Чем отличаются самодержавие и абсолютизм
Разница между самодержавием и абсолютизмом в первом приближении может показаться незначительной.
Но, на самом деле, между ними великая пропасть. Самодержавие воспринимается царем и народом, ищущим высшего духовного мира, как служебное орудие обеспечения народного блага. Абсолютизм же идеологически строится на мысли о самоценности власти, ее непогрешимости и величии.
При абсолютизме монарх не считает себя связанным, ограниченным какими-либо обязанностями, и, тем более, народным мировоззрением.
По этим причинам перенесение европейских государственных начал на российскую почву славянофилы считали политическим самоубийством для России. Константин Сергеевич Аксаков в записке императору Александру II писал: «Внешнее величие России при императорах точно блестяще, но внешнее величие тогда прочно, когда истекает из внутреннего. Нужно, чтоб источник был не засорен и не оскудевал. — Да и какой внешний блеск может вознаградить за внутреннее благо, за внутреннюю стройность? Какое внешнее непрочное величие и внешняя ненадежная сила могут сравниться с внутренним прочным величием, с внутреннею надежною силою? Внешняя сила может существовать, пока еще внутренняя, хотя и подрываемая, не исчезла. Если внутренность дерева вся истлела, то наружная кора, как бы ни была крепка и толста, не устоит, и при первом ветре дерево рухнет, ко всеобщему изумлению. Россия держится долго потому, что еще не исчезла ее внутренняя долговечная сила, постоянно ослабляемая и уничтожаемая; потому, что еще не исчезла в ней допетровская Россия. Итак, внутреннее величие — вот что должно быть первою главною целью народа и, конечно, правительства»[164].
По сути дела славянофилы в вопросе о форме государства близки к школе географического детерминизма Монтескье и Гердера, которые связывали форму государства с природно-климатическими, этническими и историческими факторами. Только при этом славянофилы первенство отдавали религиозным и историческим факторам образования государственности. В православной России единственно возможной формой правления могло быть самодержавие. Каждый народ индивидуален не только в культурном плане, но и в государственном отношении. Вследствие этого абсурдно заимствование инородных политических форм, и форма абсолютизма или республики не могла прижиться в русской духовной культуре.
Необходимо особо оговорить, что самодержавие славянофилы считали политическим идеалом исключительно для русского народа. Природа национального характера России естественным образом связывается с властью личности, духовной, нравственной, жертвующей собой во благо остального общества. Но они никогда не называли самодержавие универсальной формой государства, идеально подходящей для всех народов, как ошибочно считал Н. В. Устрялов[167].
Таким образом, русским государственным идеалом для славянофилов являлась самодержавная монархия, которая не имеет ничего общего ни с абсолютизмом, ни с империей, ни тем более с республиканским порядком. Самодержавие — это нравственный, духовный подвиг верховного, наследственного православного царя во имя блага народа, его духовной свободы, быта и недопущения зла в общественной жизни. Подвижничество царя дарует ему необъятную любовь и доверие народа, сближает его с представи-
телями духовенства. При самодержавии народ имеет свободу, самоуправление в вопросах земского дела. Когда необходимо, царь советуется с народом при помощи созыва Земского Собора.
Разница между самодержавием и абсолютизмом в первом приближении может показаться незначительной.
Но, на самом деле, между ними великая пропасть. Самодержавие воспринимается царем и народом, ищущим высшего духовного мира, как служебное орудие обеспечения народного блага. Абсолютизм же идеологически строится на мысли о самоценности власти, ее непогрешимости и величии.
Дмитрий Алексеевич Хомяков провел четкое различие между абсолютизмом и самодержавием, указав, что «Царь есть отрицание абсолютизма именно потому, что он связан пределами народного понимания и мировоззрения, которое служит той рамой, в пределах коей власть может и должна почитать себя свободной.
При абсолютизме монарх не считает себя связанным, ограниченным какими-либо обязанностями, и, тем более, народным мировоззрением. К сожалению, российские императоры зачастую воспринимали народ как невежественную толпу, которой надо помыкать. Так, император Николай I, показывая на свою императорскую грудь, говорил: «Все должно исходить только отсюда».
Наконец, самодержавие сочетается с народным самоуправлением и свободой быта и духовной жизни[162]. Абсолютизм же уничтожает самоуправление и вмешивается в общественный быт, контролируя свободу духовной жизни. Позднейший последователь славянофильства Иван Солоневич точно заметил: «В самом деле, даже по признаниям левых историков московское самодержавие все время работало для самоуправления, а когда самодержавие пало (Смутное Время), то оно было восстановлено самоуправлением.
По этим причинам перенесение европейских государственных начал на российскую почву славянофилы считали политическим самоубийством для России. Константин Сергеевич Аксаков в записке императору Александру II писал: «Внешнее величие России при императорах точно блестяще, но внешнее величие тогда прочно, когда истекает из внутреннего. Нужно, чтоб источник был не засорен и не оскудевал. — Да и какой внешний блеск может вознаградить за внутреннее благо, за внутреннюю стройность? Какое внешнее непрочное величие и внешняя ненадежная сила могут сравниться с внутренним прочным величием, с внутреннею надежною силою? Внешняя сила может существовать, пока еще внутренняя, хотя и подрываемая, не исчезла.
По сути дела славянофилы в вопросе о форме государства близки к школе географического детерминизма Монтескье и Гердера, которые связывали форму государства с природно-климатическими, этническими и историческими факторами. Только при этом славянофилы первенство отдавали религиозным и историческим факторам образования государственности. В православной России единственно возможной формой правления могло быть самодержавие. Каждый народ индивидуален не только в культурном плане, но и в государственном отношении. Вследствие этого абсурдно заимствование инородных политических форм, и форма абсолютизма или республики не могла прижиться в русской духовной культуре.
Необходимо особо оговорить, что самодержавие славянофилы считали политическим идеалом исключительно для русского народа. Природа национального характера России естественным образом связывается с властью личности, духовной, нравственной, жертвующей собой во благо остального общества. Но они никогда не называли самодержавие универсальной формой государства, идеально подходящей для всех народов, как ошибочно считал Н. В. Устрялов[167].
Таким образом, русским государственным идеалом для славянофилов являлась самодержавная монархия, которая не имеет ничего общего ни с абсолютизмом, ни с империей, ни тем более с республиканским порядком. Самодержавие — это нравственный, духовный подвиг верховного, наследственного православного царя во имя блага народа, его духовной свободы, быта и недопущения зла в общественной жизни. Подвижничество царя дарует ему необъятную любовь и доверие народа, сближает его с представи-
телями духовенства. При самодержавии народ имеет свободу, самоуправление в вопросах земского дела. Когда необходимо, царь советуется с народом при помощи созыва Земского Собора.
САМОДЕРЖАВИЕ И АБСОЛЮТИЗМ
В господствующей теперь у нас путанице понятий, касающихся некоторых основных вопросов публичного права, особенно настойчиво выступают, во-первых, категорическое утверждение, что парламентаризм есть высшая форма конституционализма, что он является «венцом конституционного строя»1, и во-вторых, полное отождествление самодержавия и абсолютизма, рассматриваемых как синонимы до такой степени, что «отождествители» считают даже излишним останавливаться на анализе словообразования русского термина самодержавие, как будто это только простой перевод на русский язык иностранного слова «абсолютизм».
Оставляя до другого раза подробную критику утверждения у нас, нашими публицистами, что парламентаризм есть высшая, то есть наиболее совершенная форма конституционализма, я ограничусь здесь указанием только на то, во-первых, что западноевропейские публицисты далеко не все являются панегиристами парламентаризма, предсказывая ему даже крушение в близком будущем благодаря его несовершенствам2, и во-вторых, что наши превозносители парламентаризма вынуждены, однако, прибегать к разным ограничительным оговоркам, к числу которых относится, например, указание на то, что парламентаризм находится-де пока в стадии становления, то есть гегелевского «werden»3.
Здесь я остановлюсь только на критике заведомо ошибочного и весьма вредного отождествления русского самодержавия с западноевропейским абсолютизмом. Такое отождествление тем более недопустимо, что, в сущности, русский термин самодержавие непереводим на иностранные языки, как, например, непереводим также на иностранные языки английский термин seifgovernment, отнюдь не тождественный с самоуправлением, на что в свое время совершенно основательно указывал Рудольф Гнейст в своем капитальном труде о государственном устройстве и внутреннем управлении в Англии. В непереводимости этих терминов нет ничего удивительного, ибо такова неизбежная участь всех вполне самобытных понятий и учреждений. Кроме того, отождествители самодержавия и абсолютизма как бы совершенно упускают из виду, что оба эти понятая эволюционировали в своем осуществлении в жизни. Признавая бесспорными самобытные, национальные черты самодержавия, не следует упускать из виду, что и абсолютизм, как форма государственного устройства, представляет также национальные черты, выработавшиеся исторически, вследствие чего, например, английский абсолютизм Стюартов, не помешавший укорениться самоуправлению в этом государстве, не был тождествен с централизационно-бюрократическим абсолютизмом Бурбонов, а французский — с германским. Равно как и исторически выработавшийся абсолютизм французских королей имел совсем другой характер, чем революционный фактический абсолютизм обоих Наполеонов. Таким же образом и русское самодержавие Царей Ивана Грозного и Алексея Михайловича и Императора Николая I, по существу своему, по принципу, лежащему в его основании, и по господствовавшим влияниям является существенно различным. Следовательно прямой обязанностью отождествителей понятий о самодержавии и абсолютизме прежде всего было бы указание на то, о каком самодержавии и о каком абсолютизме говорят они, ибо в таком только случае, быть может, в иные исторические моменты, извращенное самодержавие могло бы оказаться тождественным с подлинным абсолютизмом. А так как они этого не делают, то и к ним целиком относится тот упрек, который делает Альфред Фулье, в своей «La propriete sociale», социалистам и либерально-экономической школе, обвиняя их в абсолютности их выводов, тогда как наука и политика обязаны своим развитием истинам относительным, относительным положениям, сообразующимся с наличными условиями. Абсолютные истины или положения, говорит он, суть лишь фикции ума, делающиеся относительными, как только прилагаются к действительности. Так, например, абсолютно верно, что прямая линия составляет кратчайшее расстояние между двумя точками; но в приложении к действительности это верно лишь относительно, в зависимости от условий.
На существенное различие между самодержавием и абсолютизмом указывал уже в начале XVIII века Иван Тихонович Посошков в своей замечательной рукописи «Книга о скудости и богатстве», сравнивая абсолютную королевскую власть на Западе с самодержавной цар¬ской властью в России4, причем в заключение он говорит: «У нас самый властительный и всецельный Монарх, а не аристократ, ниже демократ». Но еще выпуклее выступает это различие, если мы сопоставим воззрение на царскую власть Посошкова с воззрением на королевскую власть его предшественника, Крижанича. Крижанич, выходец из Хорватии, был славянин, но не русский человек, и образование свое он получил на Западе. И вот он в своей записке (явканец), представленной царю Алексею Михайловичу, трактует о короле как о наивысшем администраторе, не связанном какой-либо ответственностью, причем народ в отношении к этому королю является как бы воском, из которого он может лепить все что ему угодно5. Посошков же, утверждая, что «яко Бог всем светом владеев, так и Царь в своей державе имеет власть», в то же время многократно указывает на то, что народ дан Царю Богом для попечения о благе этого народа, и относительно исполнения этой своей обязанности он повинен дать ответ пред Господом Богом. Говоря о крестьянах, он указывает, что Царю следует паче помещиков беречь крестьян, так как помещики владеют крестьянами временно, а Царю они вековые, и «крестьянское богатство — царственное, а нищета крестьянская — оскудение царственное».
Ошибочность отождествления самодержавия и абсолютизма явствует также и из словообразования, указывающего на различное происхождение, на различное содержание, на различный смысл этих двух терминов. Термин самодержавие слагается из двух слов, — само (сам) и державие (держава), причем два эти слова до такой степени неразрывно связаны между собой, с преобладанием, однако, второго слагаемого, что, по-видимому, слово сам понималось иногда в древнерусской письменности как держава, то есть власть, управление, как на это указывают архаические слова самечи, самочии, самечия, встречаемые еще в XI веке, в переводе пророческих книг Ветхого Завета сделанном Упырем Лихим: «Изыде к нему (послу Ассирийского царя, Рапсаку) Елиакым Хелкиев самечи (домостроитель царя Езекии)», «поусти (посла Езекия к пророку Исаии) Елиакима самечию» с. 36,3, 37,21. Слово само (сам) кроме общеизвестного значения означало также высшую степень чего-либо, на что мы имеем, между прочим, прямое указание в Псковской летописи, в которой, повествуя о моровом поветрии в Пскове, в половине XV века, летописец говорит, что мор начался в первых числах сентября, а «сам напор», то есть высшая степень напряжения этого морового поветрия, произошел в ноябре, в Филиппов пост. Державие (держава) означает власть, правление. «Держати землю» значит править ею, государить, уставлять наряд, охранять мирный уклад земской жизни, вследствие чего за нарушение этого мира князю уплачивалась пеня.
Отсюда, из состава слова самодержавие, ясно, что этим термином определяется высшая, неограниченная верховная власть, рядом с которой нет и не может быть никакой другой равнодержавной власти. Так понимался этот термин еще в XI веке, как это явствует, например, из «Изборника» Святослава 1073 года, в котором сказано, что разум — это «самодержец страстей», а в Церковном словаре протопресвитера Алексеева именно в этом смысле поясняется, что «самодержец страстей (это тот), который владеет страстями, а сам от них не обладаем». В таком же смысле понимается и монарх как самодержец. Волынская летопись называет монарха самодержцем и, согласно с этим, в ней Роман Галицкий «самодержец всея Руси», Миндовг— «самодержец всей земли Литовской». Казимир Польский в своей грамоте 1341 года титулует себя вечным самодержцем своего королевства. Что же касается воззрений народа на самодержавную власть Царя и Государя, то они достаточно ясно выступают в таких, например, народных изречениях, как «Бог на небе — царь на земле», «Без Бога свет не стоит— без Царя земля не правится», «Не Москва Государю указ, а Государь Москве» и т.п.
Несколько иначе и едва ли в полном согласии с укоренившимся народным воззрением понимают слово самодержавие наши лексикологи. В Академическом словаре мы находим следующее определение: «Самодержавие — власть самодержца, управление самовластное государством, Верховная Власть, самовластно, не завися ни от кого, управляющая». В Толковом словаре Даля сказано: «Самодержавие — управление монархическое полновластное, неограниченное, независимое от государственных учреждений, соборов или выбранных от земства чинов».
Наконец, и это самое главное, народное правосознание совершенно ясно и определенно поставило самодержавие в неразрывную связь с религией, и не с религией вообще, а именно исключительно только с православным христианским вероисповеданием. В «Утвержденной Грамоте» прямо указывается, что самодержавие не есть создание рук человеческих, а является даром Божиим: «Сам Бог вложил в сердца людей едину мысль и утверждение». Это народное воззрение отчасти нашло себе отражение и в ст. 4 и 63 наших Основных Законов, в которых незыблемо установлено, что «Император, Престолом Российским обладавший, не может исповедовать никакой иной веры, кроме православной» (ст. 63), и что подданным этого Императора повиноваться Ему «не только за страх, но и за совесть, Сам Бог повелевает» (ст. 4). Но еще более совершенно определенно и ясно выразилось народное и церковное воззрение на сущность и значение самодержавия в молитве, которую Государь обязательно произносит при священном обряде коронования и которая целиком включена в свод Законов Российской Империи. В примечании 2 к ст. 58 Основных Государственных Законов, в I т. Свода Законов Российской Империи сказано: «Император, пред совершением сего священного обряда, по обычаю древних Христиан¬ских Государей и Боговенчанных Его предков, произносит вслух верных Его подданных символ Православно-Кафолические веры и потом, по облачении в порфиру, по возложении на Себя короны и по восприятии скипетра и державы, призывает Царя Царствующих в установленной для сего молитве, с коленопреклонением: да наставит Его, вразумит и управит, в великом служении, яко Царя и Судию Царству Всероссийскому, да будет с Ним приседящая Божественному престолу премудрость, и да будет сердце Его в руку Божию, во еже вся устроити к пользе врученных Ему людей и к славе Божией, яко да и в день суда Его непостыдно воздаст Ему слово».
В эту молитву, коленопреклоненно и всенародно произносимую самим Государем, вошло все содержание самодержавия, каким оно должно быть и как оно исторически зародилось, выработалось и укоренилось в сознании народа. Самодержавие есть служение, и служение великое; оно заключает в себе полноту власти, «яко Царя и Судию»; оно Божественного происхождения, «да будет с Ним приседящая Божественному престолу премудрость»; оно осуществляется по воле Божией, «да наставит Его, вразумит и управит» и «да будет сердце Его в руку Божию»; оно должно служить пользе народа и славе Божией; оно ответственно пред судом Божиим.
При чем же тут западноевропейский абсолютизм, в основании которого принципиально лежали tel est Notre bon plaisir и абсолютная безответственность! Божественное же начало признавалось только в отношении к установлению власти, а не к осуществлению ее!
Захаров В. Ю. Абсолютизм и самодержавие: соотношение понятий
Аннотация: В статье рассматривается соотношение понятий «абсолютизм» и «самодержавие». Автор анализирует основные точки зрения по этой теме, существующие в историографии и обосновывает собственную позицию. Особое внимание уделяется особенностям развития российского абсолютизма второй половины XVIII в., его отличиям от классического западноевропейского абсолютизма этого периода.
Ключевые слова : абсолютизм, самодержавие, монархия, власть, деспотия.
Abstract: This article is about the correlation of terms “absolutism” and “autocracy”. The author analyses the historiography of this problem and proves own position. The main attention is paid to peculiarities of the development of the Russian absolutism in the second part of the XVIII century and its differences from classical absolutism in Western Europe during this period.
Keywords : absolutism, autocracy, monarchy, authority, despotism.
Прежде чем перейти к анализу соотношения понятий «абсолютизм» и «самодержавие» необходимо, на наш взгляд, хотя бы в общих чертах разобраться с терминологией, касающейся типологии монархий. Далее нам будут не раз встречаться такие понятия как абсолютная монархия, дуалистическая монархия, парламентская монархия, дать им четкое определение, исключающее двусмысленность в трактовке.
Монархии традиционно делятся на две большие группы: неограниченные и ограниченные. В неограниченной монархии власть монарха формально никем и ничем не ограничена. Ему принадлежит вся полнота законодательной, исполнительной и судебной власти, источником которых он и является. Именно такая монархия и называется по-другому абсолютной. В ограниченной монархии власть монарха ограничена либо определенным государственным институтом, либо специальным правовым документом — конституцией или законами, ее заменяющими.
Ограниченные монархии делятся на следующие виды:
● рабовладельческая и раннефеодальная монархия; власть монарха ограничена в них народным собранием или гвардией (дружиной);
● сословно-представительная монархия; власть монарха опирается на поддержку представителей свободных сословий и ограничивается ими;
● дуалистическая конституционная монархия; власть монарха ограничена конституцией, при этом исполнительная власть полностью остается у монарха, а законодательная осуществляется совместно монархом и парламентом. У монарха сохраняются весьма серьезные законодательные полномочия (право абсолютного вето, законодательной инициативы, роспуска парламента, но с назначением новых выборов и т. д.). Однако монарх теряет право принимать законы своей единоличной властью. Сделать это возможно лишь с санкции парламента. Сам парламент лишен возможности влиять на выбор правительственного курса, но имеет право привлекать министров к уголовной ответственности.
● парламентская (парламентарная) конституционная монархия характеризуется тем, что монарх фактически лишен реальных властных полномочий и выполняет только представительские функции. В политической системе государств с такой формой правления действует принцип: «монарх царствует, но не правит». Реальные властные полномочия принадлежат высшему представительному и законодательному органу страны — парламенту, которому подчиняется правительство, руководимое лидером парламентского большинства. Наиболее яркий пример такой формы правления — Англия с конца XVII в. (после Славной революции 1688–1689 гг.). Естественно возникает вопрос, а зачем вообще нужен монарх в государствах с подобной формой правления? Ответ видится в следующем. Во-первых, монарх воспринимается как символ государства, залог стабильности и преемственности исторических традиций. Во-вторых, в таких государствах фигура монарха играет роль третейского арбитра в возможных столкновениях ветвей государственной власти и различных общественно-политических сил. Главная его задача — сохранить баланс и равновесие внутри политической системы государства.
Применительно к истории России общепризнанной (во всяком случае, на данный момент) является точка зрения, согласно которой, монархия в России прошла следующие этапы в своем развитии.
В период существования Древнерусского государства (Киевской Руси) она была раннефеодальной (882–1132). После монгольского нашествия начинается процесс формирования сословно-представительной монархии, который завершается к середине XVI в. (созыв первого Земского собора в 1549 г.). Однако почти одновременно зарождается тенденция, ведущая к оформлению неограниченной самодержавной монархии. На протяжении примерно столетия (с сер. XVI до сер. XVII вв.) обе эти тенденции конкурируют друг с другом, верх поочередно берет то одна то другая (первая — во время реформ Избранной Рады, Смутного времени и правления Михаила Романова; вторая во время деспотического этапа правления Ивана IV (1565–1584), во время правления Бориса Годунова и Алексея Михайловича). В конечном счете, в 1660–70-х гг. в России происходит переход от сословно-представительной монархии к неограниченной, который завершается при Петре I. Новая форма правления именуется двумя терминами: абсолютизм и самодержавие.
Таким образом, возникновение абсолютных монархий рассматривалось Марксом и Энгельсом как закономерная смена политической надстройки в связи с изменениями социально-экономического базиса. Главной социальной опорой абсолютных монархий стран Западной Европы были мелкие дворяне и горожане, а политической опорой — бюрократический аппарат и армия. При этом абсолютные монархи отнюдь не слепо выполняли пожелания своей двоякой социальной опоры. Наоборот, используя противоречия между дворянством и третьим сословием, они стали искусно использовать их, стремясь ко все большему укреплению собственной власти. Тем самым возникла тенденция к относительной самостоятельности абсолютной монархии от своей социальной опоры в широком смысле (служилое дворянство и горожане).
Такая неоднозначная трактовка классиками марксизма российского самодержавия и привела к дискуссии о том, что же такое российское самодержавие — особый вид абсолютной монархии западного типа или восточная деспотия?
С позиций сегодняшнего дня видно, что дискуссия о природе российского самодержавия носила во многом схоластический характер и часто сводилась к комментированию высказываний Маркса, Энгельса и Ленина (часто весьма неоднозначных и противоречивых) по данному вопросу. К сожалению, ученые изначально были вынуждены действовать в узких рамках господствующей идеологии и поэтому обсуждение часто сводилось к тому, кто проявит большую эрудицию и находчивость в оперировании цитатами из работ классиков марксизма. Разумеется, их (классиков) мнение считалось истиной в последней инстанции.
Тем не менее, несмотря на указанные выше сложности, дискуссия в целом оказалась достаточно плодотворной. В научный оборот был введен значительный массив новых источников, определены основные подходы к выявлению социальной и политической сущности российского самодержавия, этапов его становления и развития.
И Павлова–Сильванская, и Чистозвонов, и Аврех выделяли следующие черты российского самодержавия, сближавшие его, по их мнению, с азиатской деспотией: преобладание неправовых методов управления обществом и, прежде всего, личного произвола монархов; преобладание государственной собственности на землю и общинного землепользования; неразвитость в России XVII–XVIII вв. третьего сословия, а отсюда, исключительно дворянский характер российского абсолютизма.
Итак, рассмотрев основные мнения по поводу соотношения понятий «абсолютизм» и «самодержавие», попробуем высказать собственную точку зрения.
На наш взгляд, при определении этих понятий более верным является формально-юридический подход. Согласно ему и абсолютизм, и самодержавие являются синонимами понятий «неограниченная монархия». В этом смысле российское самодержавие является разновидностью неограниченной, т. е. абсолютной монархии. Следовательно, понятие «российский абсолютизм» (самодержавие) вполне сопоставимо с такими понятиями как «французский абсолютизм», «испанский абсолютизм» и т. д.
Другое дело, что российский абсолютизм возник на иной социальной основе, чем в Западной Европе. Из-за неразвитости буржуазных отношений в России рубежа XVII–XVIII вв. (когда и произошло окончательное формирование признаков абсолютной монархии) никакого равновесия между дворянством и буржуазией не существовало. Абсолютизм в России, как и ранее централизованное государство, возник в основном под воздействием почти исключительно внешнеполитического фактора, а отсюда и опорой являлось только одно служилое сословие (дворянство). Постоянная внешняя опасность требовала сильной центральной власти и быстрого принятия решений на высшем уровне. Однако параллельно действовала и другая тенденция, ограничительная. Старая земельная аристократия (боярство), опираясь на сильные экономические позиции, естественно стремилась оказывать влияние (как минимум) на принятие политических решений, а по возможности, и участвовать в этом процессе. К тому же все еще сохранялись и продолжали действовать старые вечевые традиции (по сути, прямого народовластия), восходившие еще к времени существования Древнерусского государства и Новгородской республики, и выразившиеся в создании и деятельности Земских Соборов (1549–1653 гг.). По сути, вся вторая половина XVI в. и первая половина XVII в. прошла под знаком борьбы этих двух тенденций в политическом развитии России. Причем, долгое время исход этой борьбы был неясен, верх поочередно брала то одна тенденция, то другая. При Иване Грозном и в годы правления Бориса Годунова, казалось, победила абсолютистская тенденция, направленная на максимальную концентрацию властных прерогатив в руках монарха. Однако во время Смуты и в правление Михаила Романова (1613–1645) возобладала ограничительная тенденция, резко усилилось влияние Боярской Думы и Земских Соборов, без санкции которых тот же Михаил Романов фактически не принял ни одного закона.
Переломным моментом, приведшем к победе абсолютистской тенденции, стало, на наш взгляд, установление в России крепостного права, завершившееся в 1649 г. Мы сейчас не будем останавливаться на причинах и особенностях этого процесса (цель нашей работы все-таки другая), а остановимся на последствиях. А основное последствие заключалось в том, что после окончательного юридического оформления крепостного права, дворянство оказалось в полной зависимости от центральной власти в лице монарха, которая только одна и могла обеспечить господство дворян над крестьянами и удерживать их в повиновении. По сути, это был один из переломных моментов в истории России. Ведь крепостное право было установлено государством под прямым нажимом дворянства (особенно среднего и мелкого) ради обеспечения им минимального уровня доходов. Но в обмен дворянству пришлось отказаться от претензий на прямое участие в делах управления государством и признать себя в качестве не более чем слуг монарха. Такова оказалась плата за «оказанные услуги» со стороны монархической власти. Дворяне получили власть над крестьянами и постоянный уровень материальных доходов в обмен на отказ от притязаний на участие в государственном управлении «на равных» (или «почти на равных») с государем. Недаром, почти сразу за юридическим оформлением крепостного права (1649 г.) последовало прекращение созывов Земских Соборов (последний из них в полном составе был созван в 1653 г.).
Итак, выбор был сделан, и ради своих экономических интересов российские дворяне пожертвовали интересами политическими. Абсолютистская тенденция победила. При этом введение крепостного право привело и к еще одному последствию, а именно: из-за отсутствия нормальных условий для развития (исчез, например, рынок свободной рабочей силы) резко затормозилось формирование буржуазных отношений. Поэтому и буржуазия в России долгое время не складывалась в отдельный класс общества со своей социальной психологией, требованиями и т. д. Ей просто неоткуда было взяться. Поэтому и социальная опора у формирующейся российской абсолютной монархии, в отличие от стран Запада, могла быть только одной — дворянской. Каковой она, вполне закономерно, и стала.
Второй ярко выраженной особенностью российского абсолютизма стало его отношение к праву и закону. В соотношении правовых и неправовых средств осуществления власти в России выбор был однозначно сделан в пользу неправовых. Основным методом управления стал личный произвол монарха и его окружения. Это пошло еще со времен Ивана Грозного, и в XVII веке, когда произошел окончательный переход от сословно-представительной монархии к абсолютной, мало что изменилось.
Конечно, нельзя отрицать, что в период правления Петра I законы принимались в достаточно большом количестве и затрагивали почти все сферы управления (Генеральный регламент, регламенты коллегий, Воинский Артикул, Табель о рангах). Однако предназначались они исключительно для подданных, сам же монарх и близко не считал себя связанным законами. Практика принятия политических решений при Петре I мало чем отличалась от эпохи Ивана Грозного. Воля монарха по-прежнему рассматривалась как единственно возможный источник власти.
Но, пойдя по пути все большего использования закона в качестве главного инструмента управления государством, западноевропейская абсолютная монархия тем самым вступила на путь затяжного кризиса и в перспективе подписала себе смертный приговор. Ведь по самой своей сути абсолютизм предполагает юридически неограниченную власть монарха, а использование именно юридических средств в управлении неизбежно ведет к появлению идеи (ее, собственно, и сформулировали идеологи Просвещения) о верховенстве права и закона, а вовсе не воли монарха. Монархи, конечно, пробовали сопротивляться, иногда приспосабливаться к новым веяниям. Что из этого получилось — об этом мы поговорим в следующем параграфе. Пока же вернемся к абсолютизму в России и подведем некоторые итоги.
На наш взгляд, понятия «абсолютизм» и «самодержавие» являются тождественными, и означает особую форму правления, при которой власть монарха юридически неограниченна. Абсолютные монархии в Европе возникают в XVI–XVII вв. на стадии разложения феодальных отношений и формирования буржуазных. Исходя из этого, западноевропейские абсолютные монархи опирались на поддержку дворянства и формирующейся городской буржуазии с тенденцией к определенной самостоятельности в проведении внутренней и внешней политики.
Абсолютные монархии имели ярко выраженные региональные особенности, выражавшиеся в специфике социальной опоры, разном соотношении правовых и неправовых методов управления, степени применения прямого принуждения и личного произвола монарха, степени развитости бюрократического аппарата и т. д.
Эти две основные особенности российского абсолютизма (опора только на одно дворянство и использование в основном деспотических методов управления) оказали существеннейшее влияние на дальнейший ход исторического процесса в России и предопределили иные результаты попыток реализации на российской почве западноевропейских правовых, социальных и культурных норм и ценностей
Захаров Виталий Юрьевич — кандидат исторических наук, доцент, кафедра истории Московского государственного университет а приборостроения и информатики.
Email: vz1974_at_yandex.ru (_at_=@)
[1] См., например: Алексеев С. С. Государство и право. М., 2001; Общая теория государства и права / Под ред. В. В. Лазарева. М., 1996; Теория государства и права / Под ред. В. М. Корельского, В. Д. Перевалова. М., 1997; Комаров С. И. Общая теория государства и права. М., 2000; Никитин А. Ф. Основы права. М, 2007.
[2] Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 21. М., 1961. С. 171 –172.
[3] Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 4. М., 1955. С. 306 –308.
[4] Павлова-Сильванская М. П. К вопросу об особенностях абсолютизма в России // История СССР. 1969. №6. С. 217–234.
[6] Шапиро А. Л. Об абсолютизме в России // История СССР. 1968. №5. С. 69 –82; Давидович А. М., Покровский С. А. О классовой сущности и этапах развития русского абсолютизма // История СССР. 1969. № 1. С. 58 –78; Троицкий С. М. О некоторых спорных вопросах истории абсолютизма в России // История СССР. 1969. №3. С. 130 –149; Волков М. Я. О становлении абсолютизма в России // История СССР. 1970. №1; Павленко Н. И. К вопросу об особенностях абсолютизма в России // История СССР. 1970. №4; Сахаров А. Н. Исторические факторы образования русского абсолютизма // История СССР. 1971. №1. С. 110 –126; Титов Ю. Ю. Абсолютизм в России // Советское государство и право. 1973. №1. С. 107 –112.
[7] Ленин В. И. Полное собрание сочинений. Т. 2. С. 99; Т. 4. С. 185, 220 –222; Т. 22. С. 155.
[8] Павленко Н. И. Петр I и его время. М., 1989. С. 118; Буганов В. И. Петр Великий и его время. М., 1989. С. 59, 142.
[9] Митрофанов П. П. История Австрии с древнейших времен до 1792 г. М., 2003. С. 116.
 |
—>
| ||
