Чем объясняется популярность хочбара в народе
Веб-проект памяти абрека Зелимхана Гушмазукаева
Хочбар Гидатлинский- предводитель «вольных обществ» Дагестана
Хочбар Гидатлинский- предводитель одного из горских «вольных обществ» Дагестана, выступившего в конце века XVII против хунзахского хана. Еще юношей Хачбар сопровождает дочь нуцала Хунзахского ханства Саадат, выданную замуж по политическим мотивам за сына властителя Прикаспийских земель.
За время длинной дороги между молодыми людьми возникают нежные чувства, что приводит к трагической развязке.
Позже, когда Хочбар становится во главе сопротивления хунзахскому ханству, не сумев победить гидатлинцев в открытом бою, хан решается идти на хитрость: пригласил ненавистного Хочбара якобы в гости, чтобы захватить. Хан и его приближенные знали о высоких моральных качествах предводителя гидатлинцев и рассчитывали на то, что он не сможет отказаться от приглашения. Конечно, хунзахский хан не мог не знать, что своими действиями он отрицает все обычаи и традиции горцев, тем не менее пошел на это.
У Хочбара же выбора особого не было. Откажись он, то хунзахцы обвинили бы его в трусости, могли бы заявить, что они хотели предложить мир, а Хочбар испугался, отказался от протянутой руки и т.д. Мать просит Хочбара отказаться от поездки, напоминая, что хунзахские ханы двуличны, могут устроить западню. Хочбар, видимо, и сам понимал это, но иного выбора для себя не видел: отказ от приглашения для него означал конец «карьеры».
Когда нукеры набросились и скрутили его, Хочбар нашел чем ответить: сперва – словом, а затем он бросился в огонь, опередив врагов и прихватив с собой двух малолетних сыновей хана.
Аварский поэт Расул Гамзатов воспел образ Хочбара в поэме «Сказание о Хочбаре, уздене из аула Гидатль, о Кази-кумухском хане, о Хунзахском нуцале и его дочери Саадат». По мотивам этой поэмы в 1987 г. на киностудии «Ленфильм снят фильм «Сказание о храбром Хочбаре». (режиссёры: Асхаб Абакаров, Михаил Ордовский)
Фильм о Хочбаре Гидатлинском
Сказание о храбром Хочбаре / Сказание о храбром Хочбаре
СССР, 1987, Драма
Студия «Ленфильм»
Режиссёр(ы): Асхаб Абакаров, Михаил Ордовский
В ролях: Константин Бутаев, Абдурашид Махсудов, Ирина Логунович
О фильме: Конец XVII века, Дагестан. Юноша Хачбар сопровождает дочь нуцала Хунзахского ханства Саадат, выданную замуж по политическим мотивам за сына властителя Прикаспийских земель. За время длинной дороги между молодыми людьми возникают нежные чувства, что приводит к трагической развязке.
Ярким памятником дагестанской народной словесности является героическая песня «Хочбар», в котором народ воспел героя, боровшегося с феодальной деспотией хунзахских ханов. Песня отражает борьбу гидатлинского общества, отказавшегося признать власть хунзахских ханов, за свою независимость. Символом этой борьбы стал народный герой Хочбар.
Само противостояние не находит непосредственного отражения в сюжете, есть только упоминание о бывших столкновениях с хунзахцами. Песня, дошедшая до нас, вероятнее всего является последней и завершает цикл из нескольких песен, о содержании которых мы можем только догадываться. Есть свидетельства в пользу такого суждения и в самом тексте песни.
«Ты, может, споешь нам, могучий Хочбар,
О песнях твоих всюду слава идет».
«Из песен моих я бы спел вам одну…»
К сожалению, ни одна песня не дошла до нашего времени, но вряд ли это были его сочинения, это все же было народное творчество, озвученное от лица могучего Хочбара.
Действительно, поступки, которые совершают герои выходят из рамок традиционной горской морали. Ставится вопрос имеет ли право горец преступить их? Все это нас отсылает к возможно главному вопросу русской литературы, поставленному Достоевским, можно ли быть убийцей и остаться нравственным человеком? Как решить этот вопрос и почему народным фольклором в качестве примера была избрана фигура храбреца Хочбара, который воплощает в себе лучшие качества горского характера? Думается, что решение этого вопроса заключено в понимании горских понятий о чести, в принятии существующих норм поведения и взаимоотношений как эталона существующего вне критики.
Традиции – вот незыблемая основа морали горца. Хочбар чтит законы гор. Он воплощение традиций. Он справедлив, мужественен, щедр. В своих действиях он руководствуется не безрассудным удальством, а мудрыми наставлениями старших. Это тоже традиция. Он спрашивает совета у своей матери – идти ли ему на свадьбу «в знатный Хунзах»? Это свидетельствует о том, что по многим вопросам он обращается за советом к матери, и что его действия одобрены старшими членами семьи. И это важно, потому что он действует почти за гранью нравственных норм: он угоняет стада богатых хунзахцев, убивает их «героев». Но мы ясно видим, что в своих действиях он руководствуется специфическими понятиями о горской чести, одобряемой гидатлинским обществом.
Хочбар, несомненно, сын погибшего героя, потому что только у героя может родиться герой.
Обращаясь за советом к матери, Хочбар выполняет традицию уважительного отношения к старшим, однако он отвергает совет матери, который уже звучит как причитание.
«Не надо, не надо, мой сын не ходи!
Коварным, как вдовы, нуцалам не верь!»
Мать немедленно дает отрицательный ответ, она предчувствует беду. Она знает, что Нуцал в своих действиях руководствуются не традицией, а расчетом и хитростью. В его приглашении она усматривает коварную уловку. Ведь у него появилась прекрасная возможность расправиться с неуловимым горцем. Чтобы убедить сына, нуцалов с вдовами. Интересное сравнение. Почему же вдовы коварны? Что подразумевает мать, делая такое сравнение? Она знает мир женщин, и она знает, что вдовы готовы на многие подлости, чтобы завлечь в свои сети мужчину. И вероятно было в быту немало случаев, когда вдовы уводили мужей у жен, ведь как гласит пословица: «за пазухой вдовы можно яйца испечь».
Что же предпринять Хочбару, должен ли он следовать совету матери или он должен идти на свадьбу? Казалось бы на лицо конфликт традиций. С одной стороны Хочбар не может не ответить на приглашение, а с другой он должен прислушиваться к мнению старших. И все-таки конфликта традиций не происходит в данном случае. Более того, своим решением ответить на приглашение он подтверждает необходимость следования традициям. Почему? Во-первых, Хочбар является личностью, который сам определяет свое поведение. Это есть необходимое условие независимости. Он имеет полное право поступать так как считает нужным. Но в своих действиях он руководствуется горским кодексом понятия чести. Он понимает, что мать сама нарушает обычай, стремясь сберечь его жизнь. Она не может перешагнуть материнское чувство и твердо сказать, что сын должен ответить на приглашение. Поэтому Хочбар отвергает ее совет. Он уже выступает от лица всего гидатлинского общества, и именно на него падет позор в случае отказа.
Что может быть хуже для храброго джигита, чем такое порицание. О таком высоком понятии чести свидетельствуют многие факты поведения горцев в быту.
«Над настоящим мужчиной никто не должен смеяться. Стать смешным значит потерять намус. Уязвлен намус, если ты на пи¬ру забылся, был не выдержан в еде и питье, и над тобой смея¬лись. Даже насмешливый иронический взгляд считается оскорбле¬нием мужского достоинства».
Хочбар соглашается, ставя обычай выше собственной безопасности. Ведь обычай гласит, даже если тебя пригласил враг – ты должен ответить на приглашение, потому что он также следует традиции. Он так же обязан на этот период оставить свою смертельную вражду и следовать обычаям.
Мать, видя решимость сына, не настаивает на своем, она также понимает, что сын следует обычаю. Она пытается теперь уберечь сына, опираясь на те же обычаи и адаты.
Она пытается смягчить хунзахцев и нуцала, оказать им большой почет и уважение. Она предлагает Хочбару взять в подарок нуцалу коня, а для хунзахцев быка, чтобы устроить для них пир. В ее советах заложена мудрость отношений. Конь это лучший подарок для мужчины, а бык для людей может склонить общественное мнение в пользу соблюдения обычаев и помешать коварным планам хана, которые она уже предвидит.
Алмазный перстень для ханши также имеет предупреждающее значение, жена имеет большое влияние на мужа и может смягчить его к своему врагу. Не забыта и дочь, для которой следует преподнести в дар «кисею».
Подобные действия говорят о сложности отношений существовавших в ту эпоху. Это не просто традиция уважения гостя к хозяину. Это жизненно необходимо ситуация примирения. Кровавые разборки рождали кровников. Семьи могли враждовать веками. В кровавых столкновениях уничтожались целые роды и тухумы.
Подарки служили знаками примирения и согласия остановить вражду.
«Коня для нуцала в подарок нашел,
С алмазами перстень для ханши нашел,
Для дочери в дар кисею завернул,
Хунзахцам в подарок он выбрал быка».
Хочбар в точности исполняет предписания матери. Он действует в русле традиции. Но здесь интересно другое, а не склоняет ли он голову перед нуцалом, преподнося такие дорогие подарки, одев свое лучшую одежду и самое «дорогое оружье»? Не хочет ли он сам примирения с «грозным Хунзахом»? Нет. Мать руководствуется одним мотивом в действиях, а сын другим. Она осторожностью, а он уважением. Для Хочбара было бы невыносимо знать, что он делает подарки, чтобы примириться и преклониться перед всесильным нуцалом. Он бы с негодованием отверг бы такое предположение. Мать же знает цену коварства и подлости. Хочбар нет. Он выступает символом незыблемой традиции, нарушить которую невозможно. Он как бы находится в центре веры в справедливость и честь. Его не терзают сомнения и это важно. Народ наделяет его правом говорить от его лица. Он прошел испытания горской честью, теперь настала очередь нуцала.
«Саламун алейкум, аварский нуцал!»
«Алейкум садам, гидатлинский Хочбар!
Ты здесь, наконец, враг аварцев лихой,
Баранов моих истребляющий волк!
А ну, долгожданный, отдай скакуна,
Я финики в корм приготовил ему.
А ну-ка, а ну-ка, кремневку отдай,
На гвоздь золотой я повешу ее!»
С почетом Хочбара ссадили с коня,
За стремя держа, помогали сойти.
Набросились сзади нукеры толпой,—
На каждом предплечье повисло по пять.
И в синие цепи сковали его,
И в тесную яму столкнули его».
Таким образом, уважение нуцала носило показной характер. Он открыто вступает против адатов и традиций. Он идет против рока, забывая, что тот, кто идет против рока от рока и погибнет, что Хочбар сейчас есть живое воплощение традиции. Для хана все затмила возможность быстрой мести. Нуцал переступает адаты и обычаи. Он, как и Максим Максимыч снимает с себя обязательства мужского слова. Но если штабс-капитан нарушает обычай куначества, то нуцал нарушает обычай гостеприимства. Он, который несет полную ответственность за приглашенного гостя, предает его смертельному суду. Смысл действий и нуцала и Максима Максимыча приводит к тому, что должен несправедливо погибнуть человек. Однако хан не хочет открыто выступать в роли судьи, он передает решение судьбы Хочбара джамаату хунзахцев, который тут же выносит решение сжечь героя, об этом не говорится в песне, это остается в подтексте, но ясно, что это решение совета старейшин было вынесено с подачи и одобрения нуцала. И здесь уже вступает воля не только хана, но и самих хунзахцев. Они также ослеплены жаждой мести и переступают традицию. Для них он «разбойник», «враг», убийца «отцов» и «сынов».
Являются ли действия старейшин оправданными? Ведь с одной стороны Хочбар вовсе не был безобидным ягненком и много вдов было в Хунзахе из-за него, многие готовы были отомстить ему за убитых отцов и сыновей.
Вряд ли можно оправдать действия хунзахцев, потому что Хочбар был захвачен не в честном бою, в результате хитрой уловки. Хунзахцы также нарушают законы гостеприимства, а ведь даже законы кровной мести говорили о том, что даже кровного врага нельзя убивать в доме, куда он был приглашен.
Одним из самых важных элементов нарушения традиции является форма выбора казни героя. Его собираются сжечь! Форма убийства совершенно не совместимая с обычаями, совершенно не традиционная для горских порядков. Чудовищная по своей мстительности. Нет ослепленным местью хунзахцам мало просто смерти, они жаждут мучительной смерти, они хотят видеть и слышать страдания своего врага. Это уже в духе действий инквизиции средневековой Европы. А ведь горцы всегда проявляли уважение даже к своим врагам и хоронили их достойно. Нет худшей доли, чем оставить убитого на растерзание хищникам или глумлению врагам. Убитого врага всегда выдавали родственникам для захоронения. Здесь же от Хочбара ничего не должно остаться. Это уже проявления высшей мести, когда ни его душа, ни его тело не должно найти приюта ни в земле, не на небе.
«На длинном хунзахском подъеме костер
Такой развели, что трещала скала.»
Скала, которая представляет довольно большой массив из камня была так раскалена от огня, что трещала. Такое сравнение свидетельствует о силе ненависти, которую вызвал Хочбар у своих врагов.
«От стара до мала собрался аул.
Когда же на площадь явился Хочбар,
Стоял впереди, усмехаясь, нуцал,
Стояли за ним все нукеры его».
Нуцал рад своей уловке, он рад, что может, наконец, то разделаться с ненавистным противником таким бескровным путем. Но этого кажется мало, теперь ему нужна моральная победа. Он чувствует себя хозяином положения, он жаждет увидеть страх и раскаяние своего врага. Однако Хочбар не высказывает страха, но в его словах звучит скрытая угроза, которую пока не слышит нуцал.
«Иди-ка, иди-ка поближе, Хочбар,
Затеем беседу, потешим народ».
«Ото, еще как я к тебе подойду!
Но только не новую речь поведу».
«Ты, может, споешь нам, могучий Хочбар,
О песнях твоих всюду слава идет».
Хан издевательски предлагает спеть песню. Он хочет посмеяться над сломленным героем. Нуцал ждет просьбы о снисхождении, перед лицом огнедышащего костра Хочбар должен сломиться и унижено выполнять его приказы. И действительно горец неожиданно соглашается спеть для него и хунзахского народа. Хочбар начинает свою игру. Для осуществления своего замысла ему необходимо развязать руки и он использует предложение нуцала для этого. Сработала тактика умного воина, но что замыслил Хочбара пока неизвестно. С учетом последующих событий становится ясно, что герой решает нарушить традиции. Он уже знает, что нарушит традицию, что его действия приведут к гибели детей. Нуцал об этом не догадывается, он полагает, что сила на его стороне, что положение пленного столь плохо, что ничто уже ему не поможет.
«Ведь он безоружен, голоден, слаб.
На что он способен — поверженный раб?»
Старики предупреждают об опрометчивости такого шага. Они призывают связать «злодея». Это перевернутое предупреждение матери Хочбара, призыв доверять опыту старшего поколения. Однако, откликаясь на просьбу молодежи, нуцал развязывает Хочбара, который выиграл первый ход в своем тайном замысле. Он использовал желание нуцала услышать его знаменитые песни в собственных целях. Он, разумеется, и не думал просить снисхождения.
«Тогда они саблю его принесли.
Сломали клинок и швырнули к ногам».
Поломанный клинок, разбитая кремневка, конь с перебитыми ногами – это символ победы над гидатлинцем. У него уже нет той силы, чтобы отомстить за свое унижение. Хочбар же отдает последнюю дань своим верным друзьям. Он обращается к оружию как к живым существам.
«Ну что же, подруга, был славен наш путь,
Немало хунзахцев ты ранила в грудь.
Он раскрывает смысл своих поступков обращаясь к коню.
«Что ж, добрый мой конь, ты свое отскакал,
Ты сорок насильников мертвых топтал.
Пощады у хана не стану просить,—
Я все, что задумал, успел совершить!»
Нарушение Хунзахом традиции становится причиной того, что Хочбар также отходит от традиций и превращается в жестокого мстителя. Однако народ на стороне Хочбара. Он оправдывает его действия. В условиях, когда была нарушена традиция, допускается нарушение традиции. В своем последнем танце герой хватает детей нуцала и прыгает вместе с ними в огонь. Он выступает орудием не мести, а справедливого возмездия.
Хочбар обладает такой силой духа, что терпит собственную боль не выскакивая из костра. Теперь огромный костер, который был разведен, обратился против нуцала. Нарушая традицию, сжигая героя, он сжег самое дорогое для себя. Рок вершит судьбу. Никто не может прыгнуть в огонь и спасти детей. Нуцал в ужасе он просит людей спасти их, но никого нет такого же сильного духом, кто был бы способен прыгнуть в пылающее пламя. Он умоляет Хочбара вернуть детей и он признается, что он является источником зла.
Забуду я все, гидатлинский Хочбар!—
Хозяином станешь владений моих.
Отныне не будет насилий и бед,
Но только верни мне очей моих свет!»
Нуцал вынужден просить милости у Хочбара, он готов отдать все свое богатство за детей, прекратить насилия и беды. Этим он признает справедливость действий Хочбара против него. Однако теперь это невозможно. Теперь Хочбар знает, что для хана не существует горских понятий чести. Он предал законы гостеприимства и сам становится жертвой собственного коварства. Это был последний бой Хочбара и он его выиграл.
Перед нами возникает моральная проблема не перешел ли Хочбар рамки дозволенного, оправдана ли была месть, выраженная таким образом, ведь дети не могут быть объектом мести по горским законам, как, например не может выступать в качестве объекта мести женщина.
Общественное мнение в лице сказителей песни, которое защищает традиции и адаты, на стороне Хочбара, оно оправдывает его действия, ведь он был обманут и имел право на месть, которая выходит за рамки традиционных отношений. Однако надо до ли с этим соглашаться? Может ли выступать ребенок в качестве жертвы?
Существует точка зрения, выраженная художником Мусуясулом в свом полотне. Здесь дается собственная интерпретация действий Хочбара. В огне стоит безобразный пузатый человек, который держит в своих руках несчастных испуганных детей. Позиция художника очевидна, он не приемлет подобный способ расплаты, он опровергает подобное решение, его гуманистические взгляды не могут простить подобного. Однако надо отметить, что здесь художник выходит из традиции, точно так же не приемлемы для любого европейца многие обычаи гор: законы кровной мести, воровства баранов, похищения невесты, уничтожения забивания камнями неверных мужей и жен.
Хочбар не отделяет детей от нуцала, он рассматривает их в единстве. Для него дети – это будущие нуцалы, будущие эксплуататоры и угнетатели народа. Эта позиция оправдывает действия Хочбара, хотя не все могут с этим согласится, но нельзя забывать, что горские обычаи оправдывают выбранную форму мести, хотя и признают ее вне рамок обычной мести. Таким образом, вопрос Хочбара это вопрос признания горских понятий о чести и достоинстве.
Северный Кавказ сквозь столетия. Наима Нефляшева
Северный Кавказ сквозь столетия. Наима Нефляшева
«Это не он Хочбар, а я». Еще о песнях на Северном Кавказе
Однако, пожалуй, самой главной песней на Северном Кавказе была и остается песня о Хочбаре. Ее пели самые знаменитые гидатлинские певцы (Хочбар – родом из вольного общества Гидатль), Расул Гамзатов посвятил ему поэму, а в 1980-ее о нем был снят художественный фильм.
Петр Карлович Услар, кавказовед и этнограф, в 19 веке перевел сказание о Хочбаре. Вот отрывок, начинающийся с разговора Хочбара со своей матерью.
«От аварского хана пришел посланный звать гидатлинского Хочбара.
«Идти ли мне, матушка, в Хунзах?»
— «Не ходи, милый мой, горечь пролитой крови не пропадает; ханы, да истребятся они, коварством изводят людей».
— «Нет, пойду я; не то презренный Нуцал подумает, что я струсил».
Погнал Хочбар быка в подарок Нуцалу, взял перстень для жены его, пришел в Хунзах.
— «Привет тебе, аварский Нуцал!»
— «И тебе привет, гидатлинский Хочбар! Пришел ты, наконец, волк, истреблявший баранов!…»
Хан издевался над своим пленником и приказал развязать Хочбара, чтобы он спел предсмертную песню. Хочбар призвал простых людей бороться против произвола ханов, а сам кинулся в огонь, прихватив с собою двух совершеннолетних сыновей Нуцал-хана
Такова была месть за неслыханное нарушение священных законов гостеприимства.
Один из жителей Гидатля, Асиятилов, не так давно написал: « В далеком детстве я часто представлял, что не Хочбар, а я мчусь по отвесным скалам, забираю награбленное у богатеев и раздаю всем беднякам, будто я сражаюсь с нукерами коварного Нуцала, без страха еду к нему, вступаю с ним в спор, а потом, схватив его сыновей, бросаюсь в огонь. »
Песня создана на основе стихотворения Александра Аммосова (1823-1866) «Элегия», впервые опубликованного 16 ноября 1858 года в военном журнале «Русский инвалид».
Стихотворение навеяно Кавказской войной 1817-1864, в которой Аммосов принимал участие под командой Константина Данзаса, секунданта Пушкина.
Стихотворение стало песней и вошло в песенники. В авторском варианте гибнет только жена Хас-Булата, в народных – и жена, и сам Хасбулат, а иногда еще и князь. Сегодня ее поют многие северокавказские певцы, и у Магомета Дзыбова – одно из лучших исполнений…
Северный Кавказ сквозь столетия. Наима Нефляшева
На кинофестивале «Кунаки» в Сухуме замечательная Индира Черджиева, кинокритик из Владикавказа, представила фильм «Сказание о храбром Хочбаре» (Ленфильм, 1986).
Индира Черджиева на фестивале получила приз за фильм «Двойной портрет».
Режиссер Асхаб Абакаров к тому времени уже сотрудничал с Тенгизом Абуладзе. Тенгиз Абуладзе – это знакомая персона грузинского, советского и даже мирового кинематографа, его последняя трилогия – «Мольба», «Древо желания», «Покаяние». На фильмах «Древо желания» и «Ожерелье для моей любимой» режиссер Абакаров сотрудничал в качестве художника с Абуладзе.
Абакаров собирал для «Хочбара» серьезную команду по крупицам, он давно, еще до начала работы, продумал актера для исполнителя главной роли и выбрал ленфильмовского актера из Владикавказа Константина Бутаева. Я как-то разговаривала с Константином Николаевичем, и он сказал, что Асхаб Абакаров – это его боль, потому что они были близкими друзьями. Когда Абакаров предложил ему роль, Бутаев смутился: «Ты мог бы найти в Дагестане исполнителя главной роли, это же этнически ближе, я могу допустить какие-то ошибки. Мне неловко, там так много хороших актеров». Асхаб Абакаров ответил: «Я вижу все, и я знаю, что я делаю. Я вижу в этой роли только тебя». Когда мы смотрим фильм, мы понимаем, насколько режиссер является творцом в истинном смысле этого слова, когда, прежде чем воплотиться в фильм, сначала приходит образ, идея того или иного художественного феномена.
Режиссер фильма погиб в последний съемочный день, они ехали со съемок и попали в страшную аварию. Фильм собирал по решению руководства Ленфильма режиссер Михаил Ордовский. Но как бы ни был собран этот фильм, мы видим, как он снят. Это бесконечное движение, это сама жизнь, это полноценное произведение искусства. Это не есть имитация жизни, а если мы и можем говорить об имитации, то только в высоком смысле этого слова.
С первого до последнего кадра фильм движется, хотя там много статичных кадров и эпизодов, но внутри кадра идет движение, которое мы называем внутрикадровое движение. Нет ощущения какой-либо остановки, здесь нет вторичности. Когда некоторые режиссеры снимают, как человек, например, ест пряник, а потом куда-то идет, а потом читает книгу и т.д., в этом есть некая вторичность после Тарковского, после Бергмана. Как говорится, «что позволено Юпитеру, не позволено быку». Есть Кончаловский, и есть все остальные. Реальное время и кинематографическое время не могут совпадать, это бывает в фильмах, посвященным научным экспериментам. Тем ценнее произведение Абакарова, что в нем нет противоречия между реальным и кинематографическим временем. Идет жизнь, не утомляя зрителей, а погружая его в сопереживание, в историческую атмосферу. Не буквально, конечно, по хронологии или по летописи.
Я один раз слышала пословицу в Осетии: «Жизнь – это долг». Это не звучит радостно, это звучит так, что жизнь надо исполнить. Древние греки знали судьбу, и они ее исполняли, как бы тяжела она ни была. Мне хочется по отношению к героям этого фильма применить это понимание судьбы. Человек выше своей жизни, выше своих чувств ставит свой долг. Это трагичный выбор, но это выбор мужчины. Неслучайно в кадре, где княжна признается Хочбару в любви, пластически разница между мужским и женским представлена в виде жеста, когда он снимает свою мокрую бурку и надевает на нее. Вы представляете, что такое бурка, да еще полностью пропитанная водой? Он пытается ее согреть, а на самом деле она валится под тяжестью этой бурки, потому что это мужской крест.