорили) неминуемо завершится судом. Кроме того, само пребывание в российской тюрьме для человека его круга — неизбежный шок и постоянный дискомфорт.
— Об этом еще Достоевский писал.
— Да, в «Записках из мертвого дома». Как раньше интеллигентный арестант переносил заключение много болезненнее, чем простолюдин, так и сейчас. А «реальные пацаны» зачастую чувствуют себя в тюрьме как дома, некоторые даже стремятся вернуться с воли обратно: на свободе им уже некомфортно.
— «Украл, выпил, в тюрьму»?
— Примерно так. Но вернемся к Грозовскому. Можно сказать, что переживаемый в таких случаях дискомфорт обусловлен следующими причинами.
Во-первых, естественная боязнь суда и приговора, страх за собственную судьбу, за семью и близких.
Во-вторых, для цивизизованного человека тюремная субкультура если и представляет интерес, то только на первом этапе. Далее все эти бесконечные жаргонизмы, лукавые хитрости во взаимоотношениях и в целом бытие по известной максиме «не верь, не бойся, не проси» начинают угнетать (если, конечно, ты хочешь сохранить себя как личность, а в твоей персоне не проснется доселе дремавший антисоциальный компонент).
В-третьих, публичный, известный человек, оказавшись в положении Грозовского, не может не переживать из-за потока негатива, который льется на него с листов протоколов, а то и в публикациях СМИ. Надежда на благополучный исход дела слабеет, все чаще приходят мысли: «Репутация растоптана, жизнь кончена». Увы, успешные и преуспевающие граждане очень часто забывают, что от сумы да от тюрьмы не зарекаются.
Наконец, священство в РПЦ МП устанавливает определенные стереотипы во взаимоотношениях с окружающим миром. Священник — хотя бы для его прихожан и почитателей — лицо особенное, уполномоченное от «высших сил». Ему даже только из-за сана оказывают почет и уважение, целуют ручку и усаживают на почетное место за любым столом. А тут.
— Интересно, а тюремная администрация и арестанты воспринимают Грозовского как священника?
— Тюремная религиозность, при всем изобилии внешней атрибутики типа татуировок с куполами, по сути своей вполне языческая. Уголовная среда антисоциальна, и подлинному Христу в мире «понятий» места нет. И для обитателей этой среды (как арестантов, так и «ментов») Грозовский сейчас «не при исполнении», он один из общей массы следственно-арестованных, да еще и с такой статьей УК. Не думаю, что у окружающих Грозовский вызывает благоговение (и это еще без учета смены вектора в отношении к священству у современных россиян).
— Стало быть, эксцессы все же вероятны?
— Только не бытующие в сознании обывателей — мол, изнасилуют («опустят»), отправят жить под шконку (койку) и тому подобное. Нынешняя уголовно-исполнительная система не нуждается в лишних скандалах и научилась (если, конечно, ей это нужно) худо-бедно предотвращать подобные проблемы. Да и арестантам сейчас есть что терять, они соображают: нужно ли им умножать букет судимостей, добавляя к нему ту самую «нехорошую» 132-ю статью?
— А что реально может случиться?
— Проигрался в карты, не смог отдать долг и «закрылся» в ПЛБ (помещение личной безопасности). Сдал «ментам» «курок» с «запретами» (тайник с запрещенными на зоне предметами, например, с мобильными телефонами). Наконец, просто имел бытовой контакт с «обиженным», зная при этом о его статусе: питался его едой или из его посуды, докуривал за ним сигарету. Но, кстати, «определение» в «обиженные» происходит сейчас без действий сексуального характера. Побить — побьют, но не более.
— Однако критерии настолько серьезны?
— Формально да. Ну а на деле. Есть такой тюремный анекдот про «обиженного», попавшего в хату (камеру), где сидят голодные «порядочные», нет у них ни покурить, ни заварить. А у «обиженного» баулы, в них — колбаса, чай, сигареты. «Порядочные» радуются: «О, братан. » — «Ребята, да я же «петух». «. Мужики смотрят на баулы, переглядываются и заявляют: «Это еще обосновать надо! Ты давай, на себя не наговаривай!»
Как говорится, в каждой шутке есть доля шутки.
— А какова в этом смысле конкретная перспектива для Грозовского?
— Мы этого не знаем. И, кстати, уголовный мир вовсе не приветствует вынос информации о таком статусе арестанта наружу, для внешних. «Мужик» ли ты, «обиженный», «под вопросом» ли — это внутреннее дело тюрьмы.
— Тем более что сейчас Грозовский формально ничем не отличается от своих соседей, куда менее известных.
— На мой взгляд, уголовно-исполнительная система это даже подчеркивает: обычная камера московского СИЗО, долгий этап до Питера в «столыпине». Впрочем, личная безопасность, о которой беспокоился Грозовский, была обеспечена. И сейчас в «Крестах» он находится вроде бы в неплохих условиях.
— По поводу содержания Грозовского в московском СИЗО некоторые СМИ писали: находится в камере насильников.
— Это то, о чем мы уже говорили: по «педофильским» статьям закон не работает, а презумпция виновности процветает. Положим, Грозовский содержался в камере вместе с другими обвиняемыми в сексуальных преступлениях. Если никто из них ранее по таким статьям не привлекался (а несудимых вообще-то сажают отдельно от уже судимых), то согласно Конституции РФ и уголовно-процессуальному закону их нельзя назвать виновными, преступниками. Но нашим журналистам, и не только им, на это наплевать. Статья 49 Конституции и статья 14 Уголовно-процессуального кодекса РФ писаны, видимо, не для них.
— Давайте теперь поговорим о том, как может развиваться следствие по делу Грозовского.
— Несомненно, информацию о ходе следствия в полноте мы не получим. Но, полагаю, уже в ближайшее время Грозовского ожидает судебная психолого-психиатрическая экспертиза. Проводить ее будут стационарно в соответствующем учреждении.
— Но он не похож на ненормального.
— В смысле, если такое расстройство будет обнаружено.
— А что все же может сделать защита?
— Закон (статья 198 УПК РФ) предусматривает для стороны защиты определенные права: ходатайствовать перед следствием, к примеру, о проведении экспертизы в конкретном учреждении и конкретными экспертами, о внесении в постановление следователя о назначении экспертизы дополнительных вопросов для экспертов. Но удовлетворять такие ходатайства следователь вовсе не обязан.
— Если же расстройства не обнаружится, станет ли такой факт доказательством невиновности Грозовского?
— Доводом в его пользу — да, но не более. Наличие расстройства сексуального предпочтения не является необходимым условием совершения сексуального преступления. Подробнее об этом можно прочитать, например, в информационном письме ГНЦ имени В.П. Сербского (2012 год), оно есть в сети Интернет.
— Как проводится такая экспертиза?
— Об этом все же лучше спросить специалистов, непосредственно занимающихся подобными вопросами.
— Так что остается ждать результатов?
— Разумеется. Полагаю, что дело Грозовского еще преподнесет нам сюрпризы.