Чем писали в средние века в европе

15.04.202214.04.2022 admin 0 Comments

Чем писали в средние века в европе

Алла Львовна Ястребицкая

Западная Европа XI—XIII веков. Эпоха, быт, костюм

Эта книга — о классическом периоде европейского средневековья.

Уже само название «средние века» содержит в себе элемент пренебрежительности. Оно подразумевает, что в истории Европы были два «светлых» периода — античность и новое время, между которыми лежит провал, «ненастоящее» или «темное» время, средние века. Давным-давно укоренилось представление, что средние века — период застоя, и термин «средневековье» стал синонимом мрачного и реакционного. Но справедливо ли такое суждение?

Под средними веками современная историческая наука понимает большую историческую эпоху. Она не установилась в один день и не окончилась в один день, и нет ничего удивительного, что ее хронологические грани представляются размытыми, неопределенными. Ее начинают обычно с условной даты — с падения Западной Римской империи в 476 году, хотя это событие, смещение последнего западноримского императора Ромула-Августула и отсылка его императорских инсигний в столицу Восточной империи, в Константинополь, не было воспринято современниками как факт первостепенной важности, да и на самом деле не было таковым. Может быть, более правильным было бы проводить хронологическую границу между античностью и средневековьем где-то в конце VI или в начале VII столетия, после вторжения лангобардов в Италию и окончательного упадка последних очагов римской городской жизни. Концом средних веков принято считать английскую буржуазную революцию середины XVII века, но уже последние века перед ней, окрашенные печатью Возрождения и великих географических открытий, носят совершенно особые, далеко не средневековые черты.

Средневековье — время господства феодального способа производства. Античный город пришел в упадок, и средневековье исходило из деревни. В раннее средневековье аграрная стихия господствует повсеместно и лишь кое-где существуют скудные, полуразрушенные подобия городских центров. Поместье, где господин с помощью труда зависимых людей удовлетворяет большую часть своих материальных потребностей; монастырь, отличающийся от обычного поместья лишь тем, что его хозяин — «коллективный сеньор» и что здесь время от времени встречаются грамотные люди, способные переписать книгу и имеющие для этого достаточный досуг; королевский двор, который переезжает с места на место и который организует свою жизнь и управление опять же по образцу обычного поместья, — таковы основные общественные формы существования раннесредневекового общества. С X—XI веков в этот аграрный мир вторгается новый элемент — город. На первых порах город остается в административном и политическом подчинении у деревни-поместья, в идеологическом — у монастыря; хозяйственная и социальная жизнь раннесредневекового города пронизана феодальными принципами, и господствующая верхушка горожан стремится подражать сеньорам. И все-таки город постепенно подтачивает основы средневековья, сам мало-помалу преобразуясь и преобразуя своих «противников» — феодальных сеньоров. В ожесточенной борьбе между крестьянами и феодалами, между городами и сеньорами, между различными группировками внутри феодальной знати, между носителями централизации и сепаратизма надвигался конец средневековья.

Это была эпоха со своими особыми социальными отношениями и особой культурой. Она оставила нам огромное политико-культурное наследие: именно в средние века рамки Европы были раздвинуты и началась полоса географических открытий; было создано понятие сословной чести и рыцарского служения даме; появились представительные учреждения.

Благодаря успехам отечественной медиевистики, мы теперь хорошо представляем себе социальную и хозяйственную историю западноевропейского средневековья. Знаем и об организации хозяйства в феодальном поместье, и об устройстве городских ремесленных корпораций, о формах эксплуатации крестьянства и о формах его классовой борьбы. Многочисленные специальные исследования воссоздают картины крупнейших общественных и социальных движений средневековья и события политической истории.

И в то же время наш читатель очень мало знает о быте и повседневной жизни людей той эпохи. А вместе с тем «темному» средневековью мы обязаны не меньшим количеством изобретений, чем «просвещенной» античности. Именно к классическому средневековью восходит изобретение пуговицы и очков, основных элементов современного костюма (брюк, юбки); именно в эту эпоху научились ходить под парусом против ветра и надели хомут на вола (что коренным образом изменило систему упряжи), освоили стойловое содержание скота и стали применять удобрения; научились играть в футбол и изготовлять спирт.

В этой книге речь пойдет о повседневной жизни средневекового человека, окружающем его быте: о жилище, городском и сельском, о мебели, утвари, пище, одежде; о том, как все это добывалось, изготовлялось, перевозилось по суше и по морю; о сельском хозяйстве, ремесленной технике, транспорте; о санитарии и гигиене, болезнях и эпидемиях, представлениях об устройстве человеческого организма и медицинской помощи.

Но предметы быта не существовали сами по себе — окружающая общественная среда накладывала на них отпечаток, определяя их специфику. Взаимообусловленность общества и его быта находила выражение в особенностях жизненного уклада крестьян, горожан, феодалов и духовенства. Именно с социальных позиций рассматривается в книге облик средневекового города, феодального замка и феодальной деревни, средневекового монастыря.

Предметы быта — от жилища до костюма — несли тогда на себе не только печать их социальной принадлежности, но и идеологических и социально-психологических представлений эпохи. В деталях повседневного существования отражались подчас самые высокие идеи и образы, относящиеся к сфере времени и пространства, к космогонии и исторической мысли, к изобразительному искусству и поэзии.

Вот почему не будет ни странным, ни противоречивым, если мы начнем свой рассказ с высот отвлеченных идей, с времени и пространства, и постепенно спустимся к самым будничным феноменам быта.

Анализ предметного мира поможет глубже понять культуру и изобразительное искусство европейского средневековья.

Глава 1. Мир, в котором жили

Человеческое общество находится в постоянном движении, изменении и развитии, и каждой эпохе всемирной истории присуща своя исторически обусловленная картина мира. Как же осознавали и воспринимали мир люди средневековья? Одной из черт, наиболее полно отражающих мироощущение эпохи, является представление о времени. Казалось бы, что может быть неизменнее и однозначнее этого понятия. В современном его восприятии время бесконечно и необратимо, оно мыслится как абстракция, как априорное понятие, скрывающее за собой объективную реальность, существующую в природе вне и помимо людей и их деятельности. Мы четко разграничиваем прошедшее, настоящее и будущее. Умеем хорошо измерять время с помощью совершенных технических устройств. Современному общественному сознанию, наконец, в высшей степени присуще ощущение ценности времени, стремительности его течения. Но подобные представления о времени — достояние общества технически высокоразвитого, они имеют мало общего с тем, как переживалось и воспринималось время людьми других исторических эпох, людьми так называемого аграрного общества, а ведь именно таким и являлось средневековье наряду с первобытным миром и античностью.

Современному человеку, привыкшему жить, «не сводя глаз с часов», трудно представить себе ту далекую эпоху, когда часы (солнечные, водяные, песочные или механические) были редкостью, когда о движении дня и ночи человеку напоминали жаворонок и соловей, звезды и заря, цвет неба и ветер с гор, раскрывающиеся и смыкающиеся чашечки цветов — напоминали, конечно, довольно неопределенно, как мы бы теперь сказали, с большим приближением.

Источник

LiveInternetLiveInternet

—Цитатник

Чудо-бродилка по открыточкам на все случаи жизни. Девочки! Посмотрите, какую чудо-бродилку п.

Распакованный скрап-набор «Винтажная шкатулка» Распакованный скрап-набор «Винтажная шкату.

Нет, дорогие мои! Я ничего не забыла и честно продолжу серию очерков по истории русского кос.

Учим деток рисовать. Учим деток рисовать. 1. 2. 3. 4.&nbs.

—Метки

—Рубрики

—Ссылки

—Музыка

АНГЛИЯ

—Всегда под рукой

—Фотоальбом

—Поиск по дневнику

—Подписка по e-mail

—Друзья

—Статистика

старинные книги. Книга в эпоху средневековья

Книга в эпоху средневековья

Западноевропейская рукописная книга

Скребок не мог окончательно уничтожить первоначальный текст. Чернила глубоко впитывались в пергамен, вызывая в нем химические изменения. Поэтому с помощью специальных реактивов, или просто подержав палимпсест на свету, можно восстановить прежний текст, тем более, если он написан на крепком пергамене крупным, ясным почерком, как писали в античности.

Ученые давно поняли, каким важным источником древних текстов являются палимпсесты; уже в XVII в. делались попытки восстановить первоначальные записи, пользуясь различными кислотами. От этого старый текст проступал ярче, но лишь на время, а затем сам пергамен темнел и больше не поддавался прочтению. Таким образом были погублены тысячи манускриптов. В наши дни для проявления первоначального текста пользуются фотографированием: чувствительная фотопленка достаточно проясняет его и делает удобочитаемым, а сам пергамен остается нетронутым.

Для разлиновки листа употреблялись острый серебряный грифель или свинцовый карандаш. В 1125 г. для этого впервые использовали графит.

Рукописные книги бывали зачастую богато украшены иллюстрациями и другими декоративными элементами. Средневековая книга представляла собой уникальное произведение искусства и считалась предметом роскоши. Предназначенная для храмов, монастырей, богатых и знатных заказчиков, она должна была соответствовать тому великолепию, которым окружали себя церковь и верхушка общества.

Рукописный инициал из Евангелия. Бавария, XI в.

Сначала все это искусство опиралось на достижения античного мира. Но сказывалось и влияние восточного (византийского, сирийского, армянского, даже коптского), и особенно местного, народного прикладного искусства. Средневековые художники нередко вплетали в книжный орнамент мотивы народных сказок, изображения мифических существ (это так называемый звериный орнамент).

Наружное оформление средневековой книги также имеет специфические черты. Размер ее варьируется от гигантских фолиантов до крохотного duodeco (в одну двенадцатую). Диктовали размер не столько эстетические критерии, сколько наличие пергамена у изготовителя. Лишь литургические книги всегда изготовлялись крупным форматом.

Подготовленные к переплету тетради сшивались в блок на ручном переплетном станке. Сохранилось изображение монаха (XI в.), сшивающего пергаменные листы тремя шнурами, выступающими на корешке книги. К концам шнуров на верхней и нижней тетради прикрепляли переплетные крышки.

Между тем приближалась новая эпоха в культуре человечества, а с ней утверждался новый взгляд на книгу, который проповедовали великие итальянские гуманисты.

[2] Сам термин «готический шрифт» условен. Он был придуман лишь в XVI в. итальянскими гуманистами с целью подчеркнуть якоб

Источник

Грамотность и книги в позднее средневековье и раннее Новое Время

В то же время нельзя недооценивать, сколь сильна и устойчива была свойственная коллективному сознанию враждебность к письменному слову и его распространению.

Имеющиеся цифры вроде бы говорят о том, что в XVI веке во многих европейских городах книга становится частым предметом домашнего имущества. Однако необходимо отдавать себе отчет в том, что за этими цифрами скрываются существенно разные ситуации. Первый случай: процент книговладельцев почти не меняется (как в общем, так и по разным социальным группам), но увеличивается количество приобретаемых ими книг. Так происходит, скажем, в Валенсии (Испания), где книги фигурируют в каждой третьей описи имущества, составленной между 1474 и 1550 годами. Столь же стабильно распределение по социальным группам: книговладельцами являются девять клириков из десяти, трое из четырех среди представителей свободных профессий, каждый второй среди дворянства, один из трех среди купечества, а среди подручных работников — только один из десяти. Но при этом каждая из перечисленных групп постепенно расширяет свои библиотеки. С конца XV и до второй четверти XVI века книжные коллекции медиков вырастают в среднем с 26 до 62 наименований; правоведов — с 25 до 55; купцов — с 4 до 10; а среди суконщиков, обычно бывших обладателями единственной книги, теперь появляются «библиотеки» в среднем из четырех томов.

Другой вариант мы наблюдаем в случае Флоренции. Там количество описей, в которых упоминаются книги, на протяжении XVI века тоже остается почти неизменным и крайне низким: в 1531–1569 – 4,6% от общего числа, в 1570–1608 – 5,2%. Меж тем в 1413–1453 годах это значение уже достигало 3,3%, но во второй половине Кватроченто рухнуло до 1,4%. Как мы видим, процентное соотношение намного ниже, чем в Валенсии или в Амьене, где в 1503–1576 годах книги присутствовали в 20% всех описей имущества после кончины владельца. Следует ли считать это свидетельством отставания Италии? Или наличия другой нотариальной практики, в рамках которой описывается даже имущество бедняков? Однако и тут очевидно, что если число книговладельцев остается неизменным, количество книг в библиотеках возрастает. Если до 1570 года 55% от общего числа описей содержало менее шести томов, то после этой даты их количество опускается до 33%. Напротив, число библиотек, насчитывающих от 51 до 100 томов, возрастает с 4,5 до 9%, а тех, в которых от 101 до 200 томов, — с 1 до 8%. В то же время число библиотек среднего объема (от шести до 50 томов) возрастает почти на 10%: до 1570 года они составляют 38% от общего числа, а после — 47%.

Наконец, последняя особенность частного, домашнего обладания книгой: процентное увеличение количества владельцев библиотек. Таков случай Кентербери, главного города графства Кент. Мы видим, что на рубеже XVI–XVII веков присутствие книг в описях имущества владельцев–мужчин постоянно возрастает: в 1560 году они есть у одного из десяти, в 1580 году — у одного из четырех, в 1590 году — у одного из трех, в 1620 году — у одного из двух (или близко к этому). Такую же динамику, с изменениями такого же порядка, можно наблюдать в двух других, не столь крупных городах того же графства, Фавершеме и Мейдстоуне. И в этом случае книговладение тесно зависит от сословной и профессиональной иерархии. Между 1620 и 1640 годами среди кентерберийских книговладельцев насчитывалось 90% представителей свободных профессий и 73% представителей благородного сословия, в то время как среди ремесленников, связанных с производством одежды — 45%, строителей — 36%, живущих в городе йоменов — 31%. Однако высокие показатели кентских городов отнюдь не являются правилом для всей Англии. В сельских приходах книги оставались редкостью даже в XVII веке. В Бедфордшире в конце 1610‑х годов книги фигурировали только в 13% описей, а в центральном Эссексе между 1630 и 1690 годами — в 14% аналогичных документов.

Участилось ли с XVI по XVIII век частное владение книгами — в той мере, в какой о нем свидетельствуют описи имущества после кончины владельца? Была ли привычка к тесному общению с книгой большего числа читателей одним из столпов приватизации, свойственной трем первым векам Нового времени? Ответы на эти вопросы во многом зависят от локальной ситуации, поскольку вторая половина XVIII столетия была в Европе временем резких контрастов. Нет сомнения, что по количеству книговладельцев первое место занимали протестантские города. Если взять рейнские (лютеранские) земли — скажем, Тюбинген, Шпайер и Франкфурт, — то к середине XVIII века книги упоминались в 89, 88 и 77% всех тамошних описей имущества соответственно. Это существенно более высокий показатель, чем во французских католических городах, будь то столица (где в 1750‑х годах книги фигурируют только в 22% описей) или провинция (в девяти городах на западе Франции в 1757–1758 годах — 36%, в Лионе во второй половине века — 35%). Напротив, отличие от других протестантских земель, даже если брать преимущественно сельские регионы (к примеру, Америку), будет незначительным. К концу XVIII века в округе Вустер (Массачусетс) владение книгами зарегистрировано в 75% всех посмертных описей имущества, в Мэриленде — 63%, в Виргинии — тоже 63%, что представляет заметный прогресс по сравнению с предшествующим столетием, когда в тех же регионах процент книговладельцев не превышал 40%.

Итак, когда речь идет о владении книгами, то количественное различие имеет выраженный конфессиональный характер. Это особенно заметно, если сравнивать библиотеки соседствующих общин. К примеру, в Меце между 1645 и 1672 годами наличие книг регистрируется в 70% описей имущества протестантов, тогда как у католиков этот показатель равен 25%. Причем разрыв велик вне зависимости от социопрофессиональной группы: среди протестантов благородного происхождения книговладельцы составляют 75%, а среди католиков — 22%; среди правоведов — 86 и 29% соответственно, а среди медиков — 88 и 50%. В случае мелких должностных лиц контраст еще более велик: 100 и 18%; у торговцев — 85 и 33%, ремесленников — 52 и 17%, «буржуа» — 73 и 5%, а наемных и сельских работников — 25 и 9%. Протестанты не только чаще владеют книгами, но и обладают большим их количеством: у представителей свободных профессий, принадлежащих к «реформированным церквям», в среднем в три раза больше книг, чем у их коллег–католиков. То же самое относится к торговцам, ремесленникам и мелким должностным лицам. Разрыв особенно велик в случае буржуа: тут библиотеки кальвинистов в десять раз превосходят по объему собрания католиков».

О самом интимном чтении, из дневника Сэмюэла Пипса:

«Чтение «глазами» — достаточное условие для того, что–бы вокруг читателя образовалась некая зона интимности, отделяющая его от внешнего мира. Даже посреди города, среди людей, он может оставаться один на один с книгой и сосво ими мыслями. Однако есть типы чтения, которые действительно требуют большей тайны. 13 января 1668 года Пипс заходит к «своему книгопродавцу, где увидел французскую книгу, которую думал предложить жене для перевода, под названием „Урок девицам” [приписывается Мишелю Мило и Жану л’Анжу. — Р.Ш.], но, заглянув в нее, понял, что более непристойной и развратной книги мне не доводилось видеть и что она даже хуже „Странствующей потаскухи” [Аретино. — Р.Ш.]У и мне стало стыдно, что я ее читаю». Однако стыд оказывается недолговечным, поскольку 8 февраля он снова в книжной лавке и уступает искушению: «купил эту пустую, проказливую книгу „Урок девицам”; купил ее в самом простом переплете (избежав покупки в лучшем), поскольку решил, что как только прочитаю, то сожгу, чтобы она не попала в перечень моих книг и не стояла среди них, позоря их, если ее обнаружат». На следующий день Пипсу не терпится прочитать соблазнительный текст: «Встал, все утро у себя и в присутствии работал и немного читал „Урок девицам”, книгу весьма развратную, но разумному человеку, быть может, стоит раз ее прочесть, чтобы знать всю мерзость этого мира». Вечером, после дружеского обеда и выпивки, затянувшейся на полдня, Пипс снова возвращается к книге: «Когда они ушли, я пошел к себе в комнату, где прочел весь „Урок девицам”, книгу развратную, но знание которой не принесет мне вреда (but it did hazer my prick para stand all the while, and una vez to decharger [как всегда, он фиксирует физиологический эффект, используя своеобразное макароническое наречие. — Р.Ш.]); закончив, сжег, чтобы, к моему стыду, не было ее среди моих книг; затем ужинать и в постель».»

Источник

Письменность и рукописная книга

Средневековая письменность заимствовала античную систему знаков, используемую при письме во всей Римской империи, и делившуюся на каллиграфическое капитальное письмо и обычную наклонную и спонтанную письменность. В период Высокого Средневековья капитальное письмо приобретает характер торжественного унциального шрифта и используется для написания изысканных и богато украшенных книг. Этот способ письменности продержался до конца Средневековья в инициалах,[22] названиях книг и разделов. Обычный почерк постепенно становится минускульным, варьируясь с VI по XI столетия в зависимости от различных региональных традиций: существовали не только письмо меровингское, визиготское и англо-саксонское, но и письменность, свойственная некоторым крупным монастырям (в частности, люксёйская и корбийская). Карл Великий, унифицировав церковную службу и административное управление своей империи, привел к единообразию и графическое изображение букв благодаря введению унифицированного алфавита, основанного на ясном и понятном каролингском минускуле. Характер письменности не оставался неизменным, эволюционируя, он превратился в XII столетии в готический шрифт, отличавшийся разрывами между словами и округлыми начертаниями букв.

Однако развитие и расцвет школ, а потом и университетов в XII и XIII в., вызвали резкое увеличение потребности в школьных учебниках, написанных быстро и экономно, в связи с чем появилось упрощенное начертание букв и большое количество аббревиатур: родилась так называемая университетская письменность, противопоставляемая каллиграфическому почерку, характеризовавшемуся некоторой вычурностью, удлинением F и S, заострением и сцеплением концов букв. Эта тщательно выписанная графика букв предназначалась для написания текстов романов и использовалась в дорогих и украшенных миниатюрами книгах.

На протяжении всего средневекового периода основой для письма служили самые разные материалы. Как и в эпоху Античности, продолжали выбивать надписи на камнях, хотя гораздо реже и только в определенных случаях: на каменных надгробиях, на сводах замков, на гражданских и религиозных монументах. Для обычного письма предпочитали мягкие и податливые материалы: папирус, хотя онбыл не приспособлен для влажного европейского климата, и с VII в. его больше не использовали. Последний меровингский папирус датировался 672 г. Широко использовался пергамент (или пергамин), изготавливаемый из шкур молодых животных: из ягненка делали пергамент для рядовых записей, а из телячьей кожи – для дорогих и роскошно оформленных книг. Пергамент ценили за его прочность и долговечность. Калиброванные кожи складывались и переплетались в форме книги (манускрипты, картулярии, регистры). Иногда концы кож сшивались, образовывая рулоны, достигавшие десятков метров в длину. Дороговизна кожи заставляла использовать ее малейшие куски, а после мытья и чистки пергамент применяли еще не один раз. Эти рукописи называются палимпсестами, а самые древние из них можно прочесть только благодаря химической или оптической обработке. Бумага появилась лишь в конце Средневековья: первые бумажные мельницы, работавшие на хлопковых оческах и буковых или дубовых опилках, были построены в Лангедоке в XIII в. Будучи более прочной и дешевой, в XV столетии бумага окончательно вытеснила пергамент.

Аббат Ригиер пишет под диктовку Сульпиция Севера

Переписка текстов долгое время была монастырской монополией. Каждый большой монастырь был оборудован специальным помещением, называемым скрипторием и часто соединявшимся с библиотекой, где писцы занимались перепиской.

Работа была медленной и утомительной: для переписки Библии требовался целый год. Чтобы отвлечься от монотонного труда, писцы иногда вставляли на полях книги забавные иллюстрации или рисовали руку с пальцем, вытянутым в направлении той части в тексте книги, которая им казалась особенно важной. С увеличением епископских, княжеских и королевских канцелярий вырос и штат писцов, хотя еще и принадлежащих к духовному сословию, но занимающихся редактированием мирских документов (хартии, актов о дарении, ордонансов и т. д.). Начиная с XIII столетия нотариальная деятельность становится одной из важнейших в жизни общества. Первые нотариальные конторы появились сначала на юге Франции, а впоследствии распространились по всей стране, свидетельствуя о смене цивилизации устного слова на цивилизацию письменной культуры. Составляя завещания, посмертные инвентарные списки и торговые контракты, нотариусы писали быстро и наклонно, используя в текстах документов большое количество сокращений. Купцы, отправлявшиеся в дальние путешествия за товарами, регулярно вели записи в своих личных дневниках, постоянно обновляя и подытоживая отчетность, а иногда занося в них некоторые события из жизни семьи.

Аналитический информационный портал

Чем писали в средние века в европе

Чем писали в средние века в европе