Чем опасен тлеющий конфликт
Типология тлеющих конфликтов и гражданские жертвы
24-09-2019, 07:43 | Политика / Статьи о политике | разместил: Редакция ОКО ПЛАНЕТЫ | комментариев: (0) | просмотров: (946)
Война в ее классическом понимании – как масштабное конвенциональное противостояние между армиями двух и более государств – фактически ушла в прошлое: в XXI в. 97–100% всех конфликтов составляют внутригосударственные конфликты. При этом, хотя их общее число в последние десятилетия колебалось, оно также перестало расти и даже несколько сократилось. На этом фоне можно выделить несколько разновидностей современных конфликтов.
Ныне преобладающий по численности и по распространенности в мире тип конфликтов – это локальные конфликты сравнительной низкой интенсивности, как правило, на периферии дееспособных государств*. Государства, в целом, как правило, контролируют свою основную территорию за пределами конфликтной зоны. В случаях оппозиционных конфликтов у «повстанцев» практически нет шансов победить правительственные силы военным путем: за период с 1990 г. не более 5% конфликтов завершились победой повстанческих сил.
Главная причина затяжного характера типичных современных вооруженных конфликтов – это неспособность ослабленных, слабых (ограниченно дееспособных) или вовсе развалившихся государств** справиться с ними.
Однако большинство здоровых (или ещё пока здоровых) государств в локальных конфликтах
на своей территории во всех отношениях значительно сильнее повстанцев. В целом эти государства в состоянии держать ситуацию под контролем, предотвращая расползание и эскалацию таких конфликтов. Либо успешно «задвигают» повстанцев все дальше «на периферию» как в территориально-региональном смысле, так и в плане национальной политической повестки.
Хотя «повстанцы» часто значительно слабее в военном отношении, а угрозы для центральной власти в общем невелики, цена сокрушительного, полного разгрома часто разрозненных повстанческих сил в относительно отдаленном районе страны довольно высока.
В таких условиях государство нередко делает выбор в пользу, относительно низко-затратной стратегии «сдерживания» такого локального, периферийного конфликта на минимальном уровне интенсивности, чем его полного «искоренения» любой ценой.
Несмотря на то, что в мире более широко распространены локальные, периферийные конфликты низкой интенсивности, в центре международного внимания обычно находится лишь несколько конфликтов совершенно иного типа.
Этот – крупная и интенсивная гражданская война, которая, как правило, сильно интернационализировання и ведущаяся на территории слабого, ослабленного или вовсе разваливающегося государства, иногда – более одного (сирийско-иракский конфликтный ареал).
Их мало, все они приобрели затяжной характер: наиболее яркие примеры – Ирак, Афганистан, Сирия, Сомали, Йемен.
Такие конфликты по своему охвату, интенсивности и составу участников уступают крупными «обычными войнами» второй половины XX в.
Затяжные и высоко интенсивные конфликты выходят на региональный уровень и обычно сочетаются с одной или несколькими параллельными внешними интервенциями.
Уход со сцены мировой политики классических межгосударственных войн не означает, что ничто не пришло им на смену. Эту своеобразную «нишу» заполнили участившиеся военные инвазии-интервенции государств или группы государств в ход внутренних конфликтов в других странах на стороне одного или нескольких их участников (НАТО в Косово, США и их союзников в Афганистане и Ираке, Эфиопии (а затем и коалиции африканских стран) в Сомали, западно-арабской коалиции во главе с США в Сирии, России в Сирии, Саудовской Аравии в Йемене и т. д.). Это объясняет рост числа стран в мире, вовлеченных хотя бы в один конфликт.
В 1991 г. лишь 4% внутригосударственных конфликтов включали внешнюю интервенцию, в 2000 г. – 10%, а в 2010–2015 гг. – уже 40% (в 10 раз больше, чем в 1991 г.).
Часто внешняя интервенция становится главным импульсом роста конфликтности и вела к эскалации уже шедшего внутреннего противостояния (США в Афганистане и Ираке).
Общая закономерность такова: гражданские войны с внешней интервенцией в пользу одной из противоборствующих сторон в среднем в два раза более интенсивны и смертоносны, чем конфликты без внешнего вмешательства, и длятся дольше. В отличие от XX в., в начале XXI в. военные интервенции со стороны региональных держав, могут быть не менее смертоносны, чем интервенции со стороны ведущих мировых держав.
Крупные, интенсивные и затяжные интернационализированные гражданские войны составляют малую долю всех конфликтов. Но именно они представляют наибольшую угрозу международной безопасности на региональном и глобальном уровне. На них приходится львиная доля жертв вооруженных конфликтов в мире, как и жертв терроризма и другого насилия против гражданского населения.
Насилие в зонах таких конфликтов фрагментировано (раздроблено, распылено), то есть порождается разными причинами и участниками. Фрагментация насилия может принимать разные формы, причем эти формы могут сочетаться.
Это, например, несколько конфликтов в одной и той же зоне, но по поводу разных противоречий (включая конфликты между негосударственными игроками). Возможна и ситуация, когда в одной и той же стране или конфликтной зоне несколько разных пар (диад)противоборствующих акторов (участников конфликтов) воюют по поводу одного и то же противоречия – например, контроля над государственной властью, ресурсами, требования большей автономии или независимости и т. д.
Сами современные «повстанцы» – это в основном уже не массовые партизанские армии времен антиколониальной борьбы, а сравнительно небольшие, но лучше организованные и вооруженные группировки, все чаще воюющие в городских условиях. Они постоянно конфликтуют не только с государством, но, иногда даже чаще – с соперничающими группировками, часто раскалываются или сливаются.
Но главное, они более не нуждаются в значительной поддержке со стороны местного населения для того, чтобы выжить и продолжать борьбу.
Это развязывает им руки в отношении насилия против мирных жителей.
Сами государства все более склонны полагаться в ведении вооруженной борьбы, особенно на локальном уровне, на аффилированные с ним, но относительно автономные военизированные (полувоенные) формирования лоялистского, часто праворадикального толка, и различные племенные, этноконфессиональные и иные «силы самообороны» (джанджавид в Дарфуре/Судане, шабиха в Сирии, суннитские племенные формирования или шиитский Корпус Бадра в Ираке, правонационалистические «батальоны» в конфликте на востоке Украине и т. д.).
Статистически доказано, что военное решение конфликта – путем победы одной из сторон и, соответственно, разгрома или критического ослабления другой – является самым устойчивым, т. е. реже всего ведет к возобновлению того же конфликта.
Однако именно с «победой» ныне возникают наибольшие проблемы. Если РФ победила в Сирии — то в чем победа? И почему после победы, РФ, не объявляя себя победителем или оккупантом, остается на территории Сирии?
Стабильное «мирное разрешение» конфликта – будь оно достигнуто военным путем или в результате переговоров – наиболее вероятно в отношении структурированных конфликтов со сравнительно ограниченным числом игроков. Однако на деле часто происходит противоположное — число заинтересованных игроков — например, в Сирии, Афганистане — возрастает.
Ныне военные и переговорные способы завершения конфликтов уступают иному типу их исхода – к неявному, автономному затуханию вооруженного противостояния в отсутствие какого-либо выраженного (понятного, однозначного) решения конфликта по типу «ни мира, ни войны. » Троцкого.
Конфликты, угасшие, «рассосавшиеся» сами по себе,чаще всего склонны к возобновлению.
Тлеющий конфликт. Чем опасны заявления Санду и почему нельзя разделять ОГРВ и миротворцев
Вскоре после выборов, но ещё до инаугурации новоизбранный Президент Молдовы Майя Санду сделала ряд громких заявлений по Приднестровью и российским миротворцам. Их поддержали в НАТО, где заявили, что Россия якобы нарушает «территориальную целостность Молдовы», разместив миротворцев в Приднестровье. Тем временем США назначали советника-эксперта в Министерство обороны Молдовы для «реформирования национальной армии РМ». Это как минимум странно для нейтральной страны, какой себя позиционирует Молдова. Таких совпадений уже давно не происходило, хотя к заявлениям политиков Молдовы, которые повторила Майя Санду, уже давно все привыкли. Возможно, поэтому и забыли суть вопроса. Давайте разберемся в том, что не так с заявлениями новоизбранного Президента Молдовы, и проясним ещё раз, что делают миротворцы в Приднестровье, можно ли отделять их от Оперативной группы российских войск (ОГРВ) и почему менять формат миротворческой миссии опасно.
Наблюдатели не предотвратили нападения на Бендеры
В самой Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе уже отреагировали на заявления Санду. Албанский МИД (эта страна в этом году председательствует в ОБСЕ) заявил, что никаких предложений на сей счёт не получал, и добавил, что на формирование миссии гражданских наблюдателей необходимо согласие всех 57 государств-членов. Но уже очевидно, что как минимум Россия выступит против.
И понятно почему: замена миротворцев на гражданских наблюдателей чревата тем, что последние не смогут стать препятствием для сторон конфликта, вооружённые подразделения которых снова войдут в Зону безопасности. Малейшей искры будет достаточно, чтобы тлеющий конфликт разгорелся снова. Ранее уже происходили эксцессы, и только присутствие российских миротворцев купировало инциденты.
К тому же приднестровцы прекрасно помнят, чем закончилась предыдущая гражданская миссия, куда входили и наблюдатели из Румынии и Украины. Они должны были следить за демилитаризацией Бендер, но предотвратить ввод молдавских войск в город миссия не смогла. При этом молдавские и румынские наблюдатели исчезли из Бендер незадолго до нападения вооруженных подразделений Молдовы. То есть они наверняка знали о готовящейся агрессии, но предпочли забыть о своих обязанностях наблюдателя. Других участников миссии пришлось эвакуировать уже под огнём. Можно привести пример и того, как в августе 2008 года миссия наблюдателей ОБСЕ «не заметила» концентрации грузинских войск возле югоосетинской границы.
О чем говорят соглашения
В базовом соглашении от 1992 года никаких элементов о трансформации миротворческой операции, изменений ее формата на гражданскую не существует. Миссия не может измениться или быть трансформированной до окончательного урегулирования молдо-приднестровского конфликта. Это признают и международные партнеры. Об этом говорится и в совместном заявлении президентов Молдовы, Приднестровья и России 2009 года.
К сожалению, до урегулирования ещё очень далеко. На текущий момент наблюдается стагнация в переговорном процессе. Те договоренности, которые Приднестровье и Молдова заключили в 2016-2018 годах при посредничестве международных партнеров, участников формата «5+2», Кишинёвом не соблюдаются.
При этом для всех очевидно, что конфликт на уровне общественных групп за 30 лет не погашен. Достаточно вспомнить высказывания участников войны против Приднестровья на центральной площади Кишинёва летом этого года: «Приведем сепаратистов (так они называют приднестровцев) сюда и сбросим их обезглавленные трупы на ступени парламента».
Из недавнего: провокационное и оскорбительное поведение этих же комбатантов во время выборов Президента Молдовы. Граждан РМ из Приднестровья называли людьми второго сорта, презрительно нарекали сепаратистами и нарушали их права, демонстрируя, что у приднестровцев в Молдове нет права голоса. Звучали и лозунги 30-летней давности типа «Чемодан, вокзал, Россия!». С этого, напомним, как раз начинался молдо-приднестровский конфликт.
Поэтому говорить о замене формата миротворческой миссии, которая является самой успешной за всю историю, не просто безответственно, но и бессовестно.
Многие политики Молдовы пытаются маневрировать в вопросе российских войск в Приднестровье. Они хитрят на уровне формулировок: мол, миротворцы пусть остаются, а ОГРВ надо вывести. Но здесь не всё так просто, как кажется в Кишинёве.
ОГРВ является наследницей 14 гвардейской общевойсковой армии СССР и России, расквартированной в Приднестровье ещё в середине XX века. В чём разница между ОГРВ и российским миротворческим контингентом? Сегодня её не существует. Оперативная группа российских войск выполняет две функции – это обеспечение миротворческой операции и охрана складов советских боеприпасов. Надо понимать, что миротворцы и ОГРВ – это одни и те же военнослужащие, меняющие друг друга в ходе ротации. Кстати, численность подразделений намного меньше положенного (согласно межгосударственным соглашениям) числа. Напомним, что Россия в одностороннем порядке сократила свой контингент. Заодно и ликвидировала вертолётную эскадрилью Совместных миротворческих сил.
В условиях, когда Молдова стала бойкотировать проведение учения миротворческих сил, их продолжили на полигоне ОГРВ. Здесь оборудован учебный миротворческий пост, где отрабатываются всевозможные внештатные ситуации.
Что же касается складов боеприпасов, то вывезти их в условиях вооруженного конфликта на Украине не представляется возможным. Да и Киев закрыл военный транзит через свою территорию. Более того, сама транспортировка боеприпасов с истекшим сроком хранения опасна. Есть только один вариант: ликвидировать их на месте, но это займет не один год, ведь таковых насчитывается около 11 тыс. единиц. Это то, что Россия не успела вывести в 90-х годах прошлого века. А пока именно ОГРВ должно и дальше охранять советские склады и обеспечивать безопасность и стабильность в регионе, чем и занимаются российские солдаты сегодня.
А народ спросили?
И самое главное: Приднестровье – и участник миротворческой операции, и сторона переговорного процесса по молдо-приднестровскому урегулированию. Именно граждане ПМР определяют легитимность дислокации ОГРВ в республике.
На референдуме 26 марта 1995 года более 90 % проголосовавших граждан ПМР высказались за сохранение российского военного присутствия. Народ подтвердил Закон 1992 года «О статусе войск Российской Федерации на территории ПМР». В нём чётко заявлено о том, что «пребывание войск России на территории Приднестровья – реальность, сложившаяся на протяжении столетий, и иных целей, кроме поддержания мира, не имеет».
Ниолай Сырбу, Антон Егоров
Поиск
О проекте
maxdeleske
m@zozhnik.ru
Рекламные ссылки:
Большой выбор готовых рулонных штор в интернет-магазине Порядок.ру
Ведите дневник питания и читайте Зожник в бесплатном приложении “Дневник Зожника”
Хронический «тлеющий» конфликт: как распознать и с чего начать решать
Эту простую и короткую инструкцию – что делать с застарелым конфликтом – написал для Зожника психотерапевт, научный сотрудник Института мозга человека РАН Денис Федоряка.
Хронический «тлеющий» конфликт в отношениях людей – очень грозный симптом. В первую очередь тем, что он не так ярко заметен, как острый. Может длиться годами, то затухая, то обостряясь. Выявить сразу его трудно, даже когда он повторяется из раза в раз.
И все это время люди находятся в сильном напряжении, что сказывается на их самочувствии и качестве жизни. В конечном итоге при даже незначительных кризисах отношения подвергаются огромному риску полного разрушения.
Выявить хронический конфликт в семье – непростая задача, и я постараюсь вам помочь в этом. В слайдах последовательные шаги, выполняя которые, вы придете к пониманию, есть ли серьезная угроза вашим отношениям.
⠀
Делайте это только когда, когда вы уже подозреваете, что в ваших отношениях что-то не так. Или вы заметили повторы одних и тех же проблем.
Шаг 1. Внимательно прислушайтесь к своему ощущению внутри тела
Проговаривайте про себя «Я действительно полностью доволен (-льна) своими отношениями с…». Не торопитесь, дайте себе 2-3 минуты. Обычно это ощущение рождается в глубине груди или живота, и сопровождается неясностью или тревогой. Если оно появилось – значит, проблема тлеющего конфликта есть.
Шаг 2. Соберите информацию
Постарайтесь припомнить, что именно могло вызывать ваше недовольство в отношениях. Это могут быть как бы «мелочи, недостойные внимания», но это не так. Все важно в данном случае! Как проявляется ваше недовольство в поведении – вы ссоритесь, обижаетесь, делаете вид, что все нормально? Сделайте список.
Шаг 3. Сопоставьте факты
Задайте себе вопрос, случались ли похожие проблемы и недовольства в вашей жизни с другими людьми? В чем схожесть всех этих людей? Возможно, они обладают одним-двумя качествами, которые и порождают недовольство.
Шаг 4. Попытайтесь честно ответить себе на вопрос: чем вызвано ваше недовольство?
Ответ должен быть максимально неформальным. Например, ваш партнер всегда вел себя агрессивно, но вы боитесь вступать в конфронтацию. Или: все было хорошо до того, как родился ребенок, а потом что-то «сломалось», но мы никогда не говорили об этом.
Шаг 5. Зафиксируйте результат
Признайте, что у вас есть определенные трудности в близких отношениях, которые могут быть скрыты. По возможности, набросайте черновой план действий: честно поговорить с партнером, сходить к психологу, взять паузу на обдумывание.
Автор: Денис Федоряка, психотерапевт, сотрудник Института мозга человека РАН, запись на консультации по ссылке в шапке профиля @intensiv_fedoryaki
Читайте также на Зожнике в рубрике “Психология”:
Тлеющий конфликт. Чем опасны заявления Санду и почему нельзя разделять ОГРВ и миротворцев
Тлеющий конфликт. Чем опасны заявления Санду и почему нельзя разделять ОГРВ и миротворцев
Вскоре после выборов, но ещё до инаугурации новоизбранный Президент Молдовы Майя Санду сделала ряд громких заявлений по Приднестровью и российским миротворцам. Их поддержали в НАТО, где заявили, что Россия якобы нарушает «территориальную целостность Молдовы», разместив миротворцев в Приднестровье. Тем временем США назначали советника-эксперта в Министерство обороны Молдовы для «реформирования национальной армии РМ». Это как минимум странно для нейтральной страны, какой себя позиционирует Молдова. Таких совпадений уже давно не происходило, хотя к заявлениям политиков Молдовы, которые повторила Майя Санду, уже давно все привыкли. Возможно, поэтому и забыли суть вопроса. Давайте разберемся в том, что не так с заявлениями новоизбранного Президента Молдовы, и проясним ещё раз, что делают миротворцы в Приднестровье, можно ли отделять их от Оперативной группы российских войск (ОГРВ) и почему менять формат миротворческой миссии опасно.
Наблюдатели не предотвратили нападения на Бендеры
В самой Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе уже отреагировали на заявления Санду. Албанский МИД (эта страна в этом году председательствует в ОБСЕ) заявил, что никаких предложений на сей счёт не получал, и добавил, что на формирование миссии гражданских наблюдателей необходимо согласие всех 57 государств-членов. Но уже очевидно, что как минимум Россия выступит против.
И понятно почему: замена миротворцев на гражданских наблюдателей чревата тем, что последние не смогут стать препятствием для сторон конфликта, вооружённые подразделения которых снова войдут в Зону безопасности. Малейшей искры будет достаточно, чтобы тлеющий конфликт разгорелся снова. Ранее уже происходили эксцессы, и только присутствие российских миротворцев купировало инциденты.
К тому же приднестровцы прекрасно помнят, чем закончилась предыдущая гражданская миссия, куда входили и наблюдатели из Румынии и Украины. Они должны были следить за демилитаризацией Бендер, но предотвратить ввод молдавских войск в город миссия не смогла. При этом молдавские и румынские наблюдатели исчезли из Бендер незадолго до нападения вооруженных подразделений Молдовы. То есть они наверняка знали о готовящейся агрессии, но предпочли забыть о своих обязанностях наблюдателя. Других участников миссии пришлось эвакуировать уже под огнём. Можно привести пример и того, как в августе 2008 года миссия наблюдателей ОБСЕ «не заметила» концентрации грузинских войск возле югоосетинской границы.
О чем говорят соглашения
В базовом соглашении от 1992 года никаких элементов о трансформации миротворческой операции, изменений ее формата на гражданскую не существует. Миссия не может измениться или быть трансформированной до окончательного урегулирования молдо-приднестровского конфликта. Это признают и международные партнеры. Об этом говорится и в совместном заявлении президентов Молдовы, Приднестровья и России 2009 года.
К сожалению, до урегулирования ещё очень далеко. На текущий момент наблюдается стагнация в переговорном процессе. Те договоренности, которые Приднестровье и Молдова заключили в 2016-2018 годах при посредничестве международных партнеров, участников формата «5+2», Кишинёвом не соблюдаются.
При этом для всех очевидно, что конфликт на уровне общественных групп за 30 лет не погашен. Достаточно вспомнить высказывания участников войны против Приднестровья на центральной площади Кишинёва летом этого года: «Приведем сепаратистов (так они называют приднестровцев) сюда и сбросим их обезглавленные трупы на ступени парламента».
Из недавнего: провокационное и оскорбительное поведение этих же комбатантов во время выборов Президента Молдовы. Граждан РМ из Приднестровья называли людьми второго сорта, презрительно нарекали сепаратистами и нарушали их права, демонстрируя, что у приднестровцев в Молдове нет права голоса. Звучали и лозунги 30-летней давности типа «Чемодан, вокзал, Россия!». С этого, напомним, как раз начинался молдо-приднестровский конфликт.
Поэтому говорить о замене формата миротворческой миссии, которая является самой успешной за всю историю, не просто безответственно, но и бессовестно.
Многие политики Молдовы пытаются маневрировать в вопросе российских войск в Приднестровье. Они хитрят на уровне формулировок: мол, миротворцы пусть остаются, а ОГРВ надо вывести. Но здесь не всё так просто, как кажется в Кишинёве.
ОГРВ является наследницей 14 гвардейской общевойсковой армии СССР и России, расквартированной в Приднестровье ещё в середине XX века. В чём разница между ОГРВ и российским миротворческим контингентом? Сегодня её не существует. Оперативная группа российских войск выполняет две функции – это обеспечение миротворческой операции и охрана складов советских боеприпасов. Надо понимать, что миротворцы и ОГРВ – это одни и те же военнослужащие, меняющие друг друга в ходе ротации. Кстати, численность подразделений намного меньше положенного (согласно межгосударственным соглашениям) числа. Напомним, что Россия в одностороннем порядке сократила свой контингент. Заодно и ликвидировала вертолётную эскадрилью Совместных миротворческих сил.
В условиях, когда Молдова стала бойкотировать проведение учений миротворческих сил, их продолжили на полигоне ОГРВ. Здесь оборудован учебный миротворческий пост, где отрабатываются всевозможные внештатные ситуации.
А народ спросили?
И самое главное: Приднестровье – и участник миротворческой операции, и сторона переговорного процесса по молдо-приднестровскому урегулированию. Именно граждане ПМР определяют легитимность дислокации ОГРВ в республике.
На референдуме 26 марта 1995 года более 90 % проголосовавших граждан ПМР высказались за сохранение российского военного присутствия. Народ подтвердил Закон 1992 года «О статусе войск Российской Федерации на территории ПМР». В нём чётко заявлено о том, что «пребывание войск России на территории Приднестровья – реальность, сложившаяся на протяжении столетий, и иных целей, кроме поддержания мира, не имеет».
Николай Сырбу, Антон Егоров
Блог экспертов РГГУ
Авторизуйтесь, если вы уже зарегистрированы
События на Ближнем Востоке, безусловно, способствовали тому, что украинский кризис и процесс мирного урегулирования на юго-востоке Украины перестали восприниматься как главная проблема европейской и международной безопасности, и внимание к ним в последние месяцы ослабло. Тем не менее сейчас вновь создалась довольно рискованная ситуация, когда мирный процесс явно буксует и вероятность прорыва к более осязаемым договоренностям невелика.
В последнее время довольно часто можно услышать, что Украина находится под полным контролем Запада, прежде всего Вашингтона, и ведет свою внешнеполитическую линию исходя из указаний из-за океана. Во многом это действительно так. Ни о какой самостоятельной роли Украины говорить не приходится. Однако ситуация, при всей важности американского фактора и влияния отдельных американских политиков и государственных деятелей, во многом зависит и от позиции европейских партнеров, и от внутриполитической ситуации в самой Украине. С последним фактором все равно приходится считаться. Работать западным операторам приходится с определенным кадровым ресурсом и внутриполитическим ландшафтом, который не изменится в одночасье. А ландшафт этот очень проблемный. Противоречий в отношениях между Украиной и Западом как по Минским соглашениям, так и по финансово-экономическому блоку довольно много. Киев подвергается серьезному давлению со стороны своих европейских партнеров, и проукраинская коалиция уже далеко не так монолитна, что особенно видно на примере Франции.
Сегодня значительная часть политических сил в Украине критикует власти за то, как они ведут переговоры в Минске и в рамках «нормандского формата». 300 голосов, необходимых для принятия во втором чтении изменений в Конституцию по децентрализации, на данный момент нет. Хотя председатель Верховной рады Владимир Гройсман считает, что в парламенте есть потенциальная возможность собрать эти 300 голосов, пока можно в лучшем случае говорить именно о потенциальной возможности. Однако для того, чтобы принять этот законопроект, требуется сложная работа как со стороны исполнительной власти, так и со стороны Запада, который, естественно, имеет значительные рычаги воздействия, начиная с финансового и заканчивая возможностями персонального влияния. Обеспечить необходимое голосование в условиях очень напряженной ситуации в Верховной раде, которая после 11 декабря должна принимать решение о будущем правительства (притом что противоречия имеют не только межфракционный, но и внутрифракционный характер), довольно сложно.
Летом голосование во многом состоялось под давлением со стороны Виктории Нуланд, помощника государственного секретаря США. Однако сегодня изменился общий контекст восприятия Украины на Западе, изменились и детали. Те, кто исходил из того, что положения, одобренные летом в первом чтении, действуют на переходный трехлетний период (из которого год уже прошел), сегодня осознают, что речь идет уже об их постоянстве, тем более что соответствующее заключение дала Венецианская комиссия. Также непростая ситуация сложилась с законом о выборах. Украина настаивает на проведении голосования для внутренних переселенцев, которых всего около 1,5 млн человек. Это вызывает негативную реакцию противоположной стороны. Особый статус при этом должен вступить в силу в день выборов, что означает, что восстановление государственной власти над отдельными районами произойдет через выборы, в то время как вопрос о том, в каком виде будет передаваться граница, пока не решен. То есть Украина может получить неконтролируемую де-факто территорию и легитимную власть на ней, которая будет скорее всего нелояльна Киеву. Кроме того, нет уверенности и в том, что будет одобрен вариант Украины, согласно которому все украинские партии смогут принимать участие в выборах.
В украинском обществе различия настроений также полярные. Примерно треть опрошенных, по данным Центра Разумкова, выступает за продолжение АТО, в то время как большая часть сторонников мира не выступает с позиций необходимости предоставления Донбассу самоуправления, а занимает такую позицию исходя из нежелания того, чтобы Украина брала на себя ответственность за поддержку ныне не контролируемых территорий.
Сегодня обе стороны – как Украина, так и Россия, которая поддерживает самопровозглашенные республики Донбасса, – стремятся представить друг друга в роли нарушителей соглашений. В Украине многие надеялись на то, что Россия не пойдет на уступки и не будет оказывать давление на ДНР и ЛНР по вопросу о проведении выборов, однако их перенос выбил козырь из рук Киева. При этом Россия довольно успешно подчеркивает, что не является противником Украины, примером чего служит согласие на реструктуризацию долга, даже несмотря на то что долг Украины давно превысил 60% от ВВП.
Ситуация же с блокадой Крыма тоже может быть обоюдоострой для Украины. С одной стороны, это актуализирует крымский вопрос. Украинское государство в условиях дефицита инструментария по Крыму использует два рычага. Первый – экономический, который довольно серьезен, если принять во внимание сложности с качеством управления и реализации инфраструктурных проектов в России, рост долгов регионов, общее снижение ВВП и затратную внешнюю политику, но явно недостаточен для того, чтобы в обозримой перспективе сделать Крым непосильной ношей для Москвы. Второй – крымско-татарский, который является с точки зрения имиджевой и внешнеполитической, пожалуй, даже более важным. У Украины за 25 лет постсоветской истории так и не появилось сколько-нибудь серьезного проекта в отношении Крыма. Лояльность нетатарского населения в Крыму была при украинских властях крайне низка. В этих условиях именно крымско-татарский проект в информационном, имиджевом плане способен играть на актуализацию крымской проблематики на таких полях, как соблюдение прав человека, национальных меньшинств и т.д. Безусловно, крымско-татарский фактор не сможет оказать решающее воздействие на ситуацию вокруг Крыма, но его актуализация Украиной в ближайшие месяцы и годы довольно вероятна. Однако его применение – без четкой стратегии по Крыму в целом – показывает всю ограниченность тех возможностей, которые есть у Украины в актуализации крымского вопроса. Кроме того, Киев может быть обвинен в общей эскалации; европейские партнеры вряд ли с радостью наблюдают за дальнейшим ужесточением блокады, в то время как стремление украинского президента продолжать представлять Украину в образе жертвы уже не работает в той мере, как это было ранее.
Сегодня украинский кризис, который перестал приковывать к себе прежнее внимание ввиду смены повестки дня на ближневосточную, остается важным дестабилизирующим фактором в Европе, а Минские соглашения, буквальное выполнение которых в строгом смысле вообще невозможно, скорее всего переносится в будущее, что в нынешней ситуации, вероятно, не самый плохой вариант. Это говорит о серьезной перспективе продолжения на какое-то время тлеющего конфликта и может ставить вопрос о различных формах миротворческих проектов. Все это происходит в условиях заметного разочарования Украиной на Западе ввиду слабой эффективности реформ, высокого уровня коррупции и слабой, как считают многие и на Западе, компетентности украинской политической элиты.
Александр Гущин, к.и.н., доцент, заместитель заведующего кафедрой стран постсоветского зарубежья Российского государственного гуманитарного университета.